После упадка времен сарматского барокко (конец XVII — первая половина XVIII в.) польское Просвещение возродило национальную литературу. Обновляя ренессансные традиции, опираясь на национальные достижения высокого барокко и обратясь к современному искусству Запада, художники Просвещения создали новый литературный язык, ставший основой современного, начали совершенствовать и углублять художественное познание действительности, вводить новые жанры, обогащать образно-версификационный и ритмический строй. Именно в эту эпоху окончательно складывается та система литературных родов и жанров, которая будет характерна для литературы XIX—XX вв. Формирование литературной эстетики просветительского типа (которая пришла на смену школьной поэтике и риторике), распространение ее в учебных заведениях и печати, создание литературных журналов и возникновение литературной критики (в современном понимании), наконец, само творчество писателей — все это было частью общественно-политической деятельности просветителей и одновременно действенным орудием их борьбы за реформы, которая преобразила духовную жизнь страны.
Без созданных просветителями художественных ценностей был бы немыслим взлет романтиков (начинавших в духе классицизма, сентиментализма и рококо). Творчество таких художников-просветителей, как Ю. У. Немцевич, К. Бродзиньский — «родоначальник романтической школы», по определению Мицкевича, — поэзия Я. П. Воронича, В. Реклевского, А. Бродзиньского, эволюция художественной прозы, увлечение фольклором и его влияние на историко-культурные и философско-эстетические концепции — все это продолжало тенденции второй половины XVIII в. К наследию Просвещения обратится затем художественная мысль и практика реализма (разработка общественной проблематики, обращение к обыденности, бытовым явлениям, социально-психологическая типизация персонажей, живой разговорный язык).
Произведения талантливейших художников польского Просвещения еще при их жизни стали переводиться на языки окружающих и западноевропейских стран. Переводить и переиздавать их продолжают вплоть до наших дней, что само по себе свидетельствует об их эстетической ценности. В Венгрии уже традиционный к XVIII в. интерес к Польше усилился вследствие во многом сходной общественно-политической ситуации. Польская тематика встречается поэтому в творчестве Я. Бачани, Ф. Казинци, Й. Гвадани. Привлекали и художественные достижения, польский опыт реформы литературного языка. Переводятся Нарушевич, лирика Конарского. Польская литература XVIII в. сохраняла ведущее место в славянском мире. Будители западных славян обращались к опыту польской языковой реформы. С. Рожнаи, А. Пухмайер и другие переводили Красицкого,
Карпиньского, Князьнина, Немцевича и других как образцы новой национальной литературы. В первой половине XIX в. польские веяния проникают к южным славянам, о чем свидетельствуют переводы Красицкого на хорватский и словенский языки. В состав Речи Посполитой, как говорилось, входили литовские, украинские, белорусские, латышские, молдавские земли. В польских городах издревле значительную часть населения составляли немцы и евреи; среди национальных меньшинств были также армяне, чехи, словаки, венгры, татары и др. Сосуществуя в границах единого государства, эти народы непосредственно общались между собой, что отразилось и в сфере литературы (социальные проблемы, художественные веяния, мотивы, персонажи).
В русской литературе польские веяния заметны особенно в первой половине XVIII в.: по-прежнему переиздаются, распространяются в рукописях и начинают проникать даже в фольклор произведения, переведенные в прошлом столетии («Зерцало», рыцарские романы, фрашки, жарты, фацеции, песни, светские и духовные вирши и канты). Силлабическая система оставалась единственным эталоном стихосложения вплоть до реформ Ломоносова и Тредиаковского.
На польскую поэтику опиралась литературная концепция Феофана Прокоповича и его последователей. Теория и практика польской школьной сцены использовалась в русских постановках и театрализованных зрелищах. Во второй половине XVIII — начале XIX в. при явном французском преобладании интерес к польской литературе сохранился. Появились переводы Красицкого, Нарушевича, Немцевича, комедий Богомольца и Богуславского. Статья Красицкого «О романах» перепечатывается в «Вестнике Европы», а его романы влияют на русскую прозу (Булгарин, Сенковский и другие поляки, писавшие по-русски).
Многие представители русской образованной среды знали польский и были хорошо осведомлены в польской культуре и искусстве, в том числе благодаря личным знакомствам. Много поляков перебывало в России, в частности в Петербурге. Здесь в своей типографии Я. Потоцкий издал на французском языке «Рукопись, найденную в Сарагосе» (1804—1805) — роман, получивший европейскую известность (отзвуки его можно найти и в творчестве Пушкина). Переводчик Немцевича, будущий декабрист К. Ф. Рылеев обращался (по-польски) к этому национальному герою Польши: «Любовь к правде и ко всему, что связано с Родиной, воодушевили меня предложить вниманию моих соотечественников великие подвиги русских героев и друзей всего рода человеческого. Ваши «Исторические песни» были для меня изумительным образцом, из-за которого я выучил язык, украшенный именами Кохановского, Красицкого, Трембецкого и Немцевича». А посвящая автору свой перевод «Думы о князе Михале Глиньском», Рылеев писал: «Плоды гения являются всеобщим достоянием, и я смею заверить уважаемого Нестора польской литературы, что и на берегах Невы молодые в царстве наук поколения с восторгом упиваются сладкими звуками сарматской лютни».
*ГЛАВА 2.*
ЧЕШСКАЯ И СЛОВАЦКАЯ ЛИТЕРАТУРЫ (Никольский С.В.)
Первые две трети XVIII в. в истории чешского народа — время глухой реакции. Как известно, после битвы у Белой Горы (1620) Чехия оказалась в составе империи Габсбургов. Начался длительный период Контрреформации, жестокого феодального гнета, германизаторской политики. Поработители стремились искоренить в сознании «еретического» народа гуситские традиции, память о первой в Европе антифеодальной крестьянской войне и о чешской государственности. Шляхта и подавляющая часть городского населения были онемечены. Чехи насильственно обращались в лоно римско-католической церкви. Все иные вероисповедания жестоко преследовались. Иезуиты запретили и уничтожили огромное количество чешских книг (только иезуит Кониаш собственноручно сжег 30 тысяч томов).
В XVIII в. печатные издания на чешском языке уже почти не появлялись. Известное исключение составляли отдельные религиозные сочинения и «поучительная» литература, приспособленная к уровню простонародья и проникнутая духом официального католического барокко с характерным для него противопоставлением вечной загробной жизни бренному земному существованию. Упадок чешской письменности был настолько сильным, что еще в конце XVIII в. один из крупных чешских ученых, Й. Добровский, высказывал сомнение, не стал ли чешский язык уже мертвым, подобно латинскому и старославянскому.
Традиции национального языка и отечественной культуры сохраняло, однако, крепостное крестьянство — прежде всего в своем устном творчестве. В крестьянской среде возникали и бытовали предания и легенды (о Яне Жижке и гуситах, о бланицких рыцарях, спящих якобы в горной пещере, чтобы в урочный час пробудиться и освободить народ); песни (о Яне Гусе, збойницкие песни — о благородных разбойниках, песни о крепостной неволе, народные баллады, духовные, в частности евангелические, песни); сказки (об удачливом народном герое — «глупом» Гонзе). В произведениях фольклора народ хранил память об антифеодальной борьбе и своих героях, воплощал мечту о свободе и светлом будущем. Многие фольклорные сюжеты и образы впоследствии обрабатывались чешскими писателями XIX в. и стали одним из важнейших источников национальной литературы.
Известное распространение получила в XVIII в. также рукописная литература, изготовлявшаяся «письмаками», которые переписывали старые, в том числе запрещенные, памятники или создавали новые сочинения. К их числу относится своеобразный вид крамаржских, т. е. ярмарочных, песен, тексты которых в списках распространялись на ярмарках. Возникают также оригинальные народные музыкальные спектакли — зпевогры (нечто вроде народной оперы) — и народный кукольный театр, искусство которого плодотворно развивалось и сохранилось до наших дней в виде профессионального чешского кукольного театра, одного из лучших в мире. Влияние народного мироощущения испытывала иногда школьная драма (драма о королеве Доротке). Народные традиции национальной культуры имели огромное значение для так называемого национального возрождения, которое начинается с последней четверти XVIII в.
