— Довольно трудно найти что-нибудь в такой темноте, — возразил наш герой. — Но как бы то ни было, сидеть ночью на ветру в мокром платье — положение не из самых приятных, и не мешает заменить его чем-нибудь лучшим.

Они прошли сотню ярдов и стали спускаться — температура сразу заметно изменилась. Продолжая идти, они выбрались на дорогу, которая шла, по-видимому, вдоль берега, и пошли по ней, так как Джек справедливо заметил, что дорога должна куда-нибудь привести. Четверть часа спустя они снова услышали шум прибоя и увидели перед собой белые стены домов.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Джек. — Спрашивается, пустит ли нас кто-нибудь ночевать или нам лучше укрыться на ночь под какой-нибудь лодкой на берегу.

— Смотри же, Изи, — сказал Гаскойн, — на этот раз не показывай денег; то есть покажи только доллар и скажи, что это все, что у нас есть; или обещай, что заплатишь в Палермо. Если же нам не поверят, то мы должны добраться туда сами.

— Как лают эти проклятые собаки! Я думаю, что на этот раз мы устроимся благополучно, Гаскойн; во всяком случае вряд ли мы похожи на таких людей, которых стоит ограбить; притом же у нас есть пистолеты. Будь покоен, я больше не покажу золота. Теперь же устроим наши дела. Возьми пистолет и половину золота — оно у меня в правом кармане — а доллары и мелочь в левом. Возьми и из них половину. У нас хватит серебра, чтобы обойтись, пока мы окажемся в безопасном месте.

Затем Джек разделил в темноте деньги и отдал Гаскойну половину, а также один из пистолетов.

— Что же, постучаться нам? Нет, лучше пройдем по деревне и посмотрим, нет ли тут гостиницы. А вон телега, полная соломы; что если мы заберемся в нее? Ведь в ней во всяком случае будет тепло.

— Да, — отвечал Гаскойн, — и спать в ней гораздо лучше, чем в этих домишках. Я бывал раньше в Сицилии, и ты представить себе не можешь, как кусаются здешние блохи.

Наши мичманы забрались в телегу, зарылись в солому или, точнее, в маисовые листья и вскоре заснули. Так как они не спали две ночи, то нет ничего удивительного, что они заснули крепко — так крепко, что когда два часа спустя владелец телеги, крестьянин, привезший в деревню несколько бочонков вина для отправки их морем на фелуке, запряг в телегу волов и, не подозревая о своем грузе, тронулся в путь, это нисколько не возмутило их покоя, хотя дороги в Сицилии не мощеные.

Тряска и толчки не разбудили наших авантюристов, а только заставили их грезить, будто они плывут в лодке по бурному морю. Спустя два часа телега прибыла к месту назначения, крестьянин отпряг волов и увел их. Та же причина часто производит противоположные действия: внезапная остановка движения телеги возмутила покой наших мичманов; они повернулись в соломе, зевнули, расправили члены и проснулись. Гаскойн, у которого порядком болело плечо, первый пришел в себя.

— Изи, — крикнул он, усевшись в телеге и встряхивая с себя листья.

— Лево руля, — сказал Джек, еще не вполне проснувшись.

— Проснись, Изи, мы не на море. Вставай и снимайся с якоря.

Джек тоже уселся и взглянул на Гаскойна. Солома в телеге была так высоко наложена вокруг них, что они не могли ничего видеть из-за нее; они терли себе глаза, зевали и смотрели друг на друга.

— Веришь ли ты в сны? — спросил Джек Гаскойна. — Мне привиделся престранный.

— Мне тоже, — отвечал Гаскойн, — мне снилось будто телега скатилась в море и плывет по ветру в Мальту, и если принять в соображение, что она была сделана вовсе не для этой службы, то справлялась она с нею очень хорошо. А ты что видел?

— А я видел, будто мы проснулись и оказались в том самом городе, откуда отплыл сперонар, и будто его жители нашли переднюю часть сперонара в скалах, узнали ее и подобрали один из наших пистолетов. Будто они задержали нас, утверждая, что мы были выброшены на берег в этой самой лодке, и спрашивая, куда девался ее экипаж, и они схватили нас в ту самую минуту, когда я проснулся.

— Твой сон более походит на правду, чем мой, Изи, но все-таки, я думаю, что нам нечего бояться. Тем не менее нам не следует оставаться здесь; и мне кажется, что мы поступим разумно, если разорвем на себе одежду: во-первых, мы больше будем походить на нищих, и, во-вторых, можем заменить наше платье местной одеждой и таким образом путешествовать, не возбуждая подозрений. Ты знаешь, что я довольно хорошо говорю по-итальянски.

— Я готов разорвать на себе платье, если ты находишь это желательным, — сказал Джек, — да дай-ка мне твой пистолет, я хочу перезарядить их. Порох, наверное, подмок.

Снарядив пистолеты и изорвав свои костюмы, молодые люди стали в телеге и осмотрелись.

— Вот так штука! Что бы это значило, Гаскойн! Ночью мы были на берегу и среди домов, а теперь — куда к черту мы попали? Твой сон, кажется, правдивее, чем мой, потому что телега несомненно путешествовала.

— Стало быть, мы спали, как мичманы, — отвечал Гаскойн. — Наверно она не могла уйти далеко.

— Нас окружают холмы мили на две во все стороны. Наверное какой-нибудь добрый гений перенес нас внутрь страны, чтоб мы могли ускользнуть от родственников команды сперонара, — сказал Джек, глядя на Гаскойна.

Впоследствии они узнали, что сперонар отплыл из того самого порта, куда они явились ночью и где забрались в телегу. Обломки сперонара были найдены, узнаны, и жители решили, что падроне и его команда погибли в волнах, и если бы они нашли мичманов и стали бы их расспрашивать, то весьма возможно, что у них возникли бы подозрения, последствия которых для наших героев могли быть очень неприятными. Но мичманам всегда везет.

После тщательного осмотра они убедились, что находятся на открытой площадке, служившей, по-видимому, для молотьбы маиса, и что телега стоит под деревьями.

— Здесь где-нибудь должен быть дом, — сказал Гаскойн, — я думаю, что мы найдем его за этими деревьями. Пойдем, Джек, ты, наверно, тоже голоден, как и я; попытаемся найти где-нибудь завтрак.

Они прошли через рощу и на другой стороне ее увидели стену большого дома.

— Отлично, — сказал Джек, — но все-таки сначала осмотримся. Это не ферма; этот дом, наверное принадлежит какому-нибудь важному лицу. Тем лучше — в нас признают порядочных людей, несмотря на наши разорванные платья. Я думаю, что нам нужно держаться за историю поездки с целью пострелять чаек.

— Да, — отвечал Гаскойн, — я не могу придумать ничего лучше. Впрочем, англичан хорошо принимают в Сицилии; наши войска стоят в Палермо.

— Да?.. Но постой, что это? Женский крик! Да, клянусь небом! Идем, Нэд.

Они бросились к дому, вбежали в подъезд и ворвались в комнату, откуда раздавались крики. Какой-то пожилой джентльмен отбивался здесь от двух молодых людей, которых две дамы, старуха и молодая девушка, старались оттащить от него. Когда наш герой и Гаскойн ворвались в комнату, старик упал навзничь, а молодые люди, оттолкнув женщин, готовились пронзить его шпагами. Джек схватил одного из них за ворот и приставил к его виску пистолет; Гаскойн сделал то же с другим. Картина была самая драматическая. Женщины бросились к старику и помогли ему подняться; двое нападающих, захваченные врасплох, опустили шпаги и с гневом и страхом смотрели на мичманов и их пистолеты. Старик и женщины были также изумлены этой неожиданной помощью. Несколько секунд длилось молчание.

— Нэд, — сказал, наконец, Джек, — скажи этим молодцам, чтобы они бросили шпаги, иначе мы выстрелим.

Гаскойн сказал им это по-итальянски, и те повиновались. Мичманы овладели шпагами и выпустили молодых людей.

Наконец старик нарушил молчание.

— По-видимому, синьоры, провидению не угодно было, чтоб вы совершили бессмысленное и жестокое убийство. Не знаю, кто эти люди, так неожиданно явившиеся мне на помощь, но думаю, что не только я, но и вы будете благодарить их, когда одумаетесь, за то, что они избавили вас от угрызений совести. Вы можете идти, господа; вы, дон Сильвио, действительно разочаровали меня; благодарность должна бы была удержать вас от такого преступления. Вы, дон Сципио, на ложном пути; и во всяком случае вели себя неблагородно, нападая вдвоем на старика. Возьмите ваши шпаги, господа, и постарайтесь найти для них лучшее употребление. Против дальнейших покушений я приму меры.