– Вы наш следователь? – спросила Лидочка у Андрея Львовича, который работал в кабинете не один – помимо его школьного, обтянутого сверху черным дерматином стола, там стояло еще два таких же. День выдался солнечным, и потому кабинет, покрашенный в казенный голубой цвет, чем-то Лидочке понравился – то ли календарем с Гавайскими островами на стене, то ли тем, что на окне стояло три горшка с цветами. В том числе и мокрый Ваня, только пышный, здоровый, не подмороженный, как у Лидочки.

– Нет, я сыщик, – сказал лейтенант Шустов.

Андрей Львович Шустов, который встретил Лидочку в коридоре случайно, возвращался от начальства, но сделал вид, что специально вышел ей навстречу. Вряд ли он был настолько глуп, что надеялся на то, что Лидочка ему поверит, но от людей, обладающих глазами столь непроницаемого черного цвета, можно ждать чего угодно.

Он не скрыл радости от встречи с Лидочкой, и это было неудивительно.

Лидочка, помимо очарования, обладала еще одним странным и полезным качеством – она могла передавать, сама не прилагая к тому старания, свое настроение иным людям. И если у нее было настроение хорошее, радостное – а Лидочка была человеком, склонным к смеху и добрым надеждам, хотя жизнь так редко дарила ей основания для надежды, – она могла создать хорошее настроение у человека и куда менее жизнерадостного, чем Андрей Львович Шустов.

Когда они вошли в кабинет, Андрей Львович кивнул на стол у двери и сказал, перехватив взгляд Лидочки:

– Цветы разводит у нас Соколовская, Инна Соколовская. Она скоро придет. Но я тоже обладаю склонностью к комнатным растениям.

«Господи, только не так красиво!» – мысленно попросила Лидочка лейтенанта.

– Вы хорошо сделали, что пришли, – сказал Андрей Львович, изящно поправляя чуть более длинные, нежели положено милиционеру, кудри. – Вы садитесь, Лидия Кирилловна, выкладывайте, что вас привело.

– А я думала, что мы с вами сотрудничаем, – ответила Лидочка. Но было приятно, что Шустов запомнил, как ее зовут.

Андрей Львович засмеялся. Ему понравилась мысль о сотрудничестве с Лидочкой.

Лидочка положила на стол пакет.

– Что это такое? – спросил Андрей Львович, не дотрагиваясь до конверта.

– Вы же просили, – сказала Лидочка и вытащила пачку фотографий.

Лейтенант стал перебирать их, потом разложил перед собой на столе.

На оконном карнизе прыгали две синички – значит, их здесь подкармливали.

Вошла узкоплечая сероглазая женщина – погоны наполовину свисали с ее плеч. Юбка была слишком длинной и широкой.

Не поздоровавшись с Лидочкой – сыщики не здороваются со свидетелями или подозреваемыми, которые проходят у их соседей по кабинету, – она подошла к окну и коротким накрашенным ногтем потрогала землю в горшках.

– Я поливал, – сказал Андрей Львович. – А ты посмотри, ты сюда посмотри! Ты такое видела?

Лидочкин Алеша постарался – содрал с нее как за выставочные работы, но отпечатки были ясные, цвет – лучше естественного, размер тринадцать на восемнадцать, бумага «Кодак». Что еще может пожелать сотрудник Скотленд-Ярда?

Сыщики отделения милиции и не мечтали.

– Это кто тебе сделал? – спросила хриплым голосом Инна Соколовская.

– Вот, Лидия Кирилловна. Она свидетелем проходит по ночной стрельбе. Это у нее на кухне сделано. В порядке любезности.

– А вы что, работаете в ателье? – строго спросила Инна Соколовская, будто намеревалась тут же обвинить Лидочку в принадлежности к преступной группе фотографов.

– Нет, – ласково ответила Лидочка, хотя Соколовская категорически ей не понравилась. – Я сотрудничаю в прессе.

Соколовская положила фотографии на стол и вытащила из бокового кармана кителя кусок бумаги, в которую были завернуты кусочки хлеба. Она открыла форточку, высунула руку в окно и высыпала крошки так, чтобы они упали на карниз под окном, – Лидочка поняла, что Соколовской хочется видеть, как благодарно птички будут клевать ее подарок.

– А я вам не поверил, – конфиденциально сообщил ей Андрей Львович. – Думал – придется обойтись без фотографий.

– Я пошла к Севостьянову, – сказала Соколовская. – Если мой будет звонить, скажешь.

– Скажу, – согласился Андрей Львович, но Соколовская и не собиралась уходить. Вместо этого она уселась за свой стол, вытащила ящик и стала не спеша в нем копаться, выкладывая на стол бумажки и делая из них стопочки.

– Гражданка Берестова, – сказал Андрей Львович и надолго замолчал. Лидочка уже догадалась, что он жаждет, чтобы его соратница покинула общий кабинет.

Если не считать настенного плаката-календаря с Гавайскими островами, и прибоем, и пачкой «Баунти» поперек пальмовой кроны, кабинет сыщиков был похож на все подобные кабинеты даже дореволюционного образца, вплоть до особенного тоскливого голубого цвета стен в человеческий рост и побелку выше головы, коричневого стального шкафа, застекленных полок с несекретными бумагами и еще одним сейфом – на низкой тумбе. Приметой времени стояли телефоны – на каждом столе по аппарату.

– Как себя чувствует… пострадавший? – спросила Лидочка.

– Состояние средней тяжести, – ответил лейтенант. – Проникающее ранение в области грудной клетки и пуля в бедре.

– Но он будет жить? – спросила Лидочка, все еще полагая себя помощницей милиционеров.

– Мы надеемся, – сказал лейтенант. Он перекладывал фотографии на столе.

– А кто он такой?

– Его фамилия Петренко. Петренко Александр. Приходилось слышать?

Соколовская неожиданно кашлянула. Предупредительно, как кашляют в фильмах о шпионах, чтобы главный герой не проговорился подосланной к нему врагами проститутке.

Лейтенант, как и положено герою, смутился и сложил фотографии в стопку, как бы подводя итог беседе.

– Спасибо, – произнес он. – Спасибо за помощь. Сегодня я занят, но завтра или, в крайнем случае, послезавтра вам придется дать мне показания. Я вам позвоню домой. Или на службу?

– Домой, – ответила Лидочка, – лучше домой. На службе могут неверно истолковать.

– Надо беречь свою репутацию, тогда истолкуют правильно, – наставительно сказала Соколовская.

– Вы меня неверно поняли, – ответила Лида. – Они удивятся, каких я нашла знакомых.

Лидочка поднялась. В конце концов, она выполнила гражданский долг. Соколовская еле кивнула ей. Лейтенант поднялся, ожидая, пока она покинет комнату.

Лидочка вышла в узкий коридор. Петренко Александр. Какая-то украинская фамилия.

Теперь можно было отправляться на рынок. Лидочка была так рада, что наконец-то отыскала Татьяну Иосифовну, что недоверие новых милицейских знакомых ее не огорчило.

По дороге с рынка – она обещала коменданту быть к часу, чтобы он занес стекло, – Лидочка побежала по магазинам. Уважаемая госпожа Флотская на даче для жертв сталинского режима ожидала от нее материальной помощи. И Лидочка должна была предоставить ей эту помощь в гигантских масштабах, потому что с Татьяной Иосифовной она связывала большие надежды.

Комендант маялся перед подъездом, правда, чтобы не терять времени даром, давал какие-то ценные указания дворнику, вяло бившему ломом по наросшим под сточными трубами глыбам льда.

Лидочке он обрадовался. Даже не стал упрекать в опоздании – мужчине, даже самому эгоистичному, неловко упрекать в опоздании женщину, которая волочит сумку чуть меньше ее самой размером.

– Я стекло достал, – сообщил он. – Пошли работать.

– Только, пожалуйста, поторопитесь, – попросила Лидочка, – мне надо за город ехать, уже скоро два часа.

– Один миг, одно мгновение, – сказал комендант.

Квартира согрелась, только на кухне было еще холодно, тянуло от незамазанного окна.

Комендант повесил шинель в коридоре, под ней оказался пиджак с такими же орденскими планками.

– Я вам так благодарна, – сказала Лидочка. – Вы меня так выручили, просто не представляете. Вы простите, что я вам даже чаю не предлагаю, я на самом деле тороплюсь. Мне за город надо, а там днем зимой электрички редко ходят.