Характерный пример в этом отношении дает произведение неизвестного автора «Мужчина времен суетной жизни» (1693). Некий эдосец, герой повести, жаждет наслаждений и идет в храм Нарихира, чтобы молиться о ниспослании ему любовных удач. Дух является ему во сне и подтверждает, что «нет большего наслаждения, чем видеть и слышать любовь». Он дарит ему волшебную шляпу-невидимку, дающую возможность вкусить это наслаждение, и эдосец пускается в странствование по всей Японии, чтобы «видеть и слышать» любовь. Именно видеть и слышать, а не переживать, ибо, когда у него возникает нечто вроде чувства к женщине, которая готова пойти ему навстречу, никакого романа или любовного приключения не получается. Персонаж анонимной повести лишен подлинных страстей и не способен жертвовать собой во имя любви. Чувства измельчали.
Развитие укиё-дзоси в XVIII в. тесно связано с меняющимся спросом книжного рынка. Горожане, составляющие основную массу читателей, требовали главным образом забавных книг с броскими иллюстрациями, посвященных обитателям «веселых кварталов». И авторы укиё-дзоси учитывают подобные непритязательные вкусы. Это характерно и для творчества Эдзима Кисэки (1667—1738), наиболее видного последователя Сайкаку в литературе укиё-дзоси.
Стремление быстро удовлетворять вкусы читателей приводит Эдзима Кисэки к непомерному заимствованию из произведений известных авторов, в частности Сайкаку. Рассказы Эдзима Кисэки о нашумевших происшествиях в «веселых кварталах», включенные в его сборник «Любовные напевы куртизанки» (1701), представляют собой слегка модифицированный пересказ популярных сюжетов из произведений Сайкаку. В сборнике рассказов «Нравы современных сыновей» (1715) автор лишь забавляет читателя, показывая легкомысленные проказы молодого повесы. Жизненные наблюдения писателя неглубоки. Трагические стороны жизни, которые сумел увидеть Сайкаку в «веселых кварталах», ускользают из поля зрения Кисэки.
Последний из популярных в то время авторов укиё-дзоси Тада Нанрэй (1698—1750) также не создал сколько-нибудь значительных произведений. Его книга «Нравы современных матерей» (1752) написана в духе шуточных сочинений того времени, рассчитанных на самые примитивные запросы читателей. Так подошел к концу почти столетний период существования укиё-дзоси — одного из основных жанров городской литературы Японии XVII—XVIII вв.
В 60-е годы широкой популярностью среди горожан пользовались книжки, получившие жанровые наименования не по содержанию и не по художественной форме, а по цвету своих обложек: «желтые книжки» (кибёси), «зеленые книжки» (аохон) и т. д. Эти книжки, писавшиеся на городском просторечии и повествующие все о тех же «веселых кварталах», мало чем отличались от укиё-дзоси позднего периода и носили чисто развлекательный характер.
Из этих книжек наиболее известна «Сон о богатстве господина Кинкин» (1775) Коикава Харумати (1744—1789), написанная под влиянием знаменитой новеллы Шэнь Цзи-цзи (VIII в.) «Волшебное изголовье». Герой этой книги, вровинциал, отправляется в Эдо и обращается к бодхисаттве с молитвой о ниспослании ему хорошей жизни. Однажды во сне он видит, будто становится приемным сыном богача, в течение многих лет ведет жизнь, полную веселья и роскоши, но потом разоряется. Проснувшись, Кинкин восклицает: «Выходит, что все радости человеческой жизни подобны крупинке пшена в ступе!» Но читателя интересовала, скорее всего, не эта буддистско-даосская сентенция, а жизненные удачи и любовные приключения героя, хотя бы во сне. Заодно автор приобщает читателя к сложному этикету «веселого квартала» и учит, как разумно тратить деньги. Это, вероятно, и содействовало успеху произведения.
Юмористические рассказы Санто Кёдэн (1761—1816) получили особое название «шуточных книжек» (сярэбон). Сюжет одного из наиболее известных рассказов под названием «Ветреные нравы эдосцев» (1785) заимствован из народной сказки о глупом сыне богача, о его несбыточной мечте завоевать популярность среди обитательниц «веселого квартала». Чтобы выдать себя за сладострастника, он, изнемогая от боли, накалывает на теле татуировку с изображением красоток, платит большие деньги гейшам, чтобы те нарочно устраивали на глазах у публики сцены ревности, и т. п. Но все эти усилия тщетны: он некрасив, у него огромный нос, круглое лицо. После многочисленных приключений герой, однако, удачно женится. Сюжет таких сярэбон, как правило, банален, а финал благополучен. Несмотря на банальный сюжет, рассказ Кёдэна отличался определенными художественными достоинствами. Кёдэн впервые ввел в японскую повествовательную прозу сочетание авторской речи с живым диалогом персонажей.
Подобно авторам кибёси авторы сярэбон любили изображать комические ситуации, но главным образом веселую гульбу разбогатевших торговцев в «квартале любви». В их произведениях мы не обнаруживаем сочувственного взгляда автора на участь обездоленных женщин. Вспомним для сравнения образ бывшей куртизанки, которая рассказывает случайным прохожим о своей грустной и безотрадной судьбе в повести Ихара Сайкаку «История любовных похождений одинокой женщины» (1686). Ни Санто Кёдэн, ни Коикава Харумати не стремятся осмыслить явления жизни. Бездумное веселье — гульба в «квартале любви» — и было своеобразным бегством от реальной жизни не только для персонажей, но и для самих авторов. Недаром японская проза XVIII в. получила общее наименование «гэсаку» — «развлекательная литература».
Было бы, однако, неверно утверждать, что городская литература XVIII в. только и делала, что развлекала публику; в ней ощущаются и сатирические тенденции. Так, в рассказе «Попугай о гражданской и воинской морали» (1789) Коикава Харумати пытается сатирически изобразить сёгунское правительство — бакуфу, в особенности указы, которые оно время от времени выпускало в целях соблюдения воинской и гражданской нравственности (так называемое «бумбу»). Книга была запрещена и подлежала уничтожению. Печальна и судьба известного рассказчика Баба Бунко (ум. 1758), который брал сюжеты для своих устных выступлений (кодан) не из книг, а из современной жизни, используя злободневные события тех дней. Один из его рассказов, «Капли леса в причудливом сказании» (1758), содержал критику правительственных чиновников — взяточников и грабителей крестьян. Власти тут же арестовали сказителя и приговорили к смерти.
Сатирическая тенденция заметна и в творчестве известного писателя-«голландоведа» Хирага Гэннай (1728—1779). Он был и выдающимся ученым своего времени, ботаником, минералогом, одним из передовых людей в Японии, понявших действие электричества, зачинателем «голландской» живописи.
Примечательно, что в творчестве Хирага Гэннай «реальные знания» обогащают его художественное ви́дение, непосредственно входят в поэтическую ткань:
Родную сторону ищу
Компасом магнитным,
Туман вокруг.
В свете рационалистических идей новой науки традиционная система мышления и морали кажется Хирага Гэннай просто смешной. Его смех порой перерастает в неприкрытый гнев в отношении нелепостей сословной системы, регламентирующей всю жизнь и повседневные нормы поведения, сковывающей развитие личности.
В повести «Трава без корней» (1763) автор повествует о потустороннем мире. Утопленник, бывший артист театра кабуки, встречается здесь с властителем ада. По жанру повесть близка к книге дангибон (забавных проповедей), но назидательная концовка, обычная для дангибон, уже не играет существенной роли у Хирага Гэннай. В поле его зрения — социальное зло, неразумные жизненные установления. Ад и подводное царство в изображении писателя очень напоминают современную ему действительность Сатирическое начало усиливается в фантастической повести «Жизнеописание весельчака Сидокэна» (1763), выдвинувшей Хирага Гэннай в ряд видных представителей японской литературы XVIII в. Сидокэн — это реальная личность, известный уличный рассказчик того времени, привлекший автора своим вольнолюбивым, веселым нравом. Но повесть Хирага Гэннай не биографическое произведение: в центре ее фантастические путешествия и приключения героя в вымышленных странах.
