Выйдя из мастерской, Дима направился к боксу, в котором ремонтировали свои автомобили Евгений Калинов и Виктор Середа. Это были те из немногих, кто относился к Димке Грымову с сочувствием и полным пониманием. Были случаи, когда Середа заступался за парня, когда тот не мог постоять за себя.

Как-то раз Дима красил кабину «КАМАЗа». В бокс зашел Чернов и потребовал: – Дима, кидай эту художественную работу. Ты ведь слесарь, а не красильщик, так?..

– Автослесарь, – улыбнулся парень.

– Автослесарь, – ухмыльнулся Георгий. – Давай, автослесарь, иди, учись колеса снимать!

– Мне начальство дало указ кабину красить. Синявскому завтра ехать надо.

– Вот хай он и красит, раз ему ехать надо завтра! Пошли! – Чернов потянул парня за рукав. Дмитрий послушно спрыгнул со стремянки. Водила не сильно толкнул его перед собой – в сторону входной двери. – Давай, хлопчик, давай.

Тут Середа, наблюдавший за происходящим из смотровой ямы, не выдержал, вылез из ямы и, ругаясь непечатными словами, вытолкал Чернова из бокса.

Ещё был случай, когда Иванов с Боцмановым в шутку уговаривали Диму выпить стакан самогона. Только тогда жертвой буйволоподобного шофера стал Николай Бузунов. Середа, сжав кулаки, двинулся на него и закричал во всю мощь своего баса: – Ты что, стропила тощая, заступиться за пацана не можешь?!

Пока Бузун пребывал в замешательстве, Иванов растерянно улыбался. Боцманов, чтобы не казаться смешным, поставил стакан с водкой на табуретку и принялся нарезать сало. Молодой специалист же, воспользовавшись замешательством рабочих, незаметно выскользнул из помещения.

Войдя в бокс, Дима подошёл к Середе, который пил чай, сидя за деревянным столом.

– Здорова, Дима, – сказал Виктор. – Давай-ка, ступицу поможешь мне снять.

– Хорошо.

– Во молодец, хлопец, всегда “Хорошо, хорошо”, – смеясь, воскликнул Калинов, подходя Середе. – Дай-ка, Витёк, мне чефирку хлебнуть.

Калинов залпом выпил остатки крепкого чая из железной кружки и издал громкий горловой звук – что-то среднее между отрыжкой и возгласом удовлетворения.

Достав из верстака монтировку и инструменты для демонтажа ступицы, Середа подошёл к грузовику, стоящему на крайней смотровой яме. Насадив баллонный ключ на гайку полуоси, он сказал молодому слесарю: – На-ка, покрути трошки.

– Ты сам давай, боров азербайджанский! – Шутливо прикрикнул на Середу Калинов.

– Я не азербайджанский! – точно таким же тоном ответил Середа. – Я – украинец! Только мама русская…

– Да, ты хохол недобитый, – засмеялся коллега. – Сам крути!

Пока Дима откручивал гайки полуоси, Середа и Калинов оскорбляли друг друга нецензурными шутками и рассказывали смешные случаи из своей шоферской жизни. Диму это забавляло. Когда он вынул полуось, Калинов подошёл к нему и спросил, улыбаясь: – Ну вот, скажи, Дима, разве можно вот так оскорблять пожилого человека?.. А?..

– Ну, он ведь не со зла, – смеясь, ответил парень.

Так, с шутками-прибаутками, Середа, Калинов и Дима работали до конца рабочего дня. Когда Дима собрался идти переодеваться, в бокс вошёл Николай Невершицкий.

Это был еще один из тех немногих индивидов, что симпатизировали Диме. Невершок (рабочая кличка Невершицкого) был человеком сильного характера и острого ума, что было большой редкостью для контингента автоколонны. Приземистый, крупный, широкоплечий, с жесткими чертами лица и надменно-шутливой манерой общения, Невершок вызывал симпатию не только у своих коллег по работе, но и имел авторитет у начальства.

Подойдя к юному специалисту, Невершицкий душевно улыбнулся к нему, взял его тоненькую ладошку в свою мясистую лапу и, тепло сжав её, сказал: – Дима, завтра с утра будем радиатор снимать. Добро?

– Добро.

– С утра подходи к моему «мазу». Хорошо?

Парень флегматично кивнул в знак согласия и ушёл, оставив Невершка в легком замешательстве.

Зайдя в бытовку, Дима увидел Полторухина, Боцманова и Тевенева. Все трое были в состоянии сильного алкогольного опьянения. Гриша сидел на стуле возле своего шкафчика и, бормоча что-то невнятное, медленно стягивал с себя рабочий свитер. Его промасленная рабочая куртка и кожаная кепка валялись на полу. Боцман, уже переодетый в свою чистую одежду, сидел на скамейке у окна. Тевень, переодеваясь, что-то доказывал Боцманову. Тот, не обращая внимания на слова товарища, задумчиво смотрел в окно. Увидев Диму, Алексей оживился и, подойдя к нему, спросил: – Дима, сколько ты получил за март?

– Точно не помню… А что?

– А что, а что!.. Ты хоть половину из этих своих денег отработал?!

Дмитрий сделал виноватое лицо, подождал, пока озлобленный Боцман отвернется, и вышел из бытовки. Подойдя к административному зданию, он присел на скамейку. Тут же из конторы вышел Василий Кузьмич.

– Дима, чего домой не идёшь? – спросил механик, присаживаясь рядом со своим подопечным.

– Рановато ещё.

– Рановато?.. Без десяти четыре, а ты ещё даже не переоделся…

– А я думал, полчетвёртого.

– Ты думал, полчетвёртого… А что ты думал, когда на работу сюда устраивался?

– Не помню.

– Не помнишь, – усмехнулся Кузьмич. – А сейчас что думаешь? Не надоели тебе ещё эти чудики?

– Вы кого имеете в виду?

– Ну, Григория Павловича, например, – не сразу ответил Василий Кузьмич, удивляясь вопросу молодого работника. – Тебе ведь не нравится, как он ведет себя?

– Он так ведет себя, потому что уже стареет и уже порядочком устал от работы. Он как-то говорил, что уже почти два года не был в отпуске. Ему бы на недели две на море съездить… – Дмитрий поймал насмешливый взгляд механика, и, смущенно усмехнувшись, добавил: – Или хотя бы просто отдохнуть на своей даче.

– После курорта он перестанет ненавидеть начальство, начнет хорошо относиться к тебе, не будет ругаться с шоферами, да? – после недолгого раздумья спросил Кузьмич.

– Да, ведь он же на самом деле не такой, – с невинной улыбкой ответил юный слесарь.

– Значит, по-твоему, если отправить всех наших балбесов на курорт, они переменятся в лучшую сторону? – Озадаченный Василий Кузьмич заставил себя улыбнуться.

– Я думаю, им достаточно будет просто отдыха на природе… и, наверное, не обязательно две недели. Вполне может хватить одной.

– Сколько ты уже у нас, Дима?

– Где-то полгода.

– Объясни мне, пожалуйста, почему ты думаешь, что они все не такие, какими себя преподносят.

Глядя на широко раскрытые глаза паренька, механик с трудом подавил желание усмехнуться, посмотрел в сторону. Затем Кузьмич окинул изучающим взглядом всего Димку. И не холодно ему в этом… Одет парень был не по погоде. На термометре два градуса ниже нуля, зябко, ветер, а на Димке джинсы, вельветовая рубашка и потрепанная толстовка нараспашку, на ногах потертые кожаные ботинки. В такой одежде, пожалуй, было бы холодно даже поздней осенью.

Механик поежился от очередного порыва ветра и как-то странно посмотрел на своего подчиненного. Его удивило, что парень, одетый не по погоде, сидит расслабленно, будто холодный ветер обходит его стороной. Неужели он так задумался, что промозглый ветер и два градуса ниже нуля ему нипочем?.. От этой мысли Кузьмичу стало смешно. Он улыбнулся уголками губ и тут же сморщился – от очередного порыва противного ветра.

Задумчивости Дмитрий придавался где-то с минуту. Слова для ответа у него были приготовлены, но не отвечал он так долго, потому что просто вспоминал подробности одного совсем неважного события. Он вспомнил фрагмент, который служил для него самого доказательством того, что его старший коллега по работе принадлежит к числу людей с чистой совестью и светлой душой.

Как-то раз Дмитрий ездил на дачу Полторухина. Цель поездки – помочь Григорию Павловичу в разгрузке дров.

После того, как все дрова из самосвала были выгружены и уложены возле гаража, Григорий Полторухин предложил своему младшему помощнику посмотреть его дом. Перед тем, как ответить, Дмитрий скорчил гордо-снисходительную гримасу и обвел взглядом фасад дома.