Поэтические искания Дарио завершаются попыткой (не во всем удавшейся) создания крупной поэтической формы, связанной с характерным для испаноамериканской поэзии жанром одической поэмы — хвалы истории и природе Америки. Возвращаясь к традиции в поэме «Песнь Аргентине», написанной к столетию провозглашения независимости страны, Дарио обогащает жанр интенсивной лирической стихией — явление новое, неизвестное этому жанру.
Значение Рубена Дарио для испаноязычной литературы вышло далеко за пределы его времени. Педро Энрикес Уренья отмечал: «О любом поэтическом произведении, написанном на испанском языке, можно точно сказать, создано оно до Дарио или после него», а Анхель Рама заметил: «Любой современный поэт, восхищается ли он Дарио или не любит его, знает, что с него начинается преемственность, то, что уже можно называть поэтической традицией, которая прогрессивно развивалась по пути окончательного отделения от собственно испанской поэзии». Это становление собственной традиции было неразрывно связано с тем, что именно Дарио первым в новых условиях с такой силой и убедительностью утвердил как основополагающий принцип литературы Латинской Америки универсальность восприятия материала мировой культуры и его претворения на основе творческого суверенитета и новаторства, тем самым открыв дорогу для самостоятельных исканий поэтов континента, приобщавшихся к мировой истории и всеобщей социально-духовной проблематике.
РОДО И ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ИСКАНИЯ НАЧАЛА XX в.
Уругваец Хосе Энрике Родо (1872—1917) принадлежит к писателям и мыслителям рубежа веков, оказавших существенное влияние на общеконтинентальные духовные и литературные искания 900—10-х годов XX в. С его именем связано развитие общеконтинентальной концепции «американизма» в той ее разновидности, которая, уходя своими корнями в творчество Марти, выросла на духовной почве испаноамериканского модернизма и оказала решающее влияние на его эволюцию.
Определяя свое идейное происхождение, Родо писал в очерке «Рубен Дарио», опубликованном в качестве пролога ко второму изданию «Языческих псалмов»: «Я тоже модернист, и я всей душой принадлежу этому движению, определяющему смысл развития мысли в последней трети века, движению, которое, беря свое начало в литературном натурализме и философском позитивизме, ведет к растворению того, что в них есть плодотворного, в более высоких обобщениях». Именно Родо, теоретически обобщившему идейно-эстетический опыт испаноамериканского модернизма и переведшему его на язык философских дефиниций, принадлежит определение философской почвы этого течения как «нового идеализма». В идеологическом плане он развил глубинное антибуржуазное, антиимпериалистическое идейное содержание испаноамериканского модернизма и придал ему активную общественную направленность.
Хотя Родо духовно был связан с модернизмом, его представления о роли литературы и писателя решительно противостояли аполитизму и отрыву от национальной действительности. С первых своих выступлений в печати («Литературный американизм» и др.) Родо, утверждая непосредственную социальную функцию литературы, остро критиковал безыдейность, бегство от насущных проблем жизни, экзотизм, «американское декадентство», «литературные игры», требуя «литературы идей», устремленной «к высшим интересам действительности» и человека. При этом Родо отделял самого Дарио, в котором он видел своего союзника, от его эпигонов.
Не случайно его программное эссе «Ариэль» (1900) прямо перекливается с «Триумфом Калибана» Дарио. Родо, как и Дарио, использует шекспировскую символику «Ариэль — Калибан» (он также читал драмы Ренана), как и у Дарио, и у Марти, центральная тема его эссе — тема гармонического человека, составляющая глубинную почву исканий и кубинского, и никарагуанского поэтов. Проблема эта рассматривалась Родо применительно к современному положению Латинской Америки и ее будущему, хотя он не касался непосредственных событий, которые определяли направление развития его мысли: захват Кубы и Пуэрто-Рико Соединенными Штатами, угроза дальнейшей экспансии, проникновение иностранного капитала.
По своему стилю «Ариэль» принадлежит к классическому стилю философской медитации и к той традиции нового эссеизма, которая была основана Марти (художественно-публицистический синкретизм) и Дарио (самоценность стилевого начала, культ эрудиции и элегантности формы). Сюжет эссе составляет поучение мудреца Просперо, носителя знания, своим ученикам перед статуей Ариэля — духа красоты и гуманизма. Главные препятствия на пути к полноценному человеку в мире, где власть захватили тресты, — «поглощающий профессионализм» и «практический утилитаризм», они деформируют человека, лишают его полноты развития и возможностей гармонического духовного совершенствования. Образец деформированного человека и общества, согласно Родо, — это «уравнительная демократия» США, Калибаново царство поголовной серости и равенства в бездуховности и грубом практицизме. Альтернатива этому типу цивилизации — такое общество, где человек культивирует «религию красоты», духа, а правит им культурная элита, аристократия интеллекта и духовности. Воздействие идей Ренана об аристократии духа очевидно, но, в сущности, идеи Родо имеют иной смысл. В отличие от Ренана он не отрицает демократии, а предлагает свой утопический вариант — такое демократическое общество, где сохраняется при полном равенстве возможностей единственный вид неравенства — различные способности к совершенствованию и служению идеалу красоты и духа. «Новый идеализм» Родо и идейно-эстетические искания Марти (при всех отличиях) и особенно Дарио имеют общую социально-духовную основу и, в сущности, исповедуют не декадансный антигуманизм, а классический идеал «полного человека».
Для достижения идеала Латинской Америке, согласно Родо, следует отказаться от «нордомании» и следовать «материнской» традиции духовности, восходящей к греко-латинской цивилизации. В антиномии англосаксонской и греко-латинской цивилизаций выступает у Родо реальное противоречие между навязываемым Латинской Америке североамериканским буржуазным образом жизни и ее истоками и интересами. Американизм Родо далек от реализма и демократического пафоса мартианской концепции «нашей Америки», однако за идеалистической оболочкой теории «ариэлизма» выступает ее антиимпериалистическое, по сути, содержание. Это и обусловило то, что концепция «ариэлизма» стала идеологическим знаменем целого поколения творческой интеллигенции, увидевшей в ней орудие духовного, культурного самоопределения. Защитная концепция «ариэлизма» была свободна от мотивов изоляционизма, напротив, Родо, вслед за Марти и Дарио, утверждал необходимость самого активного усвоения опыта мировой культуры и переработки его в соответствии со своими потребностями.
Эссе, статьи, рецензии, выступления Родо, ставшего в 900—10-х годах XX в. влиятельнейшим деятелем культуры, собранные им в книгах «Мотивы Протея» (1907) и «Вышка Просперо» (1914), его проповедь «литературы идей», обращения к национальной действительности и ее проблемам, пропаганда латиноамериканского духовного наследия (очерки, посвященные С. Боливару, и др.) способствовали острому идейному размежеванию и вызвали волну культурфилософских эссе в поддержку идей «Ариэля» и против них, где рассматривались либо в континентальном, либо в национальном масштабе судьбы и исторические перспективы латиноамериканских народов.
Глубоким пессимизмом и комплексом расовой неполноценности отмечены такие написанные в традиции позитивизма эссе, как «Больной континент» (1901) венесуэльца Сесара Суметы, «Наша Америка» (1903) аргентинца Карлоса Октавио Бунхе, «Деградация американских рас» колумбийца Мигеля Хименеса Лопеса и др. Им противостоят произведения «ариэлистов», среди которых антиимпериалистически настроенные писатели и публицисты — аргентинец Мануэль Угарте, автор ряда книг («Будущее Латинской Америки», 1920, и др.), перуанец Франсиско Гарсиа Кальдерон («Сотворение континента», 1912) и др.
