В ранних романах Диккенса такой сюжет был бы вполне реален. Но как далека сумасбродная, безумная, озлобленная, а по-человечески такая несчастная мисс Хэвишем от братьев Чирибл! Деньги давно потеряли свою добрую силу.
Надежды Пипа рушатся в тот самый момент, когда он узнаёт, что его благодетель — беглый каторжник Мэгвич, которому когда-то маленький Пип дал поесть. Мэгвич, заработавший немало денег в Австралии, не забыл оказанного ему добра и решил сделать из Пипа джентльмена.
По сути дела, «большие надежды» позднего Диккенса — это «утраченные иллюзии» Бальзака. Только в английском изображении разбитой судьбы больше горечи, иронии и скепсиса. И результаты крушения Диккенса интересуют не столько в плане социальном, сколько нравственно-этическом.
Перестав быть «сделанным» джентльменом, Пип учится быть настоящим джентльменом. Первый урок на этом пути — урок труда. Он должен работать: смерть Мэгвича в тюрьме лишила его состояния. Вторая задача — научиться распознавать лицо за маской. Нравственное прозрение наступает, когда он начинает видеть в Мэгвиче не каторжника и изгоя, а человека, честно трудившегося, честным трудом заработавшего деньги. Другим важнейшим нравственным уроком становится его болезнь (символическое освобождение от обмана). В эти тяжелые дни ему по-иному видится и характер доброго и смешного кузнеца Джо Гарджери, которого в пору своего «джентльменства» Пип стеснялся. За маской неуклюжего, несветского человека он проглядел истинное лицо, которое ему теперь открылось.
«Большие надежды» — это не только роман о частной судьбе Пипа. И это, конечно, не только занимательное произведение с детективной линией — выяснение тайн Пипа, Эстеллы, мисс Хэвишем. Детектив здесь вторичен. Судьбы всех действующих лиц романа бесконечно переплетаются: Мэгвич — благодетель Пипа, но он же отец Эстеллы, которая, подобно Пипу, живет в дурмане «больших надежд» и верит в свое знатное происхождение. Служанка в доме Джеггерза — убийца — оказывается матерью этой холодной красавицы. Компсон, неверный жених мисс Хэвишем, — заклятый враг Мэгвича. Обилие преступников в романе не просто дань криминальной литературе. Это способ для Диккенса обнажать преступную сущность буржуазной действительности.
Клерк Уэммик в конторе Джеггерза — еще один пример того, что делает с личностью буржуазное общество. Он «раздвоился». На работе — сух, предельно расчетлив; дома в своем крошечном садике (вновь, но с какой внутренней иронией возникает тема малого мира «Рождественских повестей») он гораздо более человечен. Получается, что буржуазное и человеческое несовместимы. Это еще один социально-психологический закон, который открыл для себя Диккенс.
В романе «Большие надежды» налицо элемент художественной самопародии. Это очень грустный роман, ведь надежды раннего Диккенса тоже рухнули. Ничего не меняет даже счастливая концовка. Собственно, она уступка просьбам Булвера-Литтона, который не хотел, чтобы Диккенс разлучил Пипа и Эстеллу. Да и счастлива она лишь формально: как сложится дальнейший путь этих усталых, настрадавшихся и одиноких людей — неизвестно, теперь, после выпавших на их долю страданий, у них другое, гораздо более драматическое понимание счастья.
В романе «Наш общий друг» Диккенс запечатлел картину новой Англии — страны, вступающей в эпоху империализма. Эта тема будет занимать его и в «Тайне Эдвина Друда». Эдвин, герой книги, собирается ехать работать в Египет — английскую колонию; брат и сестра Ландлесс вернулись в Англию из другой британской колонии, Цейлона. В «Нашем общем друге» перед читателем возникает Англия дельцов Венирингов, Англия периода финансового расцвета и откровенно деляческих отношений. Символом лицемерия, ставшего составной чертой буржуазного характера, выступает Подснеп.
Но не только эти новые экономические и политические параметры жизни страны, которые подметил и изобразил Диккенс, определяют социальный характер романа. Как и прежде, но с еще большей художественной концентрацией он рисует картину общества, в котором все — от крупных политических событий до частных, интимных отношений персонажей — определяют деньги, ложная, но узаконенная мера человеческих ценностей. Их символом в романе становится огромная мусорная куча — воплощение тлена и безграничной призрачной власти. Здесь Диккенс с особенной обстоятельностью исследует развращающее влияние денег на человека (линия Беллы и Гармона-младшего).
Диккенс, как и всегда, — в теснейшем контакте с реальным миром, но его все больше интересуют вечные общечеловеческие темы: любовь, ненависть, ревность, раскаяние, испытание и возрождение души.
Мир «Нашего общего друга» делится не на хороших и плохих, как это было раньше, а на тех, кто живет истинно и ложно.
Конец романа вполне в духе раннего Диккенса. И в этом смысле здесь как бы наблюдается некоторое отступление от завоеваний искусства писателя в «Крошке Доррит» или в «Больших надеждах». Герой получил наследство, женился на красивой девушке. Есть также Недди Боффин, добрый дядюшка, напоминающий Чириблей и Браунлоу. Но — при сходстве сюжетной схемы — иные внутренние мотивы и иная нравственная оценка происходящего.
Детективный зачин — Джон Гармон становится Роксмитом — направляет не только сюжетное, но и идейное движение романа. Вновь возникает — только в еще более сложном и запутанном виде — тема двойников (Гармон и моряк Рэтфут). Диккенса занимает проблема раздвоения личности. И в этом отношении он предвосхищает писателей конца века. Каков человек внутри, каково его истинное лицо, что способно изменить человека, каков внутренний смысл выпавших на долю каждого испытаний — таковы основные нравственные проблемы книги. Герои позднего Диккенса напряженно ищут свое подлинное «я»: потому в романе есть ложные смерти, переодевания. Гармон, Белла, Рэйборн освобождаются от ложного «я» и возвращаются духовно обновленными к жизни. Но очень важно, что добро не просто снисходит на них (вспомним внезапные перерождения в «Рождественских повестях»), а зарабатывается тяжелым нравственным трудом. Герои учат друг друга: Гармон преподает Белле урок добра, Белла учит Гармона любить жизнь.
Белла — новый женский образ в творчестве Диккенса, отличающийся значительной глубиной психологического проникновения. Как известно, нередко из-под его пера выходили бесплотные, ангелоподобные существа — Роз Майли, Агнес. Перерождение героини теперь убеждает, потому что оно психологически мотивировано. Более того, Белла воплощает в романе столь дорогую Диккенсу стихию жизни. С новым пониманием женского характера пришло и новое понимание любви, еще одной «трудной» для Диккенса темы.
В большинстве его романов влюбленных не смутило бы, если бы умершие родители предназначили их друг другу. Но Белла и Гармон, как Роза и Эдвин из «Тайны Эдвина Друда», хотят располагать свободой выбора, свободой совершать ошибки. Чувство в «Нашем общем друге» становится внутренней необходимостью персонажей, а не механической, ничего не меняющей в характере силой. В этом отношении заслуживает внимания и другая любовная пара в романе: Лиззи Гексам и Юджин Рэйборн.
Рэйборн любит девушку, которая стоит ниже его на социальной лестнице, просит Лиззи стать его женой (вспомним «обратную» в нравственном отношении ситуацию Стирфорта и Эмми в «Дэвиде Копперфилде»). Это еще одно подтверждение глубокого демократизма Диккенса: Лиззи, дочь лодочника, превосходит Рэйборна по своим внутренним качествам, она — сила, способствующая его нравственному воскресению. В то же время Диккенс, внимательный реалист, отразил здесь изменения, произошедшие в классовой структуре английского общества: к середине 60-х годов социальная иерархия стала более подвижной.
Последний роман Диккенса «Тайна Эдвина Друда» традиционно считается детективом. На протяжении более чем ста лет, прошедших со времени его написания, критики, литературоведы и, наконец, просто читатели бьются над его разгадкой, строят предположения и целые логические системы относительно того, кто убил Эдвина Друда.