Приведем еще несколько цитат из Тертуллиана, из которых становится ясным его мировоззрение, а равно и мировоззрение древних христиан:
«Язычники, хоть они и чужды духовных познаний, сами приписывают идолам своим действующую в этом отношении силу, хотя и ошибаются, употребляя воды, лишенные всякой силы. У них в обычае посвящать некоторые таинства посредством омовения — в таинства какой-нибудь Исиды и Митры... Действительно, в аполлоновых и элевсинских играх они погружаются в воду и заявляют, что делают это для возрождения и чтобы не получить наказания за прегрешения.».
«Вот правило или символ нашей веры. Мы исповедуем его всенародно. Мы веруем, что существует единый бог, творец мира, извлекший его из ничего словом своим, рожденным прежде всех веков. Мы веруем, что слово сие есть сын божий, многократно являвшийся патриархам под именем бога, одушевлявший пророков, спустившийся по наитию бога духа святого в утробу девы Марии, воплотившийся и рожденный ею; что слово это — господь наш Иисус Христос, проповедовавший новый закон и новое обетование царства небесного. Мы веруем, что Иисус Христос совершил много чудес, был распят, на третий день по своей смерти воскрес и вознесся на небо, где сел одесную отца своего. Что он вместо себя послал духа святого, чтобы просвещать свою церковь и руководить ею. Что в конце концов он придет с великой славой даровать своим святым жизнь вечную и неизреченное блаженства и осудить злых людей на огонь вечный, воскресив тела как наши, так и всех других людей.»
«... более многочисленные мавры, маркоманы, парфяне или другие какие народы заключены в одном месте, а не во всем мире. Мы существуем, так сказать, со вчерашнего дня, а уже наполняем все: ваши города, острова, замки, пригороды, советы, лагеря, трибы, декурии, двор, сенат, форум — вам предоставляем одни ваши храмы».
«Я хочу теперь сказать, чем, собственно, занимается секта христиан... Соединяясь узами одной и той же веры, одной и той же нравственности, мы составляем как бы одно тело. Мы собираемся, чтобы молиться богу всенародно, угождая ему, молимся об императорах, об их министрах, о всех властях, о мире, о благосостоянии всего мира, об отдалении конечного часа. Мы собираемся, чтобы читать священное писание, из которого почерпаем необходимые нам сведения и наставления сообразно с обстоятельствами... Тут-то происходят увещания и исправления, произносятся приговоры божьи.
Будучи уверены, что пребываем всегда в присутствии бога, мы совершаем как бы суд божественный, и горе тому будет даже на последнем страшном суде, кто заслужит отлучения от общих молитв, от наших собраний, от всякого священного общения с нами. Председательствуют старейшины (пресвитеры), достигающие этого сана не путем купли, но благодаря испытанным своим достоинствам. Дело божье ценой золота не продается. Если же есть у нас сокровища, то приобретаем мы их не путем торговли верой. Каждый ежемесячно или в другое время, какое пожелает, вносит известную умеренную сумму, сколько может и сколько хочет; сбор этот зависит всецело от доброй воли (жертвователей). Эта касса благочестия тратится не на пиршества или распутство, а употребляется на пропитание и погребение нищих, на поддержание неимущих сирот, на содержание служителей, изнуренных старостью, на облегчение участи несчастных, потерпевших кораблекрушение. Если окажутся христиане, сосланные на рудники, заключенные в темницы, высланные на острова за исповедуемую ими веру то они получат от нас вспомоществование.»
Но споры вокруг христианства еще долго не утихали. В конце II века развернутую критику нового учения дал философ Цельс. Он задался целью образумить заблуждающихся христиан, показав им абсурдность их учения. Критика Цельса оказалась настолько серьезной, что отец церкви Ориген в своем апологетическом труде «Против Цельса» перефразировал и процитировал практически всю книгу неизвестного автора, тем самым сохранив ее для потомков.
Цельс в своей книге использовал уже достаточно разработанную критику христианства иудеями, которые стремились доказать, что Иисус не мог быть сыном божьим, а также Мессией, о котором так много предсказывали иудейские пророки. Существовал антиевангельский (иудейский) вариант биографии Иисуса, который основывался на перетолковании христианских рассказов. Таким образом всем основным этапам биографии делалась попытка дать логическое объяснение. Например, непорочное зачатие трактовалось как прелюбодеяние, пребывание в Египте после бегства от преследований царя Ирода толковалось как приобщение к магии и колдовству, с помощью которого впоследствии Иисус воскрешал из мертвых и совершал другие чудеса.
К собственным аргументам Цельса можно отнести попытку сведения христианских догматов к абсурду, а также установление связи важнейших этических положений христиан с учениями древних философов, в первую очередь, Платона. Цельс доказывал, что сами христиане плохо осознали эту связь а поэтому не должны призывать к несоблюдению традиционных обрядов.
Цельс не был атеистом, но во всех утверждениях поклонников новой веры он пытался найти рациональное зерно. В споре о христианском откровении он утверждал, что божество невозможно познать чувством и призывал «воззрить умом». Хотя в реальном существовании Иисуса Цельс не сомневался, он представлял его как человека, которого рисует его разум. Это и не удивительно. В древности существовали культы правителей. Так в Греции почитали культ Александра Македонского и его полководцев, в Римской империи — императоров. Но при этом в восприятии большинства людей они сами оставались людьми, несмотря на их обожествление, за их здоровье приносились жертвы древним богам. Для того, чтобы подчеркнуть разницу между античным и христианским обожествлением человека, Цельс приводит в пример культ рано погибшего любимца императора Адриана Антиноя. Его почитали, но даже египтяне не стали бы равнять Антиноя с Аполлоном или Зевсом, хотя их верования казались Цельсу наиболее приемлемыми. Отсюда ясно, что при всем заимствовании христианство не было суммой заимствований из древних верований, как считали представители так называемой мифологической школы критики христианства (они отрицали историчность личности Иисуса).
Для Цельса человек был лишь частью космоса, в котором все живые существа существуют на равных условиях, а поэтому ему был чужд христианский антропоцентризм. Его фраза: «Все видимое — не для человека, но для блага целого все возникает и погибает», является типичной для античного мыслителя, который не мог представить себе существование вне общности, будь то полис, либо космос.
Воззрения христиан противоречили и эстетическим идеалам Цельса. Он утверждал, что если бы божество захотело воплотиться в человека, то выбрало бы для этого красивого и сильного представителя рода людского. В то же время согласно преданиям древних христиан Иисус был маленького роста и некрасивый. Не мог понять Цельс и обращения христианских проповедей к представителям социальных низов, которые лично у него вызывали отвращение. Не понимал он смысла утверждения христиан, что нужно спасать грешников, а не праведников. Презирал он и необразованность основной массы последователей новой религии.
Цельс противопоставлял христианству почитание древних богов, хотя для него лично это был вопрос вовсе не веры, верности традиции, так как городские культы являли собой единство гражданского коллектива. И хотя в годы жизни самого Цельса подобного единства уже не существовало, основной массе людей требовалась хотя бы его видимость, чтобы не чувствовать себя изолированными в огромной державе, которую представляла из себя Римская империя. Таким образом языческие культы, мифы и легенды служили для связи ныне живущих с поколениями предков.
Кроме этого, Цельс считал, что обязательным условием нормального существования гражданина является повседневная включенность его в освященную веками традиционную религиозную практику и в общественную жизнь. Он утверждал, что участие в государственных делах необходимо «ради пользы законов и благочестия.»