– Я сказал.

– Но вы взяли нас незаконно и уклоняетесь признаться!

– Как незаконно? – ответил Эллиот, багровея. – Мой дорогой, – обратился он к Артуру Стирлингу, – зачем в таком случае вы их ко мне доставили? Мне не о чем говорить! Что вам еще тут надо? – грубо обратился он к Пушкину. – Я все сказал! Большего снисхождения не будет.

Пушкин сошел в вельбот. Шиллинг задержался.

Чарльз Эллиот – живая легенда. Старая морская собака!

Долгие годы Эллиот считался грозой Китая. Когда, командуя эскадрой, забрал в свои руки слишком большую власть, опиоторговцы Джордин и Матисон – создатели старейшей и самой большой фирмы, торговавшей индийским зельем, – стали добиваться отстранения Эллиота под предлогом, что он недостаточно гуманен. До того Эллиот вел необъявленную войну на Кантонской реке. Он захватил остров Гонконг, на котором теперь построен город Виктория.

Матисон и Джордин жаловались в Лондон до тех пор, пока Пальмерстон не убрал Эллиота и не объявил войну Китаю. Все закончилось бомбардировкой Кантона и укреплений и полным разгромом китайцев. Все успехи Эллиота сильные люди потом приписали своим ставленникам, захват острова и основание Гонконга были узаконены мирным договором с Китаем. Адмирала Эллиоту не дали. Как известно, чин коммодора равен генеральскому. Но он получил орден Бани. А Джордин и Матисон теперь фактические хозяева нового города на острове и колонии. Долго считалось неприличным в Кантоне и Гонконге упоминать имя Эллиота. Но он жив и снова явился. Прошло шестнадцать лет с его удаления, оказалось, что на Ост-Индской эскадре, а также на Виктории[11] его помнят.

За эти годы он был губернатором Тринидата, потом острова Святой Елены. С начала войны Чарльза Эллиота послали туда, где все было начато им, где его жизнь много раз висела на волоске. Он обрушился на Гонконг, как Зевс, и снова стал легендарной личностью. В Лондоне его недолюбливают до сих пор. Там люди высоких принципов. Чтобы получить адмирала, нужны новые заслуги.

Чарльзу Эллиоту за пятьдесят, он еще очень свеж и моложав. У него выхоленные усы, львиная грива, пышный галстук. В нем чувствуются большая физическая сила, храбрость и решительность. Он высок, грузен, ловок и подвижен. Видимо, отлично танцует, ездит верхом.

Шиллинг вспомнил японское изречение, которое ему очень нравилось: «Если старый человек хорошо танцует – это негодяй!»

– Какое мне дело до всего этого! – ответил, выслушав доводы пленных, коммодор и махнул рукой, не желая больше разговаривать. – Ступайте!

В глазах Шиллинга заискрились точки, словно в них закипало серебро. «Конюхи и рыбаки, возомнившие себя аристократами!»

– Вы позорите свой мундир бесчестным поступком!

– Что? – Эллиот, казалось, ополоумел. – Да я… я… Я вас велю повесить!

– Осмельтесь! Вы покроете себя еще большим позором. Я готов к любому вашему беззаконному действию, так как знаю, с кем говорю, в чьих руках нахожусь. Я не стал бы тратить слов, если бы не считал долгом морского офицера напомнить вам о порядочности… Весь мир заговорит о вашем бесчестном поступке!

Эллиот обомлел. На миг ему показалось, что пленник знает всю его подноготную. Эллиот сбит с толку. Но ненадолго.

– Где «Аврора»? – вдруг спросил он.

– Не знаю.

– Не лгите! Где «Аврора»? – закричал Эллиот. – Дайте мне «Аврору» и пойдете на берег… В противном случае – виселица! А берег рядом. Вот ваша страна…

Идите домой, но скажите! Или… – Эллиот поднял свою большую, тяжелую руку и торжественно показал на рею грот-мачты.

– Порядочный нахал! – сказал Пушкин, возвратясь на «Грету».

Лейтенант, доставивший на судно Пушкина и Шиллинга, подошел к Сибирцеву:

– Коммодор требует вас к себе!..

Оказалось, что Эллиот сам явился на «Грету», желая видеть пленных. Им приказали выстроиться. Коммодор обошел ряды, вглядываясь матросам в глаза, и велел их распустить.

– У меня есть сведения, что вы знаете английский язык? – спросил он Сибирцева в рубке.

– Да, сэр. Немного.

– Вы знаете хорошо! Почему вы знаете наш язык? За свою жизнь я не видел ни одного русского, который знал хотя бы один язык! Зачем знаете? Отвечайте, коммодор с вами говорит!

– Лейтенант Шиллинг предупредил вас о последствиях… Будьте осторожней!

– Что? Откуда вы знаете? Мы говорили один на один. Отвечайте, где «Аврора»?

Он как сумасшедший из-за этой «Авроры». Положение коммодора показалось Алексею смешным. Он почувствовал, что ярости, как Шиллинг, не испытывает, хотя предложение коммодора весьма недостойное.

– Я не знаю.

– Вы служили на «Авроре»?

– Я служил на «Диане».

– Вы знаете, что «Аврора» была на Камчатке?

– Да, знаю, что в прошлом году «Аврора» приняла участие в обороне Петропавловска и что английский адмирал…

– Не рассказывайте чудесные истории! Скажите мне, куда «Аврора» ушла с Камчатки?

– Что вы мне предлагаете?

– Адмирал Стирлинг вам покажет… Я отдаю приказ, чтобы всех матросов и офицеров распределить по английским кораблям. Вы распишитесь и передайте вашему командиру.

– Это не мое дело. Лейтенант Мусин-Пушкин здесь, и вы можете передать ему. У вас есть для этого офицеры.

– Не можете ли достать мне на берегу собак камчатской породы? Напишите записку вашему епископу, который приехал в Аян, чтобы он прислал собак.

– Здесь нет собак камчатской породы. Тут другая порода.

– Мне сказали, что епископ со своей свитой ехал в лодках, которые тащили, мчась по берегу, собаки такой же породы, как на Камчатке.

– Я не знаю никакого епископа. Я никогда не был на Камчатке.

– Жаль.

Эллиот уехал на «Сибилл».

Через некоторое время он приказал доставить шкипера Тауло.

– Кто хозяин «Греты»? – спросил Эллиот.

– Гамбургский купец Пустау.

– Кто? Где живет?

– В Гонконге.

– Все ясно! Зачем судно пошло в Японию? Кто подлинный хозяин судна?

– В Гонконге составилась шайка русских шпионов! – заявил Эллиот, собрав капитанов кораблей после допроса немца. – Там среди американцев обосновалась компания немецких дельцов, принявших американское подданство. Это агентура Зибольда. А Зибольд куплен Петербургом. Мне кажется, американцы забирают бизнес в свои руки. У них банки, суда, и они дотянулись к опиуму. Я уверен, что Пустау с компанией послал судно за русскими, чтобы потом получить от царя за фрахт и вознаграждение. Старайтесь узнавать, Артур, у русских офицеров в плавание все, что можете.

– Да, сэр, – ответил Стирлинг.

– Хирург, священник и больные, прибывшие на «Грете», освобождаются и свозятся на берег для передачи русским. Священника отправим не сразу, пусть отслужит своей команде и примет поручения. О больных надо снестись с берегом. Русского доктора отправьте на берег, и пусть он сам все подготовит. Вы, Артур, желали взять лейтенанта Пушкина, Шиллинга, Сибирцева. С вами пойдут советник посольства мистер Гошкевич и ученый японец, с которым он не расстается.

– Вы дали слово освободить Гошкевича.

– Гошкевича нельзя освободить. Я рассудил и передумал. Он – глава православного колледжа в Пекине. Я не могу отдать его противнику. Он будет нужен нам для точной информации. Также задерживаем японского переводчика. Я обязан всеми средствами наносить урон противнику.

– Мистер Гошкевич не служит в военном флоте. Он на цивильной службе.

– Он дипломат! Нельзя отпустить. У нас нет закона, позволяющего освобождать цивильных. Потом пусть решают адмирал и губернатор. Вы возьмете часть их людей, Стирлинг.

– Да, сэр. Я найду где поместить сто человек.

– Держите их строго, чтобы не подняли мятежа. – Младший офицер записывал под диктовку. Эллиот с трубкой сидел сбоку стола в кресле.

– Два офицера и сорок людей – на «Спартан». Еще двадцать передадим галантному союзнику. Остающиеся офицеры и люди идут на «Сибилл». Лейтенант Гибсон и матросы, взявшие приз под его командованием, назначаются на «Грету» для следования в Гонконг. С ними переводчик мистер Тулли. Для передачи губернатору собрать документы.