На стороне революционеров, которые завоюют для народа светлое будущее, был в годы революции и К. Тетмайер. В стихотворении «Баррикада» он восславил совместную борьбу русских и польских трудящихся. Но поднявшийся на борьбу пролетариат у Тетмайера (драма «Революция» и др.) — безликая масса, которой руководят революционеры-заговорщики и даже некий таинственный мессия.
Традиции реалистической поэзии Конопницкой, даже с использованием характерной для нее формы поэтических «картинок», продолжал Анджей Немоевский. Зарисовки из жизни шахтеров, рабочих у доменных печей и прокатных станов дополнялись в его поэзии решительными призывами к протесту, к борьбе за социальное и национальное освобождение.
Приметным в поэзии начала века явлением было развитие сатирических жанров. Популярность завоевали басни Яна Леманьского (1866—1933), обличавшие ханжество и лицемерие галицийской бюрократии. Декадентское мироощущение, ставшую позой «младопольскую» манерность высмеивал в своих сатирических произведениях талантливый прозаик, поэт, драматург и публицист Адольф Новачиньский (1876—1944). Он был заметной фигурой в литературной жизни Польши, пока не перешел (после 1914 г.) на реакционно-националистические позиции.
Осмеяние буржуазного филистерства, декадентского позерства и снобизма предпринял известный писатель, критик и переводчик Тадеуш Бой-Желеньский (1874—1941) в получивших широкую известность сатирических куплетах («Словечки», 1911), предназначенных для поэтического кабаре в Кракове «Зеленый шарик» (1905—1912).
Значительный художественный вклад в польскую и мировую культуру сделан польской драматургией конца XIX — начала XX в. Ее облик определяет прежде всего деятельность великого реформатора польского театра и драматургии Станислава Выспяньского (1869—1907).
Поэт-драматург, признанный своими современниками новым поэтом-вождем, поэтом-пророком, какими в свое время были для польского общества Мицкевич и Словацкий, он не придерживался какой-либо определенной политической ориентации и не имел сколько-нибудь четкой социальной программы. Продолжая «пророческую» традицию своих великих предшественников, он одновременно развернул генеральную полемику против романтического понимания истории, против политического романтизма. Драмы и трагедии Выспяньского, в которых он создавал метафорические, монументальные обобщения истории и современности, отличаются сложным переплетением романтико-символических, фантастических и реалистических линий и планов. В них нашло отражение героическое прошлое Польши («Легенда», 1897; «Болеслав Смелый», 1900), национально-освободительное восстание 1830 г. («Варшавянка», 1898; «Ноябрьская ночь», 1904), идеологические проблемы современной жизни и перспективы освободительной борьбы польского народа («Свадьба», 1901; «Освобождение», 1902; «Акрополь», 1904), античные сюжеты («Мелеагр», 1898; «Возвращение Одиссея», 1907) и др. Шедевр драматургии Выспяньского — «Свадьба», оригинальная драма-памфлет и драма-сказка. В ней использованы приемы польского народного кукольного театра, так называемой шопки — рождественского ярмарочного представления, в котором выступают традиционные типажи из разных сословий: хлоп, шляхтич, ксендз, еврей. Наряду с ними в драме действуют фантастические персонажи. В столкновении различных общественных и идеологических позиций, представленных участниками крестьянско-шляхетской свадьбы (в ее основе — реальный исторический факт), выявляется непримиримость крестьянского и шляхетского миров. Высмеивая миф о классовой солидарности, осуждая интеллигенцию за неспособность стать духовным вождем народа, Выспяньский не видит сил, могущих вырвать польское общество из «спячки», из состояния неволи и бездействия, пессимистически оценивает перспективы польского освободительного движения.
Творчество Выспяньского настолько своеобразно, что не привело к созданию какой-либо школы или течения, реализующего его творческие принципы. Он оставался в драматургии своей эпохи явлением ярким, но одиноким.
Драматургия конца XIX — начала XX в. развивалась преимущественно в русле реалистической драмы, не избежавшей соприкосновения с натурализмом. Малоплодотворными оказались попытки Пшибышевского создать некий натуралистически-символистский драматургический синтез. В драмах Пшибышевского («Золотое руно», 1901; «Снег», 1903; «Пир жизни», 1909; и др.) варьируется один и тот же конфликт: между фатальным эротическим стремлением и чувством долга, приводящий к трагическим последствиям.
Вершиной реалистической драматургии были драмы Габриэли Запольской «Мораль пани Дульской» (1907), «Их четверо» (1912), «Панна Маличевская» (1912) и др. В этих трагифарсах и «трагедиях глупых людей» (так определяла свои произведения Запольская) проявляется ее наблюдательность, прекрасное знание нравов мещанской среды. Главное в них — разоблачение насквозь лживой и ханжеской морали. Драмы Запольской отличают прекрасное знание законов сцены, умелое развитие действия, живой диалог и язык, великолепно передающий индивидуальные черты персонажей. Ее произведения заняли прочное место в репертуаре польских театров.
С. Выспяньский
Фотография начала 1900-х годов
Весьма заметно в драматургии тех лет и творчество Тадеуша Риттнера (1873—1921). В его драмах («В маленьком доме», 1904; «Глупый Яков», 1910; «Волки среди ночи», 1916; и др.) соединяются психологический реализм, меткость и блестящая сатира в воссоздании быта и нравов мещанской среды с символикой и тонким лирическим настроением.
Особое место занимает драматургия Кароля Хуберта Ростворовского (1877—1938). По рождению и воспитанию принадлежавший к помещичьей среде, он всю жизнь был связан с националистическими и клерикальными кругами. Однако его исторические драмы «Иуда из Кариота» (1913), «Кай Цезарь Калигула» (1917) и др. заслуживают внимания. Ростворовского интересовали «вневременные» проблемы власти,
революции, смысл существования, которые ставились им в его психологических и аллегорических драмах-притчах. Обращаясь к известным евангельским и историческим сюжетам, драматург толковал их по-своему, стремясь выявить психологические, исторически оправданные мотивы поведения героев.
Размах революционного рабочего движения в стране, особенно в годы революции 1905—1907 гг., способствовал возникновению революционно-пролетарского литературного течения.
В период революции активную пропагандистскую и политическую деятельность (на страницах легальных и нелегальных журналов и газет «Глос», «Пшегленд сполэчны», «Сполэченьство», «Справа работнича», «Пшегленд социал-демократычны», «Пшегленд работничы», «Червоны штандар», «Трыбуна» и др.) развивает группа радикальных писателей и публицистов, деятелей СДКПиЛ и ППС-левицы — Я. В. Давид, Ю. Мархлевский, А. Варский, Ю. Брун, Т. Радваньский, В. Налковский, Б. Хертц, Я. Глясе и др. В статье «Пролетариат и художники» (1905) В. Налковский, характеризуя позиции группы, писал: «Мы понимали, что борьба нашей группы была лишь литературной формой массовой борьбы пролетариата с буржуазным гнильем».
Наиболее непосредственным выражением настроений революционных масс и вместе с тем социалистических тенденций в литературе были стихотворения и революционные песни. Их авторами были как анонимные поэты, так и поэты — участники рабочего движения: деятели СДКПиЛ Л. Домский и Ю. Красный, поэтесса Мария Марковская (она перевела на польский «Песню о Соколе» М. Горького), поэт Бруно Винавер, написавший «Рабочую марсельезу», а в соавторстве с видным деятелем СДКПиЛ Радваньским издавший сборник сатирических стихов «Конституция с нагайкой» (1905).
Революционно-пролетарская поэзия была боевой агитационной поэзией, стремившейся вызвать революционный энтузиазм пролетариата, мобилизовать на борьбу. Стихи и песни публиковались на страницах печати, в листовках и прокламациях, издавались отдельными сборниками («Песни пролетариата», 1903; «Песни труда и борьбы», 1905, и др.). Характерной чертой этой поэзии является ее романтическая приподнятость, часто воплощаемая в устоявшихся в революционной поэзии образах-символах, словах-сигналах: весна, рассвет, буря, гроза, ураган, пожар и других, олицетворяющих революцию. Излюбленный образ этой поэзии — гордо реющее над рабочими демонстрациями, над баррикадами, тюрьмами, над всем миром алое знамя, «окрашенное кровью народа». Романтические средства изображения, революционная символика передавали революционную устремленность пролетарской поэзии в будущее и активность ее лирического героя.
