Тибальд налег на весла. Лодка стремительно понеслась к берегу.

– Он надолго запомнит свой последний холостяцкий пир, – опять засмеялся Тибо. – А чем кончился ваш спор с мессиром де Морелем? Я слышал, вы опять повздорили из-за вашего решения служить на военном корабле.

– Ты же знаешь его, Тибальд. Упрям, как тысяча ослов. Уперся, и ни в какую. Вчера кричал, что лишит меня наследства и все такое, но я не сдамся! Я тоже упрямый!

– Да уж, упорство де Морелей всем известно. Эта черта, я думаю, в вашем роду от Тьёдвальда. Недаром он был свирепым викингом, норманном, легенды о нем слуги до сих пор рассказывают с ужасом и трепетом в голосе. Когда он заложил первый камень вашего замка? В начале десятого века? Вот-вот, прошло больше шестисот лет, а люди до сих пор шепчутся о нем. Говорят, что вы похожи на него, но кто это может подтвердить? В замке нет ни одного его портрета.

Поднявшись по крутым ступеням, выбитым в скале, мы подошли к лошадям. Они стояли привязанные к деревьям на краю кипарисовой рощи, которая широким кругом опоясывала крепостные стены замка.

– Пако! Ты где, бездельник эдакий?! – позвал Тибальд. – Вот погоди, надеру уши!

Кусты, растущие перед рощей, раздвинулись, и из-за них показалась хитрющая физиономия мальчишки. Он приложил палец к губам и поманил нас за собой. Переглянувшись, мы последовали за ним. Вскоре послышались голоса, девичий визг и смех. Мы вышли к небольшой поляне. На ней стояла карета, возле нее резвились девушки, бегая за маленькой лающей болонкой. В стороне, на расстеленном пледе, сидели дамы и двое мужчин.

– Это, наверное, кто-то из гостей. Решили отдохнуть после долгой дороги, – прошептал Тибальд и отвесил Пако звонкую затрещину, – ты чего это подсматривать вздумал? Кому было сказано: от лошадей ни на шаг!

Только я повернулся, собираясь вернуться к лошадям, как из кустов прямо на меня выскочила девушка. Невольно подхватив, я на мгновение прижал ее к себе. Девушка залилась румянцем и, вырвавшись из моих рук, бросилась прочь. Я растерянно смотрел ей в след. Какое-то странное незнакомое чувство шевельнулось в моей душе. Ничего подобного со мной раньше не случалось.

По подъемному мосту, перекинутому через широкий и глубокий ров, мы въехали в распахнутые центральные ворота замка. Их с утра украсили гирляндами из цветов и сосновых веток. Герб де Морелей, с изображением изготовившегося к прыжку дракона, красовался над воротами.

К полудню в замок начали прибывать приглашенные. По подъездной аллее то и дело громыхали кареты, из них выходили разодетые гости, съехавшиеся, казалось, со всей Франции.

Тибо, кружа вокруг и проверяя, как на мне сидит новый костюм, глухо ворчал:

– Мой господин, вы опаздываете. Мадам уже несколько раз спрашивала о вас. Все нервничают.

Он оглядел меня ещё раз и удовлетворённо кивнул:

– Ей- ей, до чего ж хорош! Как картина, что написал с вас тот приезжий художник!

– Скажешь тоже! Картина, – фыркнул я, но, посмотрев в зеркало, остался доволен собой.

– Мишель! Мишель, ну где же ты? – в комнату ворвалась Николь, моя младшая и любимая сестра.

– Маман в страшном гневе! Уже приехали кузины де Шантель, – она засмеялась и, прыгая, захлопала в ладоши, – ты не поверишь, кто с ними! Ну?! Угадай! Ага, не знаешь! А я не скажу, сам увидишь!

Я поймал Николь за руку и повернул, разглядывая со всех сторон:

– Ух, ты! Сестренка, ты восхитительна! С тобой не сравнится ни одна красавица Франции! Но разве подобает юной леди бегать и прыгать, как антилопа? Ненароком собьешь парик, и матушка упадет в обморок!

Мы рассмеялись: наша мать не могла упасть в обморок, она славилась твердым крутым нравом и держала весь дом в ежовых рукавицах.

– Так кого же привезли кузины?

– Пошли, пошли сам увидишь!

Мы спустились вниз. Бальный зал сверкал в праздничном убранстве. Рауль с невестой, отцом и матерью встречали гостей. Лакей, в лиловой пелерине, непрерывно провозглашал титулы и имена вновь прибывших вельмож. Мы с Николь прошмыгнули мимо, затерявшись в толпе гостей, свернули в правое крыло и через увитую декоративными лианами арку вышли в зимний сад. Там, среди кустов роз, на каменной скамье сидел наш дед по материнской линии Флавьен де Ле Руа, старый вояка, участник многочисленных войн, терзавших Францию. Он был высок но, несмотря на годы, держался прямо. Казалось, возраст не властен над ним: его волосы, густыми прядями лежавшие на белоснежном кружевном воротнике, были лишь слегка подёрнуты сединой.

Рядом стоял младший брат отца граф Жевьез де Морель. Много лет назад он оставил родные берега и отправился в Новую Францию с торговым судном. До этого времени о нем ничего не было слышно, и вот теперь он стоит здесь, живой и здоровый!

– О, Мишель, рад видеть тебя, мой мальчик! Когда мы встречались в последний раз, ты еще под брюхом коня проходил! А теперь уже вон какой взрослый. Сколько тебе? Семнадцать? Слышал, ты мичманскую школу окончил? Хвалю, сам-то я учился в море, но теперь думаю, что учёба в школе – великое дело! Как думаешь поступить в дальнейшем? В море или на берегу осядешь?

– Конечно, в море! – воскликнул я. – Если удастся уговорить отца.

– Узнаю племянника, ему бы всех поближе ко двору – хитрый лис. Но ты не сдавайся! А то окрутит какая-нибудь красотка, и все, – конец вольной жизни! – и он, запрокинув голову, громко рассмеялся. – Или уже? Признавайся! А?! Есть какая на примете?!

Он подошёл и крепко обнял меня. Я помнил своего шумного родственника. Он приносил в наш дом романтику моря. С ним всегда было весело и интересно. Именно он зародил в моей душе тягу к приключениям и отвращение к придворной жизни с её интригами и скукой. Я помнил его рассказы о дальних морских переходах, экзотических портах, о корсарах, что нередко появлялись у берегов Франции. Он в то время служил на военном корабле. Из-за какой-то нелепой истории ему пришлось уехать, и вот теперь, спустя почти 10 лет, мой дядя вернулся.

После венчания и свадебного пира начался бал. Пары медленно выводили па торжественной паваны. Звучала праздничная музыка, но я скучал. Меня мало привлекали светские развлечения, вместо них я бы с удовольствием послушал рассказы вернувшегося из-за моря Жевьеза.

Я стоял на верхней ступени парадной лестницы бального зала в окружении молодых дворян.

– И вот, господа, эта красотка роняет платок и жеманно так посматривает в мою сторону. Я, естественно, поднимаю его и вместе с платком передаю записку со стихами и просьбой о встрече! – рассказывал граф Жульен де Блейзье о своих романтических приключениях в Париже, куда ездил по долгу службы. Все смеялись.

– О, смотрите! Какая прелесть. Кто они?! – вдруг воскликнул барон Жиль де Дюран.

Все повернулись и посмотрели вниз: танцующие пары в центре большого зала; вдоль стен сидели дамы в возрасте, не позволяющем принять участие в столь обременительном развлечении; группки вельмож, проводившие время за разговорами; молодые дамы с опекавшими их ревнивыми мужьями. Все, как всегда бывает на балу.

– О ком ты говоришь, Жиль? – спросил барона его брат Оноре де Дюран.

– О, мой Бог, да вон же, у третьей колонны!

В самом деле, у колонны стояла небольшая группа людей. Пять юных девушек в окружении престарелых дам и под надзором двух внушительного вида мужчин. Все были одеты роскошно, по последней моде. Прекрасно подобранные драгоценности, платья, выгодно подчёркивая фигуры, указывали на хороший вкус. Но не это привлекало внимание к необычной группе, а красота девушек, необычная для наших дам, естественная, не скрытая слоем пудры, завораживающая. Девушки просто лучились необыкновенным цветом кожи и свежестью. Волосы, не спрятанные под напудренные парики, были уложены в новомодную причёску, а ленты, перевивающие их, украшены нитями жемчуга.

Скорей всего они были родственницами, так как не сильно отличались друг от друга. Три девушки слегка полноваты, но это их не портило, скорее, наоборот, привлекало взгляд. Четвертая девушка, невысокая, но стройная, держалась прямо, с достоинством, граничащим с надменностью. Она была красива и знала это. Но моё внимание привлекла самая юная и самая необычная из всех. Я сразу же узнал ту незнакомку, с которой столкнулся утром. Небольшого роста, стройная, как стебелёк, закованная в бальное платье, она казалась драгоценной фарфоровой куколкой. Все эмоции настолько ярко отражались на ее хорошеньком личике и в огромных глазах, что в них ясно читалось и нетерпение, и страх остаться не замеченной в огромной толпе, желание сорваться и начать танцевать прямо здесь, на месте. Она ни единого момента не простояла спокойно, а вертелась и пританцовывала, чем вызывала постоянные одергивания со стороны почтенных дам.