В центре этой книги — образ Миссисипи, такой же символически обобщенный, как образы Уитмена, однако совершенно чуждый примет романтической патетики и абстрактности. Великая река в повествовании Твена воплощает мотив вольности, естественности и бесконечной многоликости бытия, резко не согласующийся со вторым важнейшим мотивом книги, который создан конкретным изображением действительности речных городков — мира, где торжествуют утилитарность помыслов, расистские предрассудки, убожество быта и нравственное оскудение. В структуре повествования Миссисипи выполняет ту же связующую роль, которую несет мотив дороги в «Дон Кихоте», «Томе Джонсе», «Мертвых душах» и других великих произведениях реалистического искусства. Гек и беглый раб Джим, плывущие на плоту по Миссисипи, становятся свидетелями и участниками множества больших и мелких событий, в своей совокупности создающих подлинно исчерпывающий панорамный образ Америки.
Твен решает ту же художественную задачу, которую ставил перед собой Уитмен, однако его творческий принцип — реализм, предполагающий и широту охвата действительности, и масштабность проблематики, но в то же время — строгую жизненную достоверность каждого эпизода и социальную конкретность каждого человеческого типа в многоликой галерее персонажей «Гекльберри Финна». Это реализм совершенно нового эстетического качества: он мало напоминает как бытописательский пафос приверженцев «местного колорита», так и тесно связанный с романтическими коллизиями художественный мир Хоуэлса и Джеймса. Из «Приключений Гекльберри Финна» берет начало эпическая линия в американском реализме XX в., представленная именами Хемингуэя, Стейнбека, Вулфа.
Совершенно новое значение приобретают в книге о Геке Финне и все те мотивы и коллизии, которые возникли уже в «Приключениях Тома Сойера». Гек — «простак» первой части трилогии — выступает теперь как носитель лучших черт народного сознания, которое для самого Твена отныне становится подлинной мерой всех ценностей и всех противоречий жизни, вытесняя руссоистские концепции, в условиях Америки 80-х годов оказывающиеся только анахронизмом. Будничные приметы действительности, которые в «Томе Сойере» при всем мастерстве Твена оставались все-таки лишь необязательным фоном основной коллизии, теперь служат целям обобщения огромного материала наблюдений и размышлений над судьбами народа, над объективной противоречивостью всего социального опыта страны, провозгласившей самые демократические идеалы тогдашней эпохи, но очутившейся в плену расизма и своекорыстия.
Антитеза естественности и цивилизованности, столь важная для «Тома Сойера», в «Геке Финне» становится конфликтом человечности с буржуазными нормами жизни. Книга о Геке явилась первым произведением американской литературы, где этот центральный конфликт действительности осмыслен как объективное противоречие всей общественной истории США, глубоко затронувшее сущность национального характера. Это было важнейшим творческим завоеванием Твена.
Подросток и беглый раб на плоту, который несет через всю Америку ее могучая река, — символ торжества истинной человечности, способной преодолеть любые предрассудки и с честью выйти из любого испытания жестокой повседневностью американской жизни. «Эпос о Миссисипи» завершается мажорной нотой, однако такой финал не снимает остроты тех противоречий общества, истории и самого человека, которые были обнаружены и воплощены Твеном в его центральном произведении. Он возвращается к этим противоречиям в своих исторических романах, составляющих в наследии писателя второй важнейший творческий цикл.
Впервые к историческому сюжету Твен обратился в «Принце и нищем» (1882). Из всех произведений писателя этот роман наиболее близок просветительской традиции, сказавшейся даже на художественном построении «Принца и нищего» как философской притчи, в которой важнейшую роль играет метафора маскарада. Эдуард Тюдор и безродный Том Кенти — типичные твеновские «простаки», которым от природы присуще стремление к добру, справедливости и разумности. Одно и то же сердце бьется и под лохмотьями лондонского бродяги, и под расшитой золотом бархатной курткой английского монарха. А вместе с тем оба они поочередно оказываются пленниками сословной касты, уродующей их прекрасную человеческую сущность: отношения господства и отверженности не могут быть примирены с естественными отношениями равенства всех людей. Рассказывая о средневековой Англии, Твен, в сущности, подвергает осуждению самый принцип классового разделения общества,
противопоставив ему просветительскую доктрину единого человечества. Здравый смысл одерживает победу над абсурдными условностями и жестокостью кастовой, иерархической организации социального бытия.
В «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889) исчезает этот просветительский оптимизм и ясно ощутимы искания, которые приведут к мизантропическим настроениям Твена в последние годы его жизни. В романе обыгрываются мотивы артуровских легенд, позаимствованные у Томаса Мэлори; замыслом Твена было сопоставление своей эпохи со временем темного средневековья. Заставив героя, механика из Коннектикута, чудодейственно перенестись в артуровскую Англию, писатель намеревался еще раз показать преимущества американской демократии, чьим воплощением должен служить Янки, перед скованной феодальными порядками Европой. Но тема «Простаков за границей» на этот раз предстала в ином освещении.
Янки становится истинным хозяином артуровского королевства, однако это происходит не оттого, что герой Твена представительствует от более высокой формы цивилизации, а прежде всего по другой причине — перед нами человек из народа, такой же носитель истинно демократических качеств и особенностей американской нации, каким был Гек Финн. Здравый смысл этого героя — не просветительская абстракция, а конкретное миропонимание и этика тех трудовых масс, которым в 1886 г. Твен посвятил знаменитую речь «Рыцари Труда — новая династия», где рабочий назван «лучшим и достойнейшим» порождением XIX в. Поэтому он не просто переустраивает порядок вещей в королевстве, руководствуясь простыми и здравыми требованиями разумности и весело расправляясь с разного рода мертворожденными догмами, которые встают препятствием на пути живой жизни. Он не может не взбунтоваться против самой системы закабаления и эксплуатации, отвергая господствующие в артуровском государстве социальные отношения, которые как две капли воды похожи на привычные герою Твена отношения в его родной стране. Еще Хоуэлс отметил объективное сходство артуровской Англии, как она нарисована Твеном, и современной Америки. И здесь важнейший идейный узел «Янки из Коннектикута».
Век «прогресса» оказывается еще более жестоким и антигуманным, чем мрачные столетия феодализма, и Янки тяготит мысль о возвращении в свою собственную эпоху, где ему, рабочему, никогда не будет отведена роль хозяина собственной судьбы и судеб страны. Буржуазная цивилизация не выдерживает проверки историей: претензии XIX в. беспочвенны, когда дело идет о счастье, которое должен был обеспечить всем и каждому «прогресс». Действительность твеновской Америки жестока, духовный мир ее людей ограничен и ущербен. Янки выступает как воплощение лучших сторон национального характера, а вместе с тем и ему присущи сухой практицизм и вульгарно понятое стремление к успеху, глубоко укоренившееся в сознании широких масс американцев. Его деятельность в артуровской Англии не только разрушает феодальные установления, но и возводит на их место отношения конкурентной борьбы, вытесняющей понятие о человеческой общности.
Движение истории для Твена, в отличие от романтиков, необратимо, и это еще одно свидетельство глубины его реализма. Но уже в «Янки из Коннектикута» он воспринимает ход исторического процесса в целом пессимистически; предчувствуется трагическое настроение поздних лет творчества. «Личные воспоминания о Жанне д’Арк съера Луи де Конта, ее пажа и секретаря» (1896), завершившие исторический цикл, который создавался Твеном в 80—90-е годы, были последней попыткой писателя показать подлинно героический характер. «Чудо своего века и всех последующих веков», Жанна под пером Твена (как и Шоу, а в дальнейшем Франса — писателей, обращавшихся к той же теме) становится символом огромных духовных сил народа: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка».
