Начало политической публицистике Канады положил памфлет-брошюра Дю Кальве «Апелляция к правосудию государства...» (1784). Заключенный в тюрьму за либеральные убеждения, Дю Кальве после освобождения и безуспешного обращения к правосудию английской короны издает этот памфлет, где, используя иронию и сарказм, прибегая к ораторским фигурам, воссоздает общую картину нравов эпохи — систему произвола, поборов, шпионажа. Выступая от имени населения колонии, Дю Кальве требует отставки губернатора и введения конституционных прав и демократических свобод.
Наконец, последнее десятилетие века отмечено расцветом политического красноречия. В ожесточенных парламентских дебатах формируется плеяда блестящих ораторов, — например Пьер Бедар (1762—1829) и др., — использовавших в борьбе за права своего народа идеи Великой французской революции и американской Войны за независимость.
В обстановке начинающейся борьбы за национальные права и сложного переплетения новых веяний и преданности старым традициям складывалась та специфическая духовная атмосфера, в которой предстояло возникнуть франко-канадской литературе.
ЛИТЕРАТУРА НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ
У истоков англоязычной канадской литературы, возникшей еще до 1763 г., так же как у истоков франко-канадской словесности, — записки путешественников, открывавших неведомые земли Нового Света. Относить их к канадской литературе можно лишь с большими оговорками: они принадлежали, как правило, не канадцам. В числе именитых гостей Канады находился, например, Джеймс Кук, чьи записки о третьем плавании (1776—1780) были опубликованы посмертно (1784).
Среди тех путешественников, которые не только писали о Канаде, но и связали с ней свою дальнейшую жизнь, следует назвать Александра Маккензи. Его записки «Путешествие из Монреаля по реке Св. Лаврентия через Североамериканский континент к Ледовитому и Тихому океанам в 1789 и 1793 гг.» были написаны в конце XVIII в. (изд. 1801). Автор записок, деятельный, волевой человек, хорошо сознавал свою цель — присоединить новые земли к британским владениям. Его «Путешествие» быстро приобрело популярность в Европе.
Наиболее значительным явлением англо-канадской литературы XVIII в. справедливо считается роман в письмах Фрэнсис Брук (1724—1789) «История Эмилии Монтегю» (1769, 4 т.). Англичанка по происхождению, Брук несколько лет прожила в Канаде, где и развертывается действие большей части ее произведения, которое принято называть первым канадским романом. Главная сюжетная линия книги связана с историей любви молодых англичан — Эмилии Монтегю и полковника Риверса, повстречавшихся в Канаде. В письмах Эмилии, ее будущего мужа и их друзей сквозит живой интерес к неведомой стране, восхищение величественной и суровой красотой ее природы.
Канадские критики не без основания замечали, что щедрое введение описаний природы и чужеземного быта, в которых романтическая патетика идет бок о бок с сухим деловитым слогом путеводителя, сближает роман Брук с записками путешественников. Подобно авторам путешествий, писательница стремится прежде всего дать людям Старого Света понятие о жизни в Северной Америке. Вера Брук в будущее Канады выражена в словах одного из ее героев: «Америка переживает период младенчества. Европа же — старости».
В юные годы Брук была членом литературного кружка С. Ричардсона, там, по всей вероятности, прониклась она идеями английского просветительства. Подобно просветителям, Брук прославляет добродетель, утверждает, что человек создан от природы слабым, но не порочным, ее герои рассуждают о решающей роли воспитания, которое развивает в человеке нравственные начала. Писательница осуждает всякого рода насилие над личностью (деспотизм правителей, самодурство отцов, религиозный гнет). Отшельничество, уход в монастырь, с ее точки зрения, противоречит самой природе человека, естественному стремлению к радости жизни. Герои Брук, осуждая абсолютную монархию и демократические формы правления, восхищаются умеренностью английских конституционных порядков и превозносят англиканскую религию как наиболее человечную.
Хотя возникновение и развитие сентиментализма в английской литературе не прошло бесследно для писательницы, в целом Брук ближе к Ричардсону, чем к сентиментализму. Подобно действующим лицам «Памелы» и «Клариссы», персонажи ее романа в достаточной мере рассудительны. Вместе с тем Брук делает шаг в сторону от нравственного ригоризма своего учителя. Ее положительные герои лишены чопорности ричардсоновских. Подлинная доброта великодушного, отзывчивого Риверса, человека не вполне безупречной нравственности, резко противостоит в романе показной добродетели сэра Джорджа, первого жениха Эмилии.
Особый интерес в книге Брук представляют страницы, посвященные аборигенам. В четвертом письме полковник Риверс рассказывает о нравах индейцев, к которым он случайно попал. Риверс очарован их песнями, музыкальностью языка. Большое впечатление производит на него отказ индейцев подчиняться предписаниям церкви новопришельцев. В другом письме Риверс цитирует разговор гурона с европейцем. На слова последнего, что ныне гуроны — подданные Франции, индеец гордо возражает: «Вы ошибаетесь, брат, мы не являемся ничьими подданными. Дикарь — самый свободный человек в мире». «И он сказал сущую правду, — комментирует Риверс, — ибо индейцы не благоговеют ни перед рангом, ни перед богатством».
Восхищаясь простотой и естественностью нравов аборигенов Америки, разумностью их правления («Нам бы в Англии такую систему», — шутливо восклицает Риверс), писательница, однако, не склонна идеализировать состояние первобытной дикости.
Таким образом, в первом англо-канадском романе, наряду с сильным европейским влиянием, появляются мотивы, которые в дальнейшем станут прочной принадлежностью литературной традиции: описание местной природы и сочувственное изображение коренных обитателей страны.
Описательность была свойственна не только прозе. В конце века появляются поэмы о канадской природе, созданные в соответствии с привычными образцами английской литературы. Таково, например, произведение Томаса Кери «Авраамовы поля» (1789, Квебек), где автор живописует край великих озер. В предисловии к поэме Кери признается, что подражал «Временам года» Дж. Томсона.
Особую ветвь англо-канадской словесности представляла литература областей, расположенных на побережье Атлантики, большая часть которых лишь со второй половины XIX в. стала провинциями Канады. После того как в 1755 г. французские фермеры-поселенцы были насильственно выселены из Акадии (ныне приморские провинции, главным образом Новая Шотландия), в этих краях появилось немало эмигрантов из Новой Англии. Приток новых поселенцев резко усилился после окончания войны американских колоний за свою независимость за счет лоялистов, т. е. тех, кто сохранял верность британской короне.
Лоялисты писали англофильские верноподданнические стихи и памфлеты, исполненные ненависти к американским революционерам. Потомки пуритан, покинувших в начале XVII в. родину, они отреклись от республиканских идеалов своих предков и оставались верными лишь догматике массачусетских «теократов» с их суровой кальвинистской доктриной порочности человека и учением о предопределении.
В поэзии лоялистов изредка возникают картины канадской природы, но чаще лоялисты обращаются к сатире и пытаются свести счеты с вождями американской революции. Характерным образцом такой сатиры, переходящей в пасквиль, является поэма Джекобса Бейли (1731—1808) «Джек Рейбл» (1776). Написанная стихами, напоминающими русский раешный стих, поэма насыщена выпадами против республиканцев, и особенно против Франклина, которого автор изображает богохульником и самодовольным шарлатаном.
Самой колоритной фигурой среди поэтов-лоялистов был Джонатан Оделл (1737—1818). Выходец из пуританской семьи, воспитанник университета, морской хирург, ставший позднее приходским священником, Оделл связал свою судьбу с противниками американской революции. В Новой Шотландии Оделл написал четыре сатирические поэмы, среди которых наиболее известная и наиболее злая озаглавлена «Американские времена» (1780). Стихи ее проникнуты яростной непримиримостью к убеждениям противника и грубыми выпадами против Вашингтона, Пейна и Джефферсона.
