действие. Они гораздо увлекательнее, чем рассказы других русских

реалистов, за исключением Лескова.

Писемский, как многие русские реалисты, человек скорее

мрачный, но тоже своеобразно – это не тургеневская безнадежная

покорность таинственным силам вселенной, но здоровое

мужественное отвращение к подлости большей части человечества и,

в частности, к пустоте и поверхностности русских образованных

классов. Все эти черты, вместе с несколько циническим отношением

к жизни, делают Писемского более похожим на французских

натуралистов, чем на представителей тогдашнего русского реализма.

У него много общего с Бальзаком, и он как бы предшественник Золя

и Мопассана. Но те русские черты русского реализма, которых мы не

обнаруживаем в Писемском, типичны не для русского мировоззрения

вообще, а для определенной фазы его развития – для мировоззрения

идеалистов сороковых годов. Писемский, который держался от

идеализма в стороне, в то время считался гораздо более типичным

русским, чем его более культурные современники. И это верно;

Писемский был гораздо ближе к русской жизни, в особенности к

жизни необразованных средних и низших классов, чем

«благородные» романисты. Он и Островский, еще до Лескова,

открыли ту изумительную галерею русских характеров

неблагородного происхождения, которая является одним из

величайших созданий русской литературы и все еще неведома на

Западе. Великий повествовательный дар и необычайно сильное

владение реальностью делают Писемского одним из лучших русских

романистов, и если это недостаточно реализовалось, то виной тому

(помимо моды) то, что ему, к сожалению, не хватало культуры.

Именно недостаток культуры не дал ему силы устоять перед возраст-

ными разрушениями и способствовал тому глубокому падению,

которое обнаруживается в его последних вещах. Именно недостаток

культуры виновен в том, что он такой плохой стилист, ибо языком он

владел (диалог его крестьян бесконечно превосходит все до него

бывшее), но все портило неуважение автора к отдельному слову – а

это, в конце концов, и есть альфа и омега литературного мастерства.

Вот по этим-то причинам его приходится поставить ниже Лескова.

Первый роман Писемского Боярщина (опубликованный в 1858 г.,

но написанный в 1845) уже содержит многие из его достоинств. Там

даже больше повествовательного напряжения, чем в поздних вещах,

и имеется немалый элемент мелодрамы, который в зрелых

произведениях отсутствует, но вновь появляется в драмах,

написанных в шестидесятые годы. Героиня, в отличие от будущих

героинь, идеализирована и так же беспомощна, чиста и идеальна, как

героини Зинаиды Р-вой. Сюжет тоже напоминает произведения этой

писательницы – это контраст между великодушной, страстной и

смелой женщиной и мелким мужчиной, который готов ее любить,

пока он ни за что не должен отвечать, но недостаточно мужественен,

чтобы встретить лицом к лицу трагические последствия страсти.

Провинциальное общество написано с силой и презрением, и тут

Писемский уже проявил то искусство, в котором он впоследствии

превзошел всех прочих, – умение рассказать живо и убедительно, как

растут и распространяются злословие и клевета. Здесь же появляется

первый из сильных людей из народа, крестьянин-помещик Савелий,

как говорят, – воспоминание автора об отце.

Второй его роман (напечатанный первым) – Тюфяк – свободен от

мелодраматического и идеалистического наследия Боярщины. Это

отчетливо-неприятная история. В ней нет симпатичных персонажей,

нет и злодеев. Все одинаково низки и мелки, но винить в этом

некого – разве что неискренность всех этих людей, которые хотят

казаться лучше, чем они есть. История несчастливого брака двух

равно ничтожных и жалких людей рассказана с необыкновенной

силой, и, несмотря на заурядность героев, поднята до уровня

трагедии.

После Тюфяка в печати появилась целая серия повестей, из

которых я назову чисто юмористическую и ироническую Брак по

любви (1851), где Писемский развенчивает якобы героя, мелкого

человека под романтической маской, и якобы героиню, молодую

девушку, которая ищет удовольствий и мужа и выступает под маской

Гретхен. Еще я назову Виновата ли она? (1855), где он снова с

неумолимым реализмом живописует печальную судьбу чистой

женщины в той среде, где общая норма – низость и мелочность, и где

она бессильна против клеветы и сплетен.

В те же годы Писемский написал свои чудесные Очерки из

крестьянского быта, которые ввели в литературу совершенно новое

отношение к народной жизни, прямо противоположное

сочувственному снисхождению Григоровича и Тургенева. Крестьянин

(надо помнить, что крестьяне той губернии, откуда происходит

Писемский, не землевладельцы, они зарабатывают деньги в городе,

где бывают торговцами и ремесленниками) представлен не как

бедолага, которому надо сочувствовать, потому что он человек, и

жалеть, потому что он страдает, но как сильный и сметливый

человек, по нравственной силе и по силе характера превосходящий

того, кто стоит выше его на социальной лестнице, не затронутый

пошлостью провинциального «тонкого обхождения», не отравленный

слабостью выхолощенных чувств, человек, который знает, чего хочет,

может поддаваться страстям, но может и управлять ими. Величайшее

из народных творений Писемского – драма Горькая судьбина. Но и

Очерки содержат такие шедевры по созданию характеров, по энергии

повествования и по колоритности русского языка, как Питерщик и

Плотничья артель.

ысяча душ (1858) – роман, куда Писемский вложил особенно

много. Это история Калиновича, талантливого и многообещающего

молодого человека, не лишенного благородства и безудерж но

честолюбивого. Единственное его желание – стать «кем-то», parvenir.

В литературе ему не повезло, зато ему удалось жениться на богатой

наследнице (владелице «тысячи душ»), с мощными семейными

связями, но с сомнительным прошлым. Благодаря ее семейным

связям, и особенно ее любовнику и двоюродному брату князю Ивану,

Калинович достигает важного положения в официальном мире, где

уже чувствует себя достаточно независимым, чтобы освободиться от

тех, кто помог его карьере. Он покидает жену. Назначенный

губернатором, он становится рьяным борцом за честность и

неподкупность. Он преследует по суду бесчестного и

могущественного князя Ивана, но, увлекшись борьбой против своего

врага, сам выходит за пределы законности и вынужден оставить

службу. История эта, столь же неподслащенная и безжалостная по

своему неидеализированному взгляду на человечество, как и все

истории Писемского, имеет, однако, противовес своей мрачности и

грязи – образ первой невесты, а потом любовницы Калиновича

Насти, воплощение отважной женственности, один из самых

прелестных образов русской литературы.

Взбаламученное море, окончательно поссорившее Писемского с

радикалами, не так хорошо, как Тысяча душ. Первые три части

написаны на самом высоком уровне – сильный и энергичный рассказ,

героиня – Софи Линева – один из самых интересных характеров,

нечто вроде русской Бекки Шарп, но с душой. Писемскому удалось

мастерски передать и ее глубочайшую порочность, и трогательное,

почти детское очарование. Последние три части романа гораздо

слабее. Это грубая и несправедливая сатира на молодое поколение,

обезображенная личной обидой автора.

Последовавшие романы еще ниже уровнем. Несмотря на то, что