В середине лета 1401 года Тимур превратил Багдад в развалины и приказал вырезать большую часть населения. Теперь пока нельзя было и думать о том, чтобы открыть против него второй фронт. Не в последнюю очередь это причина того, что Баязид вдруг стал стараться улучшить отношения с Тимуром. Он отправил послов в зимний лагерь чагатаидов, попытался использовать и Мутаххартена. Однако упорный отказ Баязида изгнать Кара Юсуфа привел, по описанию тимуридских источников, все хлопоты о компромиссе к провалу. Тимур настаивал на своем требовании и велел передать, что в следующем году весной он подойдет к границам Османской империи и будет ждать ответа султана.

В середине марта 1402 года Тимур осуществил свою угрозу: он двинулся от зимнего лагеря на запад, правда, еще раз передав Баязиду свою точку зрения и к тому же настоятельно требуя освобождения крепости Камах, важнейшего замка в княжестве Мутаххартена35. Слух, что Кара Юсуф теперь больше не с Баязидом, не смог поколебать теперь Тимура в его решении. Он завоевал Камах и продвинулся потом в Сивас. Посольство Баязида, которое должно было переубедить его в последнюю минуту подарками, ничего не добилось.

Перед Сивасом он устроил смотр войскам — спектакль, который должен был запугать османских послов. «И мысли омрачились, и их разум пришел в замешательство». С требованием Тимура сопроводить к нему всех родственников Мутаххартена, угнанных Баязидом в Бурсу, а султану дать одного из своих сыновей в заложинки, отправились они домой36.

Снова удалось Тимуру нарисовать перед своим врагом картину необыкновенной сплоченности. Причины, Которые прежде побуждали его добиваться дружбы Баязида, были устранены в его глазах; возможная угроза с юга была ликвидирована. И это для Тимура было, очевидно, самым решающим, а не моральное состояние его войск, о котором уже давно ничего хорошего нельзя было сказать. На собрании эмиров и князей, которое в конце зимы 1402 года должно было решить вопрос о будущих военных походах, Тимур перечислил все, что было за войну против Баязида. Остальные присутствующие назначили одного из их среды, который должен был доложить «господину счастливых обстоятельств» их опасения. В данный момент не выгодно наступать на империю Османов. Более того, астрологи узнали, что царь чагатаидов во время похода в страну Рум погибнет; «конечно, полководец должен сам распоряжаться!» Разозленный Тимур спросил о доказательстве истинности этого предсказания, но не получил ответа.Тогда один из эмиров предложил:

«Если полководец считает это -правильным, мы должны предпринять этот поход несмотря па недостаточную подготовку эмиров и вопреки решению астрологов, Мы надеемся па поддержку Бога, на побежда-югцую счастливою силу, и так завоеван будет. Рум, а Баязид Молниеносный... закован в кандалы, так как он был чрезмерно еысокомерен,- и настал конец его господству. Господин счастливых обстоятельств позвал своего астролога и приказал: «Скажи мне откровенно, что тебе стало известно из положения звезд?» Тот ответил: «Астрологический календарь, который я составил на этот год, я доложил, С величайшей осторожностью я истолковал приметы и записал их значения. Восходящая звезда твоей власти чрезвычайно сильна, восходящая звезда власти врагов очень слаба». Теперь в созвездии Овна появилась комета, от вечерней молитвы до исчезновения сумерек; позже она стала видима и на западе, потом исчезла. Через несколько дней ее можно было увидеть на востоке. Астролог прочитал господину счастливых обстоятельств из книги Мухъи-ад-дина алъ-Магриби, что, если комета появляется в созвездии Овна, правитель с востока завладеет страной Рум, а правитель Рума будет взят в плен. Господин счастливых обстоятельств велел принести ему ту книгу, выказав свое недоверие. Почти сто лет прошло со времени написания этой книги (а теперь появилась комета)! Ее слова принесли Тимуру облегчение и он подтвердил свое решение выступить походом на Рум37.

Предсказание, которое несмотря на давность не могло относиться к уже происшедшему событию, рассеяло последние сомнения. Теперь уже стояли под Сивасом, следовательно, вступили на землю, на которую претендовал Баязид. Часть чагатайского войска через Кайсери продвинулась к Анкаре; Тимур следовал на некотором расстоянии. Под Анкарой он узнал, что Баязид со своей армией уже близко. Тимуридские источники повествуют, что ряды чагатаидов охватывало все большее беспокойство, далее уныние; они опасались, что изнуренные лишениями дальнего похода уступят противнику на его собственной территории; однако Тимур провел ночь перед битвой в молитве и утром уверенно расположил свои войска для боя. Сведения о ходе последовавших боев противоречивы; даже точная дата неизвестна, вероятно, она выпадает на последние дни июля 1402 года. Битва закончилась сокрушительным поражением Баязида, которому не удалось подстеречь Тимура за пределами османской территории. Вместо этого он был вынужден гнаться за агрессорами, так что вступил в решающий бой с истощенными силами. Кроме того, чагатаиды внедрили многочисленных шпионов в османские войска. Им удалось уговорить дезертировать татарский контингент, который находился под командованием Баязида. Более того, чагатаиды превосходили его армию численностью38. Несомненно только то, что бегущие османские войска не смогли защитить своего султана: его окружили и взяли в плен39.

Одним ударом было уничтожено дело всей жизни аязида: самая большая часть его анатолийских завоеваний снова была потеряна, о штурме Константинополя нечего было и думать; империя оказалась в кризисе, из которого ее вывел только Мехмед II (прав. 1444-1446 и 1451-1481). Византийцы же, наоборот, могли торжествовать. Император Мануил II (прав. 1391-1425) посетил в это время важные европейские дворы, чтобы вымолить поддержку против Османов. Его наместник в Константинополе, после того как получил победную весть, послал большую сумму денег и многочисленные подарки; Тимур дал ему знать, что согласен с тем, чтобы принимать ту же самую дань, которую византийцы должны были вносить до сих пор Баязиду. Шами делает из этого поспешный вывод, что в Константинополе — подобно тому, что и в Трапезунде — согласились на введение подушной подати и тем самым, на признание мусульманского суверенитета. В этом нет ничего, кроме лести, которой Тимур, должно быть, возвышался до исполнителя самого горячего желания всех борцов за веру.

Французский король Карл VI (прав. 1380-1422), усердный вдохновитель крестового похода против Османов, потерпевшего неудачу несколько лет назад, видимо, давно возлагал надежды на того удивительного завоевателя и захотел установить с ним контакт. Теперь Тимур удостоил его ответом, который он доверил одному доминиканцу итальянского происхождения, занимавшему пост епископа Султании; Тимур победил общего врага, было написано в послании, и в остальном счастлив узнать о здоровье «великого князя» и надеется, что в будущем между обеими странами будут ездить туда и обратно купцы, деятельность которых приведет «мир к расцвету». О слишком глубоком уважении эти строчки, которые Тимур велел передать лишь через монаха, а не эмира, не говорят. И в Кастилию и Англию, в Геную и Венецию сообщил Тимур о своей победе над Баязидом. Такие подробности Шами не выболтал бы, даже если бы он их знал, если бы Тимур сам не заговорил о предосудительном заинтересованном объединении с «франками»40.

Как раз после победы над Баязидом Тимур должен был доказать на глазах у мусульман серьезность своих намерений в борьбе за веру. Он притворился, что отныне будет сражаться с «франками» за распространение ислама, как до этого делал его пленный враг. Но чагатаиды не укоренились глубоко в Малой Азии, и поэтому завоевание некоторых крепостей, например, Измира41, было не чем иным, как мимолетным обозначением притязаний, не рассчитанных на продолжительное время. Наряду с византийцами самую большую выгоду из поражения Баязида извлекли мамлюки. Опасения Ибн Хальдуна, что Осман распространит свое господство на юг, были теперь беспредметными. Но, как и в случае с Константинополем, здесь тоже отложено — не означает отменено 42.