Экспедицию юнгров сокрушила сама судьба. Лишенные связи с материнским миром, не владеющие, как выходило со слов Суинни, сверхсветовыми технологиями, а значит – годами пробивающиеся сквозь пространство на своих медлительных звездолетах, они пали жертвой собственной самоуверенности. Очевидно, они просто не имели достаточного опыта межзвездных экспедиций и соответствующих понятий об элементарной защите от опасностей чужого мира, так как через несколько месяцев среди астронавтов начался мор. То ли их догнали какие-то местные болезни, то ли фатальным для них оказалось излучение звезды пребывания, но вскоре бессмысленные набеги прекратились, и юнгры неожиданно вступили в контакт. Желая, видимо, загладить вину, последние из живых передали местным ученым значительный пакет технологий, разбираться в которых предстояло годами. В ту пору предки Суинни уже имели представление о природе электричества и хорошо соображали в механике, не стремясь, правда, опоясать планету сетью железных дорог с несущимися по ним грохочущими монстрами. Двигатель внутреннего сгорания, закономерно пришедший на смену котлу, применялся в основном в помощь парусу.
Для технологических рывков, характерных для всех без исключения звездных рас, сородичам Суинни не хватало главного: постоянных масштабных войн. Безусловно, и их история знала великое множество разнообразных внутренних конфликтов, но к серьезному, и главное, длительному кровопролитию они не приводили. О, оружие имелось в каждом доме. Но вот создавалось оно по логике, для человека невообразимой. Вполне работоспособное, а не сувенирное, как следовало бы ожидать в такой ситуации, ружье, являлось чем-то вроде духа-защитника рода. Статусным символом? Нет… здесь Суинни откровенно зашла в тупик: многочисленные попытки объяснить сакральный статус оружия в ее цивилизации натыкались лишь на недоуменные взгляды собеседников.
Пушка, которая есть – но применять ее нельзя. Совершенствовать можно. Применять нежелательно. А то духи обидятся.
– Да, тут без культуролога не обойтись, – вздохнул Ланкастер.
– Пожалуй, – согласился Огоновский.
– Да погодите вы, джентльмены, – щелкнул пальцами Чандар. – Считайте, что я культуролог. Это, в конце концов, не важно. Продолжайте, мэм, прошу вас. В общем-то в данный момент меня более всего интересуют обстоятельства, при которых вы познакомились с представителями нашей расы.
Вторая часть повествования Суинни, занявшая около четверти часа, повергла всех присутствующих в глубокую задумчивость. Теперь картина происходящего стала и вовсе невероятной.
– Возможно, – подал голос почтительно молчавший до того советник Норман, – это какая-то человеческая колония, давно потерявшая всякую связь с метрополией… Если исходить из того, что их технологический уровень довольно невысок, о развитом звездоплавании говорить не приходится.
– Да, это первое, что приходит в голову, – покивал Чандар, глядя куда-то в сторону. – Впрочем, для нас вопросы их происхождения особой роли не играют: для начала хватит и того факта, что где-то там, в соседнем «пузыре», лазят толпы агрессивных дебилов нашей с вами расы. И хорошо еще, что они не лезут сюда.
– Этого только не хватало! – выпучил глаза Норман. – Вы думаете, что они могут прорваться к нам? Политические последствия…
– Мне сейчас не до политических последствий, – отрезал Чандар. – Не забывайте, советник, моя основная задача – выяснить, какого, собственно, черта заработал старый портал, давно считавшийся мертвым. Скажите мне, мэм, вы уверены в том, что все известные вам попытки понять причину этих странных нашествий окончились провалом? Может быть, вы просто недостаточно информированы?
– Недостаточно информирована? – в голосе Суинни прозвучало неприкрытое изумление. – Вы хотите сказать, что некто, постигший причину нашей общей беды, стал бы скрывать ее от остальных?
– Н-да-а… – скис Чандар. – У нас слишком разнятся сами подходы к информированию общества. Не к нашей чести будь оно сказано… Но все же – какую-то цель они преследовали, эти странные люди, выходящие из Дымного Перевала?
– НО они не пытались объяснить, они только убивали! К тому же у нас нет такой техники, как у вас, чтобы разговаривать на разных языках, прекрасно понимая при этом друг друга. Мы неоднократно захватывали их живьем, но так и не смогли добиться ничего, кроме животной ярости и ненависти. Они не хотели вступать в какие-либо переговоры, и их приходилось убивать.
– Но вы не пытались держать пленных в лагерях, наблюдая за ними? Возможно, подобное наблюдение дало бы ключ к решению проблемы.
– Стоило запереть несколько лусси в одном помещении, как они мгновенно убивали друг друга.
– У-гу. И причиной этих умертвий был страх? – Чандар заинтересованно прищурился и подался вперед, ожидая ответа.
– Нам казалось, что причиной была ярость, не оставлявшая их ни на миг.
– Н-да нет, мэм, не ярость. Они убивали друг друга для того, что бы немедленно прекратить свое пребывание в плену. Это уже кое-что. Вряд ли это действительно потерянная колония, тут может быть нечто поглубже. И похуже…
– Что вы имеете в виду? – спросил Огоновский, внимательно следивший за беседой.
– Пока ничего, джентльмены. Я полагаю, мэм, вам давно пора перекусить. Возможно, наша кухня покажется вам необычной, но наши врачи постараются, чтобы она не стала причиной каких-либо проблем с вашим здоровьем. До темноты еще есть время: сейчас мы пообедаем, а потом вы можете отдохнуть. Норман, вызовите доктора Белласко.
Ланкастер загнал танк на минус первый этаж медицинского комплекса, где располагался транспортный парк, и внимательно осмотрел все вокруг, используя термосенсоры, спрятаться от которых довольно затруднительно. Ни одного охранника, как и следовало ожидать, он не обнаружил: начальник смены категорически приказал дежурной паре покинуть помещение до отдельного распоряжения.
«Нужно было заехать сюда сразу, – подумал генерал, выбираясь из ходовой рубки, – а не морочить себе голову с мешком для трупов. Но тогда мы были слишком взбудоражены, чтобы додуматься до очевидного…»
В ближнем к корме танка углу пискнула замком дверь, и Чандар с Огоновским, тяжело сопя, выволокли упакованное в знакомый черный пакет тело командира злополучного бомбардировщика. Пробежав вдоль черного борта, Ланкастер поспешил помочь им погрузить его на пол десантного дека.
– Килограмм сто тридцать, – выдавил Огоновский, стирая перчаткой пот со лба. – Здоровый медведь…
– Тише вы, – зашипел Чандар. – Они уже идут.
Из двери появились Норман и Суинни. Галантно подставив даме руку, которой она к некоторому удивлению присутствующих с ловкостью воспользовалась, советник помог ей забраться в чрево танка и обернулся:
– Итак, я везу дрова?
– Везете, – сухо кивнул юноше Чандар. – Во дворе стоит груженый «Бивер», он ваш. Постарайтесь не отстать.
Ланкастер пошарил в кармане толстой кожаной куртки в поисках сигарет и молча отправился обратно в ходовую рубку. Происходящее почему-то действовало ему на нервы. Может, потому, что ему еще ни разу не приходилось присутствовать при кремации мороженого инопланетянина. А может, из-за того, что ему хотелось, чтобы Суинни ехала не в деке, а рядом с ним, в соседнем кресле. Он не желал разбираться в тех странных чувствах, что породило в его душе появление этой удивительной серебристой кошки – на то еще будет, наверное, время. А не будет, так тем лучше, потому что уинг-генерал Виктор Ланкастер догадывался, какую реакцию вызовут подобные мысли у военного психиатра.
Свихнувшихся генералов в Конфедерации хватало с избытком.
Усевшись в глубокое кресло водителя, Виктор запустил оба движка, поглядел на приборы и вызвал карту местности, сразу же после этого вывесив ее над левой секцией вогнутой приборной панели.
– Куда мне ехать? – спросил он, щелкая зажигалкой – сигарета уже давно торчала у него в зубах.
– Подальше от людей, – отозвался Чандар. – Но не в соседнее государство, я думаю.
