Первостепенное литературное и общественное значение имел и другой сатирический журнал Новикова, «Живописец» (1772), где с первого номера издатель заявил о приверженности принципам «Трутня». «Отрывок из путешествия в *** И *** Т ***» и «Письма к Фалалею» — блестящие образцы обличительной прозы «Живописца». Подобного по смелости, правдивости изображения тяжелого положения крепостной деревни, какое дано в «Отрывке», ни разу не появлялось в русской литературе до «Путешествия» Радищева.
Нарисованная в «Отрывке» убийственная по своей жуткой правде картина «деревни Раззоренной» замечательна отбором деталей. «Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян», — заявляет рассказчик, и все дальнейшее повествование подтверждает это обилием конкретных примеров (расположение деревни в болотистой низине, крытые соломой полуразвалившиеся хижины, грязь, зловоние и «бесчисленное множество мух» в избах, лишенные присмотра грудные дети, застращенные «именем барина» полуголые ребятишки, крестьяне, торопящиеся убрать господский хлеб, «пока дожди не захватили», и не имеющие времени «управиться» со своим, и т. п.). «Отрывок» вызвал со стороны многих читателей-дворян упреки в том, что издатель «огорчает целый дворянский корпус». В ответ на это он заявил, что владелец деревни Раззоренной — «помещик, не имеющий ни здравого рассуждения, ни любви к человечеству, ни сожаления к подобным себе... дворянин, власть свою и преимущество дворянское во зло употребляющий». Тут же Новиков утверждал, что «худое рачение помещиков о крестьянах» пагубно отражается на экономике страны. Следовательно, обличение их подсказывается интересами нации и государства. Описание деревни Раззоренной не без основания расценено было впоследствии русской революционно-демократической критикой в лице Н. А. Добролюбова в статье «Русская сатира в век Екатерины» (1859) как произведение, где «слышится уже ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе» и «бросается сильное сомнение на законность самого принципа крепостных отношений». Намерение автора «Отрывка» (до сих пор ведется спор, был ли им сам Новиков или молодой Радищев) показать на страницах «Живописца» «жителей Благополучныя деревни» осталось неосуществленным. Зато в новиковских «Письмах к Фалалею» перед читателем предстали колоритнейшие образы невежественных, жестоких и суеверных уездных помещиков-крепостников Трифона Панкратьевича и Акулины Сидоровны, у которых «год от году все больше мужики нищают». Сатирическим мастерством раскрытия характеров, точностью воспроизведения колоритной бытовой речи провинциальной помещичьей среды «Письма к Фалалею» прокладывали дорогу Фонвизину.
Новиков проявил большую изобретательность в создании образцов и приемов сатирической публицистики на основе обращения к жанрам внелитературным. Его «Копии» с отписки старосты Андрюшки к помещику Григорию Сидоровичу, с указа помещика крестьянам тонко воспроизводят стиль русской деловой прозы. По справедливому замечанию Н. А. Добролюбова, они производят нередко на современного читателя впечатление подлинных документов эпохи.
В своих сатирических журналах Новиков ориентировался на вкус не только дворянского, но и широкого третьесословного читателя. Он уверял, что только «книги, на вкус наших мещан не попавшие» залеживаются в книжных магазинах и, наоборот, книги, которые нравятся «сим простосердечным людям», выходят повторными изданиями. И не случайно «Живописец» с успехом переиздавался в 1773, 1775, 1781 и 1793 гг. (причем начиная с издания 1775 г. в него были включены и наиболее острые материалы «Трутня»).
70—80-е годы были временем широкого распространения в среде русского дворянства масонского движения. «Странная смесь мистической набожности и философического вольнодумства, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия» были, по замечанию Пушкина, на русской почве примечательными чертами этого «полуполитического, полурелигиозного общества».
В масонских организациях, кроме Новикова, принимают участие М. М. Херасков, В. И. Майков, И. П. Елагин и ряд других последователей Сумарокова.
С печальной судьбой просветительских начинаний передовой части дворянства, входившей в масонскую организацию, связан трагический конец Новикова. В 70-х годах он выступает в качестве крупнейшего русского книгоиздателя-просветителя («Опыт исторического словаря о российских писателях», 1772; десять томов материалов по русской истории XIV—XVII вв. — «Древняя российская вивлиофика», 1773—1775, и др.), в 1779 г. берет в аренду московскую университетскую типографию, а в 1784 г. организует в Москве вместе с другими деятелями масонства «Типографическую компанию», издавая несколько журналов и огромное по тем временам количество книг — оригинальных и переводных. Активная просветительная деятельность Новикова навлекла на него преследования церкви и гнев Екатерины. В 1792 г. он был арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость, откуда вышел в 1796 г., после восшествия на престол Павла I, умственно и физически разбитый.
ФОНВИЗИН
С национальными сатирическими традициями, кругом идей и образов, нашедших выражение в журнальной прозе Новикова, преемственно связано творчество крупнейшего русского комедиографа XVIII в. — Дениса Ивановича Фонвизина (1744—1792).
Фонвизин начал свою литературную деятельность как переводчик («Басни нравоучительные» датчанина Л. Хольберга, трагедия Вольтера «Альзира» и др.). В 1770 г. было опубликовано его стихотворное сатирическое «Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке» (написано между 1763 и 1766 гг.). Вошедшее в состав множества рукописных сборников XVIII — начала XIX в., оно получило широкое распространение в читательской среде.
Перед нами — отражение живой, остроумной беседы, где Фонвизину принадлежат вопросы и авторские «ремарки», дополняющие ответы трех его несходных по летам и характеру собеседников замечаниями об их мимике, жестах, интонации. При всей индивидуально-психологической характеристике образов слуг в словах Ваньки и Петрушки прорывается и голос самого автора. «Послание» — любопытнейший памятник русского философского свободомыслия XVIII в. Сомнения в разумном смысле мироздания («на что сей создан свет?») сопровождаются горестными наблюдениями над окружающей социальной жизнью.
В «Послании», как и в позднейшей басне «Лисица-казнодей» (перевод прозаической басни Х. Ф. Шубарта, где лиса-проповедница хитроумно восхваляет подвиги умершего тирана-льва), проявилось свойственное Фонвизину-стихотворцу стремление к драматизации повествования. Оно глубоко закономерно для писателя, с юных лет испытывавшего одинаковое пристрастие к сатире и театру. В том же году, когда впервые было напечатано «Послание», Фонвизин закончил комедию «Бригадир», ставшую важнейшей вехой в истории русской драматургии и театра.
Русский театр испытывал потребность в национальном комедийном репертуаре. Первые попытки создания его осуществлялись зачастую в России, как и везде, путем «склонения» на русские нравы заимствованного материала. Таковы были, например, комедии Владимира Игнатьевича Лукина (1737—1794). За исключением лучшей его пьесы, «Мот, любовью исправленный» (1765), остальные произведения были переделками пьес зарубежных драматургов: сохраняя сюжетную схему первоисточника, Лукин заменял иностранные имена и географические названия русскими и вносил приметы русского быта. Чувствительность, свойственная пьесам Лукина, отражает связь его творчества со смешанными жанрами западноевропейской просветительной драматургии.
Первая стихотворная комедия Фонвизина, «Корион», поставленная в 1764 г., также была переделкой французской пьесы Ж.-Б.-Л. Грессе. Но уже вскоре Фонвизин создает свою первую оригинальную прозаическую комедию — «Бригадир» (написана между 1766 и 1769 гг., напечатана в 1786 г.). Пафос «Бригадира» — в обличении как невежественной и грубой старозаветной дворянской среды, так и новомодной французомании, скрывающей под собой иной вариант той же нравственной дикости и невежества.