До нас дошло более 170 стихотворений Рабджаа на монгольском языке и 180 — на тибетском. Многие из них содержат назидательные сентенции, философские размышления, в других отразились отдельные стороны духовной и обыденной жизни современного ему общества. Для творчества Рабджаа характерна прочная связь с фольклором, усвоение традиций монгольской литературы, а также умелое использование приемов тибетской поэтики. Его глубокая по содержанию лирика отличается широтой диапазона — философская, дидактическая, любовная. Стихотворения Рабджаа традиционны по своим мотивам, в них звучат темы любви к родной земле, к матери. Многие из них созданы в манере народных песен и сохранились, войдя в фольклорную традицию. Рабджаа принадлежит популярная у монголов песня «Преисполненная достоинств», в которой воспевается любовь и красота женщины. Любовь Рабджаа уподобил красоте природы, жизнь человеческую — смене времен года. С восхищением описывает он ясный лик, гибкое тело, певучий голос, легкий характер любимой («Преисполненная достоинств», «На восемь сторон»). Основное место в наследии Рабджаа занимают стихотворные поучения — сургаалы. В поле зрения поэта почти все сферы человеческих отношений, он порицает такие пороки, как зависть, ревность, недоверие («Сургаал о законе мироздания»). В сургаале «Золотой ключ» звучит наставление о важности постижения знаний, о необходимости доброго отношения друг к другу. Рабджаа является автором первой монгольской драмы «Жизнеописание Лунной кукушки» (на сюжет одноименной буддийской повести); ему принадлежит также музыка к ее постановке, осуществленной в 1832 г. Рабджаа — первая известная поэтическая индивидуальность большого масштаба в монгольской литературе, хотя эта литература и остается еще в русле средневековых традиций, но в ней намечаются новые тенденции, важные для последующего развития, осваиваются новые темы и возникают новые жанры.
*Глава шестая*
ВЬЕТНАМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
Монархия Нгуенов, особенно начиная с 20-х годов XIX в., когда на престол вступил Минь Манг, всячески старалась укрепить феодально-бюрократический режим и проводила политику «закрытых дверей». В то же время появились и новые веяния, проводниками которых были вьетнамцы, ездившие в Европу или в колонии западных держав в Южной и Юго-Восточной Азии. Среди них заметную роль играли отдельные вьетнамские католики, получившие образование и жившие в Европе. Так, пастор Филипп Бинь, оставивший «Книгу записей разных дел», законченную в 1822 г. в Лиссабоне (рукопись была недавно обнаружена в Ватикане), критически относился к конфуцианской схоластической школе тогдашнего Вьетнама и указывал на преимущества европейской системы образования. Он же писал о Французской революции («Народ казнил короля»). Вьетнамская монархия по традиции опиралась на конфуцианство и предпринимала попытки поднять пошатнувшийся авторитет этого учения, резко противопоставив его чуждому католичеству.
Поэтому в 20—50-е годы XIX века усиливалось охранительное течение, всячески поддерживаемое властями. Возникло множество дидактических поэм на разговорном вьетнамском языке, предназначенных для народа. Пересказывались в стихах сочинения конфуцианского канона («Луньюй», «Шицзин», «Шуцзин»). Писались (тоже в стихах) назидательные книги, в которых давались образцы ревностного исполнения конфуцианских этических норм: поэт Ли Ван Фык (1785—1849), например, переложил стихами конфуцианские «Двадцать четыре примера сыновней почтительности» Го Цзы (XIII в.). Дидактические поэмы преследовали цель показать идеальные образцы поведения (например, «Песнь семейных поучений», своеобразный вьетнамский рифмованный «Домострой»). Вместе с тем в этих поэмах изображались отрицательные, однако жизненные и, вероятно, весьма типичные примеры, подражать коим не следовало. Некоторые поэмы тяготели к бытовой конкретности. Анонимные «Наставления женщинам, изложенные стихами» содержали такие колоритные назидания: «А молодым девицам нечего в пагоду хаживать: // Одна только глазами водит, другая — улыбочки строит». Вместе с тем в поэме содержится филиппика в защиту неимущего, который «за чашку риса, проливает целую чашку пота»; неизвестный автор призывал к сочувствию обездоленному, у которого «кожа и плоть не из железа и не из меди». Особое место среди дидактических поэм занимает «Сочинение о Небесном Юге на родном языке». В нем с позиций конфуцианского рационализма высмеивались христианские мифы и прежде всего — о «непорочности зачатия», а объектом сарказма были Христос и Богоматерь. Поэма преследовала цель — отвратить вьетнамцев от католичества. Автор, исходя из конфуцианского рационализма и скептицизма по отношению к суевериям и чудесам, раскрывал внутреннюю несостоятельность христианских мифов.
Императорский двор поощрял распространение идей и этики конфуцианства, особенно настойчиво верноподданнические идеалы проникали в пьесы музыкального театра туонг: при изображении героического персонажа акцент делался на преданности его монарху. Придворный туонг шел по пути усложнения формы спектаклей: например, «Десять тысяч сокровищ» представляли собой цикл пьес, объединенных общими персонажами, эти пьесы играли на сцене сто вечеров.
Оппозиционное течение того времени в литературе представлено потомками старых служилых родов, оставшимися верными свергнутым в конце XVIII в. князьям Чиням и династии Ле (с Ле постоянно связывались иллюзии о «золотом веке»). Приятие жизни у этих поэтов было пассивным, окрашивалось под влиянием буддизма в сумеречные тона, действительность представала как иллюзорное видение, как сон. Так, в поэме Нгуен Хюи Хо (1783—1841) «Описание сна в Персиковом дворце» герой во сне встречается с красавицей, которая олицетворяет императора Ле. Поэтесса Нгуен Тхи Хинь (годы жизни неизвестны) в своих стихах погружена в воспоминания о прошлом, о былом величии императоров Ле, их столицы. Ее изящные стихи, пленяющие неясными видениями, часто сравнивают со старинными, потускневшими картинами.
В целом, однако, литература данного периода тяготела к реалистичности, даже к «сниженности» героя, описанию обыденности окружающей обстановки. Повествовательная поэма вместо идеализированного высокого героя все чаще обращается к совершенно иному образу. Ли Ван Фык подчеркнул это в самом названии — «Повествование о Неизысканном». Поэма полемически заострена, поэт сознательно противопоставляет будничного героя опоэтизированному. Появляется даже плутовской чуен — анонимная поэма «Повествование об Изворотливом Хитреце», в которой герой низкого происхождения с помощью хитроумных уловок удачно женится, добивается любви и богатства, посрамив тем самым тех, кто смеялся над ним и думал, что «разве дерзнет дикая курица сравниться с фениксом!». В плане снижения образов героев следует рассматривать и аллегорическую поэму «Спор шести животных о заслугах» неизвестного автора, в которой дается как бы вертикальный «разрез» вьетнамского общества: буйвол — это крестьянин, ведущий жизнь полную изнурительного труда («спину оводы жалят, в ноги пиявки впиваются»), пес — стражник, козел — хранитель реестров, конь — военачальник и т. д. Каждый хвалится своими заслугами, а хозяин, выступающий как судья, разрешает спор. Автор явно стремится сгладить межсословные противоречия.
Процесс прозаизации, обращения поэмы к низкой действительности вел к отходу от устоявшихся представлений. Сходная тенденция характеризует и развитие других поэтических жанров. Трезвость взгляда на жизнь отличает, например, стихотворение Ли Ван Фыка «Монета», в котором признается всесилие нового владыки, претендующего на престол, — денег.
Указанная тенденция своеобразно преломляется в творчестве поэта Нгуен Конг Чы (1778—1858), который принадлежал к бедному служилому роду. Его артистическая, свободная натура проявила себя довольно рано. Юношей он вступил в театральную труппу, став, хотя и на время, представителем одной из наиболее презираемых в феодальном Вьетнаме профессий. Впоследствии он сделался чиновником, но из-за деятельного и независимого характера его карьера была на редкость неровной; повышения и понижения следовали одно за другим. Нгуен Конг Чы, по вьетнамской поговорке, «то взбирался на спину слона, то оказывался на хребте у собаки». В шестидесятипятилетнем возрасте его даже разжаловали в солдаты. Нгуен Конг Чы жил в период, когда двор стремился возродить и укрепить авторитет конфуцианства. Поэтому он выступал как певец идеалов конфуцианской этики, но возвеличивал по существу замечательные качества человека. Во многих своих напевных стихах жанра качу, введенного им во вьетнамскую литературу, поэт создает образ, напоминающий эпического богатыря. Это конфуцианский добродетельный муж, который, ища себе славы, стремится к подвигу. Герой Нгуен Конг Чы обладает подлинно эпической свободой воли, но лишен слепого послушания, которого требовал от подданных двор. Неутоленная жажда больших свершений вызывала у поэта чувство неудовлетворенности. В сатирической «Похвале карабкающимся по канату» он аллегорически рисует картину суетной чиновничьей карьеры («Ну-ну, посмотрим, кто уступит, а кто вскарабкается выше»).
