Подобного рода бесцеремонного обращения с учеными шариата Баркук не боялся: какой мир идей был более популярным, он правильно понял и сделал из этого выводы, выгодные для сохранения власти и к тому же отвечавшие его собственным убеждениям. Но это означало, что его султанат способствует перестановкам в обществе, которые наметились уже до захвата власти Баркуком. Постоянным в этом процессе оставалось лишь положение эмиров и их военных рабов. Однако это лишь на первый взгляд. То, что кипчаки заменялись черкесами, отняло у состоятельных семей ученого сословия партнеров, с которыми они уже привыкли работать. Но черкесы, как доказывает уже упоминаемая родословная Баркука, выступили с претензиями на происхождение от разогнанных знатных арабских родов — выдумка, которую без всякого сомнения, нужно было использовать новому султанату для подогревания ненависти к тюркам, кипчаки, вытесняемые Баркуком, и чуждые арабам обычаи, которые они принесли с собой, теперь отвергались.

В конце 1383 года Баркук выехал верхом, чтобы принять участие в ритуальной молитве. В этот раз он впервые отказался от балдахина и от зонта правителя129, бывших до тех пор обычными регалиями. Обычай держать зонт над султаном, говорят, пришел из Центральной Азии. Каркук был последним султаном, который каждое воскресенье пил кумыс со своими мамлюками; как многие другие обычаи, связанные до тех пор с саном султана, этот обычай тоже устарел130. Разрыв с центральноазиатской традицией представляет, пожалуй, также введение игры с копьем, на которую сходились с 1386 года воины на глазах правителя 131. К предпочитаемому оружию тюркских и монгольских конных армий копье, во всяком случае, не причисляется.

Политика, которую осуществлял Баркук и в которой проиграли старая мусульманская ученая элита и эмиры тюркского происхождения, не оставалась бесспорной. Осенью 1383 года Баркук оказался впервые в серьезной опасности, когда он чуть не заплатил жизнью за смелость своей программы правления. Если судить поверхностно, то речь идет, как это описывают хронисты, о заговоре тюркских и курдских эмиров и военных отрядов, численностью около восьмисот человек, которые спланировали убить султана при выходе на игру в поло. Но Баркук был предупрежден о покушении своим наместником в Дамаске. Необычным было, правда, то, что аббасидский марионеточный халиф аль-Мутаваккиль был впутан в заговор, даже, по высказываниям обоих предполагаемых заправил, подстрекал к заговору — и притом с обоснованием, что Баркук узурпатор и, более того, не отменил, как было обещано, налоги, которые противоречат шариату. Созванные верховные судьи четырех правовых школ не хотели снизойти до того, чтобы объявить требуемую Баркуком в указе казнь халифа законной. Султан должен был довольствоваться тем, чтобы посадить аль-Мутаваккиля в тюрьму. Для зачинщиков дело закончилось не так благополучно132.

Большинство летописцев замалчивают другие, закулисные стороны; но один раз появляется указание на то, что Баркук непосредственно после наказания заговорщиков лишил князя бедуинов Нуайра Хайяна эмирского сана и передал его некоему Утману Кара. Тот, получив соответствующий указ, приехал из Каира в Алеппо: вместе с местным наместником Йелбоджей ан-Насири он напал на лагерь Нуайра и разграбил его — победа, которая не давала Сирии покоя в ближайшее время133. Впервые мы наталкиваемся на имя Нуайра в 1366 году; вместе со своим отцом он находится в резиденции каирского султана, тогда им был аль-Ашраф Шабаи. Бедуины рода ал-Фадл как раз убежали из-под верховной власти Джелаирида Увайса, посланники которого напрасно излагали в Каире просьбу о выдаче беглецов. Беглецам же были даже возвращены их прежние военные ленные поместья, которыми они владели в местности Тадмор. В 1380 году султан назначает Нуайра «эмиром арабов»134; после этого он заставил заговорить о себе в связи с тем, что предоставил убелсище впавшему в немилость предшественнику Йелбоджи ан-Насири, наместнику Баркука в Алеппо135.

Но что общего во всем этом с заговором против Баркука? Мы слышали о четырех ученых-правоведах из Дамаска, которых на пятом году его султаната привели к нему и затем посадили в тюрьму, потому что они своими жалобами на произвол и несправедливость подстрекали к волнениям136. Заправила, Ахмад аль-Бурхан, был молодой человек немногим более тридцати лет; он повсюду заявлял, что намерен восстановить халифат, так как только араб из рода Курейш имеет право править мусульманами. Он возмущался тем, как Баркук обращался с обвиненным в заговоре аль-Мутаваккилем, поехал по Сирии и Ираку, призывая к его свержению, и в Дамаске, наконец, добился большого признания. В Каире его тоже знали. Он был страстным почитателем Ибн Таймии, того ханбалита, который в начале четырнадцатого века отважился сопротивляться правителям в Каире137. Ибн Таймия тогда неоднократно ссорился с султанами и сидел в заключении. Из тюрьмы Ибн Таймия освободился благодаря заступничеству предшественника эмира Нуайра. Во второй половине тринадцатого и начале четырнадцатого века федерация рода ал-Фадл играла решающую роль в отношениях между империями мамлюков и ильханов, так как область, которую она контролировала, простиралась от верхнего Евфрата вплоть до окрестностей Басры. Это был беспокойный пограничный район между враждующими соседями. Присвоением ранга эмира и предоставлением обширных военных ленных поместий Бейбарс и его наследник старались купить расположение рода ал-Фадл. Эта политика была успешной до двадцатых годов. А потом значительные союзы, руководимые родом эмира ал-Фадл, перешли на другую сторону. Однако так же, как и мамлюки, ильханы и их наследники, должно быть, недостаточно были уверены в лояльности этих бедуинов. В 1366 году, как мы уже слышали, Нуайр и его отец снова повернулись к Каиру.

В родовом союзе ал-Фадл — как и у других бедуинов138 — аббасидские халифы были в наибольшем почете. Славное прошлое в глазах бедуинов никоим образом не померкло с разрушением Багдада ханом Хулагу. Идея прежнего порядка во главе с халифом } продолжала жить в сердцах; надежду урезать власть чужих султанов они не оставили. В попытках реставрировать господство Аббасидов в Багдаде, предпринятых после 1258 года, союз ал-Фадл играл решающую роль. Мечты о халифате ярко выразились в приукрашенной генеалогии рода ал-Фадл: она восходила к одному мальчику, которого зачал Бармахид Джафар Яхья с аль-Аббасой, сестрой Харун ар-Рашида (прав. 786-809). Отношения Ибн Таймии с членами рода ал-Фадл были близкие; для них он написал сжато изложенное учение об исламской вере. Султаны, вероятно, смотрели на эту связь влиятельного ученого, относившегося к ним критически, если не крайне отрицательно, то с большим недоверием139.

И теперь, спустя более полстолетия, те очертания снова всплыли, снова определяли события: агитация за создание свободного от господства султанов халифата, неповиновение рода ал-Фадл. Только одно было теперь другим: султан должен был принимать в расчет и жаждущих мести вытесненных мамлюков тюркского происхождения; они, искусные в бою, в нарастающем движении против Баркука взяли руководство на себя.

Внешняя политика Баркука была чрезвычайно успешной; не только Синджар140 встал под защиту его султаната, но и Такрит и Кайсери последовали этому примеру в конце 1383 года141. Кайсери тогда находился в состоянии борьбы с Бурхан-ад-дином, который выступил из Сиваса против своего родного города, чтобы его вернуть. Это удалось ему сделать уже год спустя142. Баркук был, конечно, не в состоянии надолго обеспечить свое господство в тех окраинных районах империи. И Такрит мамлюки не смогли защитить; через десять лет, когда Тимур очистил район сосредоточения войск против Сирии от возможных нарушителей спокойствия, Такрит сравняли с землей143. Но этого всего сейчас еще нельзя было знать. Во всяком случае в те дни Баркук казался подходящим верховным правителем, приятнее, чем Джелаирид Ахмад, который в 1383 году еще совсем не прочно сидел в седле144. Через пять лет под защиту Баркука стал и туркменский князь Кара Мухаммед, который присвоил себе Тебриз; в своем незащищенном положении он считал полезным этот шаг, что говорит о большом уважении, которое в то время завоевал Баркук145. То, что господство Баркука над окраинными областями, которые охватывали территорию от Адана на западе до Такрита на востоке и до Тебриза на севере, осталось незакрепленным, он должен был отнести на свой счет, так как именно туда он перевел многих из смещенных им мамлюков аль-Ашраф Шабана. Очевидно, он полагал, что там они не могли стать для него опасными. Когда начались волнения, главным образом в Сирии, это выявилось как роковое ошибочное решение. Сначала Минтае, которого он назначил управляющим замка Малатья, в 1386 году объединил вокруг себя многих из прежних мамлюков аль-Ашраф Шабана. Это все не осталось скрытым от Баркука, и он отдал приказ наместнику в Алеппо Йелбодже ан-Насири навести порядок на северной границе. Минтае объединился с кади Бурхан-ад-дином из Сиваса; воины из Алеппо, хотя и дошли до того города, никак не могли добиться выдачи Минтаса. Он ускользнул; Сивас в целях предосторожности перешел под власть Баркука146.