«Очаровательный Билли! Дай лапу, друг мой! Давай поздороваемся!» – это прозвучал голос Мари, заставив меня успокоиться и улыбнуться.

Стало быть, пока я от избытка эмоций находился в отключке, она привела себя в порядок, спустилась и к настоящему моменту успела подружиться с Лулу и Билли. Пора было и мне спускаться вниз.

– О, привет, Ален! Я так тебе благодарна за Билли – если бы ты мне его не привез, даже не представляю, что бы я делала!

Мое появление вызвало радостную реакцию Лулу – она сидела в кресле на террасе напротив Мари, а между ними, восторженно виляя хвостом, носился Билли, пытаясь выхватить из рук девиц мячик, который они со смехом перекидывали друг другу.

Я первым делом многозначительно улыбнулся Мари, после чего кивнул Лулу, дружески ей подмигнув.

– Я рад, что ты довольна, Лулу. Признаться, я и сам люблю собак, но у меня просто нет на них времени. А тебе – в самый раз!

– Точно! – восторженно рассмеялась Лулу. – Милый Жюль почти весь день на работе, а я с ума схожу, ожидая его возвращения. Но вот теперь я буду не одна! Правда, мой дорогой Билли? Дай лапу! Смотри, Мари, он понимает по-французски! Быть может, его бабушка или дедушка из французов?

Обе красавицы весело расхохотались, а я в очередной раз залюбовался Мари. Все-таки удивительно, как меняет человека радость! Еще вчера от девушки буквально веяло тоской и печалью, так что хотелось защитить ее неведомо от чего; и вот – она смеется, и все мгновенно расцвечивается самыми радужными красками.

Мари перевела на меня взгляд своих волшебных серебристо-серых глаз, улыбнувшись особенной, нежной и чуть таинственной улыбкой.

– Представь себе, Ален: мы с Лулу давно знакомы! Вместе работали в рекламном агентстве «Мадлен». Правда, мы не были подругами, но всегда относились друг к другу с симпатией!

– Точно! – энергично кивнула Лулу, развернувшись ко мне. – Мари была одной из немногих, кто не сплетничал и не интриговал. А уж когда началась та дурацкая афера со шкатулкой Мими…

– Приветствую прекрасных дам!

Она не успела договорить – на террасе появился Старый Лис. Обаятельно всем улыбнувшись, он чмокнул Лулу в щечку, погладил Билли и вполне миролюбиво поинтересовался, как мы с Мари провели день.

– Замечательно, – улыбнулся я, в знак благодарности чуть поклонившись отцу. – Завтра, обещаю, мы, как и положено, выйдем на работу.

В ответ отец лишь многозначительно хмыкнул и, извинившись, отправился переодеваться. Мы еще немного поболтали с Лулу, дружески потрепали по загривку Билли и поднялись в мою комнату, на всякий пожарный прихватив с собой бутылочку шампанского.

Едва мы вошли в комнату, как Мари устало повалилась на мою разобранную широченную кровать под окном.

– Ты не представляешь, что я сейчас чувствую, – чуть хрипловатым от усталости голосом произнесла она, с легкой улыбкой наблюдая, как я, скинув рубаху, разливаю шампанское по бокалам.

– И что же ты сейчас чувствуешь? – протянув Мари бокал, я уселся напротив, чокнувшись с ней и отпив из своего освежающий глоток.

– Радость! – Мари в свою очередь отпила и улыбнулась мне улыбкой ангела. – И одновременно – страх.

– И чего же ты боишься?

– Ты даже не удивился, что я чего-то или кого-то боюсь?

Я лишь пожал плечами.

– Как правило, все мы чего-то или кого-то если не боимся, то опасаемся. А ты показалась мне невероятно усталой и несчастной еще вчера в самолете. Признаться, это выглядело немного странно: такая юная, красивая – и такая грустная! А вот сегодня я просто любовался тобой: ты смеялась весь день – не представляешь, как тебе к лицу радость! Так что можешь смело выкладывать мне все свои беды-печали. Не бойся, я – с тобой!

Она глубоко вздохнула.

– И выложу! Я… Я боюсь остаться одна, – словно соглашаясь сама с собой, она кивнула. – Как моя бабушка, у которой муж умер рано. Как моя мама, которая тоже почти сразу осталась одна, прячась от одиночества в полусветских тусовках, в пьянстве. Понимаешь, весь наш род по женской линии будто проклят: мужчины, исполнив свою миссию – зародив в женском чреве свое будущее дитя, – тут же оставляют этот бренный мир. И бабушка, и мама всю жизнь несли свой крест одиночества. А вот я – я боюсь! Я не хочу быть одна. Лучше смерть, чем одиночество.

Признаться, я невольно вздрогнул: помнится, кто-то сегодня уже повторял это слово – смерть… Аиша! Ну, как же, именно она остерегала меня от легкомысленных поступков. Я вздохнул и по новой разлил шампанское.

– Совершенно напрасно боишься. Мари, ты красивая девушка, утонченная, интеллигентная. Наверняка, когда ты идешь по улице, все мужчины оборачиваются тебе вслед, – тут я приподнял левую бровь. – К тому же ведь ты сама говорила мне, что у тебя есть парень…

Мари, рассеянно улыбавшаяся, при последних словах еле заметно вздрогнула, и в ней вдруг что-то неуловимо изменилось.

– Есть, – она сдержанно кивнула и посмотрела на меня серыми, в один момент словно свинцом налившимися глазами. – Замечательный парень. И у нас все было очень даже неплохо. А потом… Потом что-то началось. Что-то не наше, чужое. И вот тогда мне стало страшно. Знаешь, это так ужасно, когда вдруг становится ясно: мы совершенно чужие. И я подумала: что, если так будет каждый раз? Знакомишься с человеком, влюбляешься, ощущаешь счастье… И внезапно все уходит. Ты смотришь на человека, который только что был родным, и удивляешься: это – незнакомец, чужой и холодный.

Признаться, под конец ее монолога я слегка приуныл. В самом деле, что касается нашей истории, то все было легко, красиво и вдохновенно, с каштанами и шарманкой. И зачем Мари все испортила этим жутковатым завершением под шампанское: тоска одиночества, страх и все в том же роде!

– Знаешь, при желании можно припомнить миллион великолепных цитат про одиночество, – я приподнял свой бокал и взглянул сквозь пузырящееся золото напитка на задумчивое лицо Мари. – Все великие личности были одиночками. Дело в том, что, наверное, каждый человек по своей натуре одиночка. Штучный товар. Если я сам порой себя не понимаю, как меня может понять кто-то еще? Нужно просто жить и уметь видеть радость вокруг.

И вновь в Мари произошло неуловимое изменение – словно исчезла одна из красок в радуге. Она чуть презрительно усмехнулась:

– Ну, конечно. Только я – не великая личность, я – обычная девушка и хочу встретить не просто хорошего любовника, но сердечного друга. Понимаешь?

– Более-менее, – покачал я головой и с ободряющей улыбкой приподнял свой бокал. – Выпьем же за это!

– Выпьем!

Она махом опорожнила свой бокал и облизала мгновенно вспыхнувшие алым цветом губы.

– Все понятно, ты даже не хочешь попытаться меня понять – очень уж это неинтересно! Гораздо интереснее поваляться в постели и потом просто красиво распрощаться с самыми приятными воспоминаниями.

Как хотите, но после всей романтики дня эти слова меня покоробили, невольно заразив долей раздражения.

– Разумеется, ты бы предпочла, чтобы я распахнул тебе свои объятья: приди, дочь моя, исповедуйся, я выслушаю тебя от начала и до конца, а потом всплакнем на пару! Так, что ли? Нет уж, извини, дорогая Мари, – очевидно, ты перепутала меня с кюре.

Наверное, прозвучало все это чересчур холодно и насмешливо. Несколько секунд в комнате стояла звенящая тишина; когда я наконец осознав собственную грубость, уже готов был бухнуться перед красавицей на колени и просить прощения, Мари вдруг неожиданно рассмеялась – довольно легко и беспечно – и разлила по нашим бокалам шампанское.

– Стало быть, насколько я поняла, после всей нашей сегодняшней любви ты мне не сделаешь предложения руки и сердца. – Она даже подмигнула, дерзко улыбаясь мне, поднимая свой бокал. – Да и бог с тобой – представь себе, я еще тоже толком не нагулялась. Кроме того, вполне возможно, что мы с моим любимым все-таки помиримся, и он покается передо мной во всех своих грехах. Никто не знает, что будет завтра. А пока – будем пить за свободу!