Радостным же для меня было событие как будто совсем пустяковое, но чрезвычайно важное — обретение подушки. Я ее не имела с 1941 года — пришлось оставить в общежитии при эвакуации.
Позвонила ко мне моя невестка, Лидия Макаровна, и попросила сдать за нее экзамен по английскому языку (она училась на заочном в юридическом институте). Никаких языков она не знает, на занятия для заочников не ходила, а сдать экзамен необходимо, не переведут на следующий курс. «Что тебе стоит?» — сказала она мне. Мне ничего не стоило сдать английский, а ей как юристу, изучавшему Уголовный кодекс, ничего не стоило на своем студенческом билете сменить свою фотографию на мою и отправить меня на сессию с легендой — не посещала занятия, болела, но занималась дома. Преподаватель, потрясенная моим английским, поставила мне отлично (был перевод, пересказ и ответы на вопросы и т. д.), поражаясь, как человек, не ходивший на занятия, столь прилежен. Студенты ничуть не удивлялись (они ни разу не видели в своей группе Лиду), и я им даже помогала. Лида, когда я вернулась с отличной оценкой, была не очень довольна: «Зачем ты получила отлично? У меня все оценки средненькие по другим предметам, ну хоть бы тройку — чтобы не выделяться». Но, к сожалению, я не могла отвечать на тройку, и Лидия Макаровна, посетовав, сделала мне подарок — я получила от нее подушку, правда, неважную, почти слежавшуюся, но все-таки подушку. А как веселились мои девчонки в общежитии, увидев плоды моих трудов, — учите хорошенько языки, глядишь, и пригодится, может, еще что-нибудь, кроме подушки, заработаете.
Оно-то, конечно, хорошо, и компания дружная на Усачевке, и подушку заработала, и монастырь рядом, и в храм тайком пробираюсь, и война кончается, но как подумаю об отце, так сердце схватывает. Уже брата потеряла, а отец? Всё надеемся, надеемся с мамой, а вдруг жив? Я даже запрос письменный подала, опять на это проклятое место, на Кузнецкий, 22, что рядом с Лубянкой. Хотя это для меня проклятое, а в начале 1930-х место благодетельное. Там Политический Красный Крест во главе с женой М. Горького Екатериной Павловной Пешковой многим помогал, в том числе и Лосевым, когда их арестовали и в лагеря отправили. Но это было давно, всё равно прикрыли, и теперь ни на чье милосердие не надейтесь. Уж как я была оглушена, разобрав только «смерть» из слов равнодушных гэпэушников (помнится у Пушкина: «из равнодушных уст я слышал смерти весть»)[220], когда узнала о брате. А вдруг отец — тоже? Да, дрожь берет, когда держишь в руках повестку с вежливым приглашением явиться на Кузнецкий. Что делать? Пошла с трепетом, а оттуда, рыдая, мчалась по улицам, каким даже не помню. Смерть. Смерть. Умер. Умер, да еще какая ирония — 23 февраля (день Красной армии), да еще в сорок третьем году, уже два года минуло, а мы-то думали и ждали! Умер от воспаления легких, какая доверительная подробность, пусть помнят родственники. Лжецы проклятые! Убит он, расстрелян в подвалах Лубянки [221], мой добрый, умный, красивый отец, мой отец[222].
Меня утешили Лосевы. Только они и могли меня утешить. Почему? Почему именно они? Не потому ли, что были рядом со мной, а мама далеко, на Кавказе? Нет, совсем не поэтому. Да я и не искала утешения у мамы. Она не могла утешать и сама не искала утешения: она посылала проклятия в небеса на погубителей своего, вечно любимого ею Алибека. Лосевы утешили меня не просто сочувствием, как бывает у родственных по крови людей. Они утешили меня как близкие по духу, что сильнее всякой плоти. Утешили общей молитвой, взыскующей помощи у Господа.
А кто же все-таки эти Лосевы, Алексей Федорович и Валентина Михайловна? Об этом расскажу по возможности кратко, что удается мне с трудом, потому что их жизнь для меня не поддается никакому словесному ограничению. Она не просто собрание фактов. Она духовна. А дух не имеет ни границ, ни препятствий. И, как говорится в Евангелии, «дух дышит, где хочет» (Ин. 3: 8).
Алексей Федорович Лосев родился 23 сентября (10-го по старому стилю) 1893 года на юге России в городе Новочеркасске в Области Войска Донского. Отец, Федор Петрович (родился в 1859 году в станице Урюпинской), преподаватель математики в гимназии, был одаренным музыкантом. За блестящее руководство Войсковым певческим хором в присутствии императора Александра III и его супруги Марии Феодоровны получил бриллиантовый перстень из кабинета Его Императорского Величества (удостоверение от 9 марта 1888 года № 56), а затем и серебряную медаль в память императора Александра III. Дослужился до надворного советника. В дальнейшем стал архивариусом Донской духовной консистории. Преподавал математику в младших классах гимназии, что не мешало ему дирижировать городскими оркестрами и давать сольные скрипичные концерты, получая вместе с тем блестящие характеристики от епархиального начальства за свою безупречную работу в качестве церковного регента. Федор Петрович не зря окончил в Петербурге известную Придворную певческую капеллу, где готовили дирижеров, хормейстеров и регентов высокого класса. Семейная жизнь, однако, была не по нему. Больше всего он любил свою скрипку (играл он виртуозно), церковное пение, вино и женщин. Хотя Федор Петрович женился на милой гимназистке, Наталье Алексеевне, дочери протоиерея, настоятеля храма Михаила Архангела о. Алексея Григорьевича Полякова, и Евдокии Алексеевны Поляковой (урожденной Житеневой) — известная в Новочеркасске почтенная семья, — но вскоре оставил жену с трехмесячным сыном Алешей. Дед сам крестил внука. Крестные Алеши Лосева — о. Стефан Власов и Федосья Васильевна Кушелева, богатая домовладелица. Отец встретился с сыном незадолго до смерти (1916 год), оставив ему в наследство старинную скрипку и сундук с нотами. Скрипку, однако, украли, пересылая наследство из станицы Константиновской, и подменили ее на более простую, немецкую, которая доныне сохранилась среди вещей А. Ф. Лосева, пережив даже гибель его дома в Москве в бомбежку 1941 года.
В 1900 году, 28 апреля, скончался дед Алексея Федоровича. Мальчику исполнилось семь лет. Дом по улице Михайловской (она же Западенская), 47 (ныне Кирова, 73), по духовному завещанию своей матери, Евдокии Алексеевны, получила в наследство Наталья Алексеевна, оставшаяся вместе с маленьким сыном круглой сиротой. В 1911 году Наталья Алексеевна Лосева, жена надворного советника, продала за 4 тысячи рублей этот родительский дом, чтобы можно было послать учиться в Московский университет своего сына Алексея, окончившего в этом году гимназию. Сама же она переехала к сестре, Марфе Алексеевне, жене о. Стефана Власова, настоятеля кафедрального собора в станице Каменской, где и жила до своей кончины (видимо, в 1920 году).
Со стороны материнской, а именно со стороны бабушки, родичи А. Ф. Лосева происходили, как и его отец, из станицы Урюпинской. Это известная семья Житеневых[223]. Бабушка А. Ф. Лосева Евдокия Алексеевна Житенева родилась в 1836 году. Ее старший брат, Петр Алексеевич, — в 1833 году. Дочь Евдокии Алексеевны, Наталья, и сын Петра Алексеевича, Евдоким (род. 1868), таким образом, оказались двоюродными братом и сестрой, а Евдоким Петрович — двоюродным дядей А. Ф. Лосева. Имя этого дядюшки, который жил в Москве на Остоженке в собственном доме, был членом правления Грибановской мануфактуры, постоянно встречается в дневниках студента Лосева. Это тот самый добрый дядя Авдоша, в дочь которого Люсю, то есть свою кузину, был влюблен юный Лосев[224]. Житеневы, судя по всему, были люди почтенные, достойные, большей частью военные. Так, отец бабки Алексея Федоровича, то есть его прадед, Алексей Евдокимович Житенев, потомственный казак, имеет замечательную биографию. Хотя он родился в 1797 году, но совершенно юным уже участвовал в военных кампаниях 1812–1814 годов. Из его послужного списка известно, что он, сын есаула, в июне 1812 года в походе с Дона на запад шел под командой генерала Тормасова, брал Варшаву под начальством генерала Беннигсена, участвовал под Лейпцигом в знаменитой Битве народов 1813 года под командованием генерал-лейтенанта графа Ф. В. Ридигера, предка Патриарха всея Руси Алексия II. В боях за переправу через Рейн он был под командованием генерала Витгенштейна. Через Страсбург дошел до Парижа. За участие во взятии Парижа был награжден орденом Святого Георгия (№ 27 850) и удостоен потомственного дворянства, а за кампании 1812–1814 годов получил памятную серебряную медаль. Алексей Житенев воевал и в 20-е годы XIX века. Он участник Русско-турецкой войны 1822–1829 годов. За турецкую кампанию получил из рук графа Воронцова серебряную медаль. Охранял границы по Черному и Азовскому морям. С корпусом генерал-лейтенанта Сухомлина сражался против турок, когда русские войска разбили верховного турецкого визиря и переходили через Балканы, вытесняя турок. Получил патент на чин сотника и скончался, находясь в боях с пятнадцатилетнего возраста, в возрасте сорока двух лет в 1839 году. Интересно, что в роду Житеневых повторялись три имени: Евдоким, Алексей и Петр. Так, отец Алексея — Евдоким Петрович (род. 1770), дед его — Петр (род. 1746). У самого же Алексея Евдокимовича сын Петр (род. 1833) значится уже как дворянский сын, а у Петра опять-таки сын Евдоким Петрович (род. 1868), тот самый дядя Авдоша. Как видно, Алексей Лосев тоже не совсем случайно получил свое имя.
