Для Самовидца характерно стремление к общественному успокоению, которое, по его мнению, возможно только при наличии сильной государственной власти. Он является приверженцем неразрывного единения Украины с Россией. Воссоздавая события и лица, Самовидец нередко прибегает к домыслу, часто используя при этом народные предания. Пишет он книжным языком, близким к живой народной речи.
В XVII в. украинские писатели продолжают пересказывать повествовательные сюжеты, возникшие на западноевропейской почве в Средние века и в эпоху Возрождения.
Большой популярностью среди читателей пользовались обработки легендарных сюжетов. Авторов интересовали морально-этические проблемы, чаще всего коренящиеся в христианском религиозном сознании, иногда же — весьма земные: неминуемость смерти («Повесть о рыцаре и смерти»), тщетность человеческой гордыни и равенство всех перед богом («Повесть о гордом царе»), торжество добропорядочности над злоумышленностью («Повесть о богобоязненном молодце»), верность слову («Повесть о царе Сонхосе») и т. п. (Названия упоминаемых повестей условны.)
Элемент легендарности нередко отодвигается в повестях на задний план, главными становятся жизненная ситуация, ставящая героя перед той или иной морально-этической альтернативой, а также приключения героя — преимущественно вполне реальные, иногда даже бытовые. При этом авантюрный элемент часто приобретает самостоятельную эстетическую ценность.
В конце XVI — начале XVII в. в Белоруссии и на Украине возрастает интерес к западноевропейской рыцарской повествовательной литературе.
Продолжает развиваться жанрово-тематическая линия, начатая в XV—XVI вв. западными версиями «Александрии» и повестей о Трое. В так называемом «Познанском сборнике» (1580) сохранились белорусско-украинские переводы романов о Тристане и Бове. В составе этого же сборника дошел до нас перевод латиноязычной венгерской «Истории об Атилле», более родственной летописным воинским повестям, чем собственно рыцарским романам. Сугубо светский, авантюрный характер этих повестей, внимание в них к чувствам (любовь, жажда славы, гнев, месть), интерес к бытовым подробностям — признаки нового, приобретавшего все большую популярность литературного жанра. В XVII в. пересказываются рыцарские романы о Петре Золотые Ключи и о кесаре Оттоне. К этой же группе переводов и пересказов следует отнести также стихотворный перепев рыцарской поэмы Торквато Тассо «Освобожденный Иерусалим».
Рыцарские повести авантюрно-куртуазного содержания больше всего импонировали верхам общества. Образованным представителям казацкой старшины приходились по вкусу описания боев и поединков, побед, поражений и других военных приключений. Иного искали в этих повестях читатели из средних и низших слоев, о чем свидетельствует сборник «Библия малая», составленный в 1660 г. шаргородским священником Григорием. Пересказывая те же сюжеты, Григорий последовательно пропускает места, отражающие феодальные рыцарские идеалы военной доблести, «великой учтивости», служения даме и т. п., и сохраняет эпизоды бытового, психологического, жанрового плана.
Все больший удельный вес в беллетристике XVII в. приобретает любовная тема. Способствует этому усиление интереса к судьбе и внутренней жизни отдельного человека. Тенденция эта проявлялась в обработке средневековых, а также ренессансных сюжетов. Показателен стихотворный пересказ одной из лучших новелл Джованни Боккаччо — о трагической любви дочери салернского князя Танкреда Зигизмунды (Гизмонды) и его слуги Звиздарда (Гвискарда). Его источником послужила стихотворная обработка этого сюжета, осуществленная польским барочным писателем Иеронимом Морштыном. История о Зигизмунде и Звиздарде знаменательна не только темой «свободной любви», пренебрегающей предписаниями христианской морали, но и решительным пренебрежением феодальными сословными предрассудками.
Если в новелле о Зигизмунде и Звиздарде любовная тема развивается в «высоком стиле», то в «Приповести о трех молодцах, как обманула их одна вдова своими уловками весьма искусно» она дается в «низком стиле», по-бытовому, «фацеционно». Здесь на сцену выводятся уже не небожители и святые, не цари и князья, не рыцари и дамы их сердец, даже не придворные, а жители «славного города» — горожанин, купец, «служилец», мещанский сын.
В украинской литературе XVI—XVIII вв. активно усваиваются сюжеты западноевропейской городской раннебуржуазной беллетристики. Повествовательные жанры развлекательно-поучительного характера заполняют многочисленные сборники. Усиленно культивируется в украинской литературе XVII—XVIII вв. жанр эзоповской басни.
На протяжении XVII в. продолжает активно развиваться поэзия духовная, религиозно-философская, церковно-историческая, полемико-публицистическая, святочная, панегирическая.
В стихах на религиозные темы особенно популярна тема непостоянства и быстротекучести земной жизни и мирских радостей, неминуемости и нежданности смерти, равенства всех перед смертью: элегические размышления о добре и зле, о сущности человеческого счастья. Из поэтов, чьи религиозно-философские стихи оставили след в истории литературы не только украинской, но и белорусской и русской, следует назвать составителей Загоровского и Киево-Михайловского сборников — Дамиана Наливайко (? — 1627), Памву Берынду (? — 1632), Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, Лазаря Барановича, Димитрия Туптало, Стефана Яворского, Феофана Прокоповича, Ивана Величковского (? — 1701).
Культивируются жанры этикетной поэзии — стихи, провозглашавшиеся на различных торжествах, написанные по поводу тех или иных событий, в честь власть имущих людей, от которых нередко зависела судьба авторов и исполнителей. Это разного рода орации, прославления или поздравления; панегирики похоронные и поминальные плачи (ляменты, трены).
От первой половины XVII в. сохранилось несколько плачей, среди которых выделяются «Стихи на печальное погребение... Петра Конашевича Сагайдачного» (Киев, 1622), написанные Кассианом Саковичем. Выдающимися памятниками панегирической поэзии являются декламации, посвященные Петру Могиле, прежде всего составленная Киево-Печерскими типографами «Имнология» (Киев, 1630) и «Евхаристирион» Софрония Почаского (Киев, 1632).
Адресованные царям, гетманам, магнатам, церковным иерархам, панегирические стихи имели часто официальную феодально-церковную направленность, бывали приправлены лестью. В то же время они давали простор для выражения прогрессивных общественно-политических идеалов и даже конкретных требований от лица тех или иных кругов к людям, наделенным властью и деньгами, как, например, стихи Ивана Величковского в честь Лазаря Барановича (ок. 1683) и в честь Ивана Самойловича (1687). Своеобразной разновидностью гражданской политической поэзии были «антипанегирики» — пасквили на тех или иных деятелей, отражающие сословные и групповые противоречия (стихотворный пасквиль на гетмана Ивана Самойловича и его сыновей).
Панегирические формы характерны для стиля барокко. Авторы «изобретали» неожиданные тропы и изысканные фигуры, аллегории и символы, каламбуры, заимствовали образы из античной мифологии, истории и литературы, прибегали к вычурнейшим способам стихосложения, к усложненым приемам композиции.
Среди стихотворений, дошедших к нам от «спудеев» и «странствующих дьяков», находим немало шуточных ораций, выдержанных в бурлескно-травестийном и пародийном ключе.
Большой популярностью пользовались эпиграммы. Этим термином обозначали стихотворение, лаконично, понятно и остроумно рассказывающее об определенном предмете, лице или событии. Эпиграмма должна была удивлять и увлекать игрой слов. Поэт-эпиграмматист, описывая, обязан был поучать, восхвалять или осуждать. Среди эпиграмматистов первой половины XVII в. обращают на себя внимание Дамиан Наливайко, Памво Берында, Лаврентий Зизаний, Тарасий Земка, Кирилл Транквиллион Ставровецкий. Приняв духовный сан, они занимались типографской деятельностью и «орнаментировали» эпиграмматическими, главным образом геральдическими, стихами издаваемые книги. В этих стихотворениях выражались злободневные идеи и настроения. Прославляя и благодаря меценатов, поэты приписывали им те черты, которые им хотелось бы видеть в украинских и белорусских феодалах.
