Мустафа отвел глаза в сторону: разные шуры-муры на фронте он не признавал, даже если эти шуры-муры исходили от разведчиков — людей очень уважаемых…
— А винодел у вас, похоже, немой, — заметила Ася.
— Он не немой, он — застенчивый.
— Как зовут вашего застенчивого?
— Мустафа.
— Что ж, попробуем огненное шампанское вашего Мустафы.
Старшина опустился на колени рядом с Асей, ловко ухватил бутылку пальцами, налил мутноватой светлой жидкости в стакан. Ася приподняла стакан, навела его на свет.
— На шампанское это не похоже.
— Зато вкус, Асенька, м-м-м, — старшина сладко почмокал губами, — попробуйте!
Ася попробовала, также почмокала губами, похвалила:
— Полуторки можно заправлять вместо бензина — быстро бегать будут. — Предупредила подопечных: — Аккуратнее, девочки, обжечься можно.
— Вы из каких краев родом будете, товарищ сержант? — спросил у Аси Охворостов.
— А что, не нравлюсь?
— Наоборот, очень нравитесь.
По лицу Аси проползла прозрачная тень, глаза потемнели.
— Из-под Витебска я, родилась в райцентре…
Старшина обрадованно вскинул руки.
— Боже мой, землячка! Земелюшка! Родненькая моя! — старшина полез к Асе целоваться.
Ася решительно выставила перед собой две маленькие крепкие ладошки, останавливая старшину.
— Я ведь тоже родился под Витебском и тоже в райцентре, — Охворостов поспешно налил крепкого напитка себе. — Это дело надо отметить. Вы из кого района, Асенька?
— Из Ушачского.
— А я из Браславского. Господи, да это же совсем рядом! Озёрами из одного района можно проехать в другой на лодке. Как тесен мир, как он всё-таки тесен! — старшина чокнулся с Асей, пригласил: — Девчата, дорогие, садитесь за стол. Мужики, тоже садитесь, чего вы ведёте себя, как чужие?
Странно, а Мустафа посчитал, что такой прочный мужик, как старшина Охворостов, обязательно должен происходить из Сибири.
На фронте редко выпадают такие минуты — и думать ни о чем не надо, и врага опасаться не надо, он далеко, а вот рядом… рядом находятся такие родные существа, такие желанные, что просто дух захватывает. Старшина залпом выпил «шампанского» и у него стиснуло горло, глотку словно бы обжали чьи-то крепкие пальцы — зелье хоть и вкусное, но пить его надо понемногу, мелкими глотками, как коньяк…
Мустафа скромно пристроился на уголке плащ-палатки и в разговоре участия не принимал — слушал. Охворостов пару раз остановил на нем взгляд, подморгнул ободряюще — держи, мол, хвост пистолетом, но Мустафа не дворняжка, чтобы хвост держать пистолетом, в ответ он лишь вежливо улыбнулся…
Командир в штабе не задержался, вернулся скоро, возник над изгородкой и, не открывая дверцы, поинтересовался насмешливо:
— По какому поводу пир? В честь годовщины Парижской Коммуны или по поводу расформирования команды городошников города Бердичева?
Старшина поспешно вскочил с плащ-палатки.
— Извините, товарищ командир, что без вас начали… Мустафу в коллектив принимаем. Садитесь с нами!
Горшков, не замечая приглашения старшины, лихо откозырял девушкам:
— Старший лейтенант Горшков!
Ася сощурилась насмешливо:
— А имя у вас есть, товарищ старший лейтенант?
— Естественно. Иван Иванович.
— А просто по имени можно? — Ася потянулась томно, у неё даже кости захрустели. Связистки дружно засмеялись. — Очень хочется звать вас просто по имени: Ваня.
— А почему бы и нет, — Горшков покраснел малость, но смущению не поддался, — Иван — хорошее русское имя.
— А просто Ваней — можно?
— Можно, — старший лейтенант перемахнул через калитку, не открывая дверцы, и через мгновение уже сидел на плащ-палатке.
— Вам, товарищ командир, штрафной положен, — Охворостов наполнил стакан «шампанским», много налил, — придвинул к старшему лейтенанту. — Пра-ашу!
— Это чересчур, — сказал старший лейтенант, — перебор, как в игре в очко, — но Охворостов отрицательно мотнул головой:
— Вы же командир, товарищ старший лейтенант, на вас же народ равняется, смотрит…
Горшков залпом осушил стакан, почувствовал, как в горле у него возникло что-то твёрдое, будто туда загнали камень, выбил из себя воздух, заодно вытолкнул и «камень», покосился на Мустафу:
— Твоё, значит, производство? — как будто не знал, чьё это «шампанское» — напиток подействовал на командира. Горшков прижал к носу обшлаг рукава.
— Моё, — ответил Мустафа.
— После первой, товарищ старший лейтенант, надо сразу пить вторую. Не останавливаясь. Чтобы не посинели кончики пальцев…
— Не части, пожалуйста, старшина.
Тем не менее Охворостов вновь наполнил стакан командира, как будто боялся, что тому не достанется. Старший лейтенант всё понял, чокнулся с каждым, кто сидел на плащ-палатке.
— Первый тост положено произносить за встречу, но старшина сорвал мне его своим штрафным, поэтому выпьем, за что ещё не пили — за встречу!
— За встречу! — первой, готовно отозвалась на тост сержант Ася, голос у неё был таким, что старшина невольно свёл брови вместе — ещё немного, и он приревнует Асю к командиру. Горшков засёк это, улыбнулся.
Интрига начала закручиваться, как в театре, но закрутиться до конца не удалось. Подле изгороди возник молоденький конопатый посыльный с красневшим от бега лицом, приложил ко рту согнутую ковшиком ладонь:
— Товарищ старший лейтенант, срочно в штаб!
Горшков досадливо покрутил головой:
— Вот так всегда. Поесть не дадут… Ведь я там только что был. — Повысил голос: — Кто вызывает?
— Майор Семеновский! — Майор Семеновский был начальником штаба полка.
— Час от часу не легче, — Горшков поднялся с плащ-палатки.
Семеновский не любил, когда к нему опаздывали на вызов, глаза у майора становились такими, будто он заглядывал в винтовочное дуло.
— Простите меня, — сказал старший лейтенант связисткам, поймал сожалеющий взгляд Аси, следом — Жанны, посетовал, что не может остаться и ушёл.
— Мы вас подождём, — запоздало, уже в спину, выкрикнул Охворостов, но старший лейтенант отсекающе махнул рукой:
— Продолжайте без меня! Мустафу только не обижайте!
«Его обидишь, он сам кого угодно обидит», — подумал о себе в третьем лице Мустафа.
Майор Семеновский фигуру имел, скажем так, полноватую, если не более, отросший живот уже не мог сдерживать прочный командирский ремень, но, несмотря на оплывшую стать, был подвижен, редко сидел на месте, — а вот лицо в противовес фигуре, было худым, с всосанными внутрь щеками и остро выпирающими скулами — это было лицо худого человека. Или очень голодного. Впрочем, глаза у майора всегда поблескивали сыто — голодным он не был.
Начштаба умел и любил материться. А с другой стороны, какая война способна обходиться без мата? Без мата нет войн. Просто не бывает.
— Чего так долго идёшь? — неприязненно сузив глаза, спросил Семеновский у старшего лейтенанта. — Совсем разведчики ожирели, скоро даже мух разучатся ловить.
Горшков в виноватом движении приподнял одно плечо:
— Извините, товарищ майор!
— На первый раз извиняю, а дальше… — тут майор выдал такую четырёхэтажную тираду, что произвести её на бумаге совершенно невозможно, никакая бумага не выдержит. Выматерившись, Семеновский малость подобрел, потёр пальцами глаза.
— Скоро выступаем на позиции, Горшков, — сказал он. — Нужны свежие сведения, что за силы скоплены у немцев на нашем участке? Пехота — полк, который будет стоять перед нами, этим тоже займётся… Всё понял, Горшков?
— Так точно!
— Сведения сведениями, Горшков, но лучше будет, если возьмёте «языка». Задача ясна?
— Так точно! Но до фронта, товарищ майор, двадцать километров…
— Это не твоя забота, Горшков! Я лично, если понадобится, доставлю тебя на место, сам сяду за руль машины…
— Всё понятно, товарищ майор. Разрешите идти? — Горшков выпрямился так резко, что услышал, как в хребте у него громко хрустнул один из позвонков.
