«Пришёл Андрей в Амасию. И когда он прогуливался со своими учениками, обратился к нему один слепой: «Андрей, апостол Христов, я знаю, что ты можешь возвратить мне зрение, но не хочу получать его, пока не упрошу тебя приказать тем, кто с тобою, собрать для меня деньги, на которые я купил бы достаточно одежды и пищи». Блаженный Андрей отвечает ему: «Я уверен, что не человека это голос, но самого диавола, который не даёт этому человеку получить зрение». И, наклонившись к слепцу, коснулся Андрей его глаз, и тот сразу же увидел свет и прославил Бога. А поскольку на нём было простое и грубое платье, то апостол сказал: «Снимите с него ветхие одежды и дайте ему новое платье». И таким вот образом, получив одежду, он с благодарностью вернулся к себе домой».
— И что же здесь соблазнительного? — спросил Иаков.
— Пока ничего. Но слушай дальше:
«У Димитрия, первого человека в Амасии, был молодой египетский раб, которого он особенно любил, живя с ним в постыдной связи. Но из-за лихорадки тот испустил дух. Затем, услышав о тех знамениях, которые творил блаженный апостол, он пришёл к нему и, припав со слезами к его стопам, сказал: «Я уверен, что нет для тебя ничего трудного, служитель Божий. Ибо вот мой раб, которого я особенно любил, лежит мёртвый, и я молю тебя прийти ко мне домой и вернуть его мне». Услышал это блаженный апостол и, хотя был разгневан на его греховную страсть, посочувствовал его рыданиям, пришёл в дом, где лежал тот раб, и после весьма долгой проповеди о том, что спасительно для народа, повернувшись к погребальным носилкам, сказал: «Тебе говорю, отрок, во имя Иисуса Христа, сына Божия, поднимись и встань здоровым!» И тотчас воскрес египетский раб, и вернул Андрей его господину. Тогда все, кто был прежде неверующим, уверовали в Бога и были крещены святым апостолом. А блаженный Андрей строго-настрого запретил Димитрию не только блудить с мальчиками, но и с супругой своей вступать в смешение, предсказав, что родятся от этого одни только змеи и крокодилы, ибо любовник его был египтянином, а египетские бесы — самые злые из бесов».
— И снова, — воскликнул Иаков, — Андрей осуждает законный брак! Быть того не может, отче!
— А ты дальше послушай. Дальше ещё более дикая история:
«Некий юноша-христианин, по имени Сострат, тайком пришёл к блаженному Андрею со словами: «Вот собрался я жениться на доброй девушке, также христианке, но моя мать соблазнилась красотою моего лица и непрерывно преследует меня, дабы я сожительствовал с ней. Я бежал этого, осуждая, как нечестие. Она же, движимая гневом, пришла к правителю города, чтобы переложить свою вину на меня. И я знаю, что буду осуждён, так как ничего на это не отвечу, ведь считаю, что лучше потерять жизнь, чем открыть грех матери. Теперь же я доверяю тебе это, дабы ты удостоил меня молитвы ко Господу о том, чтобы сохраниться мне невинным в нынешней жизни».
Как только сказал он это, явились слуги правителя, требуя его на суд. Блаженный апостол, сотворив молитву, поднялся и отправился вместе с юношей, наставляя его: «О неразумное чадо! Разве не понял ты, что за похоть твою к невесте послал тебе Господь испытание в виде матери, возжаждавшей мерзкого кровосмешения? Разве не знаешь ты, что недостойно христианину вступать в брак, поддавшись нечистым помыслам?»
Устыдился тогда юноша и горько заплакал, а мать его непрестанно нападала на него пред лицом правителя со словами: «Он, господин, забыв о чувстве почтения к матери, бесстыдно набросился на меня, так что я едва смогла вырваться, ибо хотел он меня изнасиловать». Правитель же спросил его: «Скажи, юноша, верно ли то, что рассказывает твоя мать?» Но тот молчал. Снова и снова спрашивал правитель, а тот не отвечал. Поскольку же продолжал он молчать, то правитель устроил совет со своими людьми, что ему делать, а мать юноши не переставала рыдать.
И говорит ей блаженный Андрей: «О несчастная, что проливаешь ты горькие слёзы о своём бесчестии, в которое ты хотела вовлечь собственного сына! Ведь это развращённость твоя довела тебя до того, что, разжигаемая похотью, ты не боишься потерять единственного сына». После этих слов сказала женщина правителю: «Послушай, господин, после того как мой сын захотел совершить это, он пристал к этому человеку и не разлучается с ним. Не ждите от него ничего доброго!» Правитель же пришёл от этого в ярость, приказал палачам связать юношу, засунуть в мешок и бросить в реку, а Андрея отвести в темницу, пока он не выдумал казнь пострашнее, чтобы и его погубить.
Но по молитве блаженного апостола случилось вдруг сильное землетрясение с ужасным громом, и правитель рухнул со своего кресла, а все попадали на землю. Мать же бедного юноши, поражённая гневом Божиим, иссохла и умерла в мучениях. Тогда правитель города, распростёршись у ног святого апостола, говорит ему: «Помилуй погибающих, служитель Божий, дабы не поглотила нас земля». И по молитве апостола землетрясение немедленно прекратилось, и молнии с громами также стихли. Сам обойдя тех, кто лежал в смятении, он всех поднял в целости и сохранности. А правитель, приняв слово Божие, уверовал в Господа вместе со всем своим домом, и крестил их апостол Божий. Юноша же Сострат с невестой своей стал жить как брат и сестра, и творили они в своём городе дела милосердия».
— И что же, — спросил Иаков после всего услышанного от своего наставника, — нам придётся теперь идти в Амасию, чтобы узнать, где правда?
— Конечно нет. Амасию мы, пожалуй, совсем исключим из жития святого Андрея, потому-то идти туда самим не вижу никаких причин. Нам же нужно в Таврику, отсюда ходят суда до Херсона, а там придётся искать брата покойного нашего Фаддея Скифянина. Недаром ведь говорят, что и апостол Андрей учил скифов. Ведь это он нас туда направляет! Только бы скорее вырваться из Синопы, хотя тех же синопцев некоторые называют «скифами»…
Но в Синопе студитам пришлось пробыть ещё почти семь месяцев, без разрешения епископа и дуки никто не решался брать их собой на борт, и только к Рождеству рассерженный Никита Мономах покинул город, но было уже слишком поздно: выходить в море в это время года было опасно, на Понте, с северной стороны, каждый день вздымались волны до небес, и казалось, что они смоют весь город, в южной же части, где была гавань, море волновалось чуть меньше, но никто даже и не думал о том, чтобы отправиться в плавание хотя бы в соседний город, так что и до близлежащей Карусы все добирались по суше.
— Идите, братья, вдоль берега, — советовал гостям Симеон. — Посетите Амис, место, как известно, чрезвычайно приятное, вовсе не противное, и, как у нас говорят, такое желанное место, что его каждый бы с-а-ам и съ-ел бы. Вот как забавно говорят у нас про этот Амис!
Старый Феофаний поддакнул:
— И встретят вас там хорошо. Амисцы народ гостеприимный, до самого Трапезунта проводят, а я записку с вами передам пресвитеру Макарию из церкви Пресвятой Богородицы, которую тоже святой апостол Андрей заложил. В Трапезуйте сейчас запустение, но много армян и встречаются иверийцы, они вас могут через свою Иверию вывести в Скифию, а где-то там ваша Таврика и есть.
— Иверия так Иверия, — согласился Епифаний. — Там-то точно никакого иконоборчества нет, туда власть нашего безбожного василевса не распространяется.
После целого дневного перехода (а шли они вдоль берега моря) Епифаний с Иаковом остановились на несколько дней в Залике, или Леонтополе, где был даже свой епископ, но настолько старый, что иконоборцы с ним ничего не смогли сделать, да чем дальше на восток, тем слабее ощущалось иконоборческое влияние: в Амисе даже икон в главном соборе никто не прятал, а всё иконоборчество сводилось лишь к тому, что местные чиновники и епископ убрали со своих печатей изображения святых. Кроме того, амисцы оказались действительно гостеприимны, и радостно было пребывание с ними до Богоявления. Епифаний, собравшись с мыслями и вспомнив все рассказы синопцев, успел записать историю второго путешествия апостола Андрея в Синопу, но людоедов пришлось заменить на иудеев, благо там до сих пор сохранялась небольшая их община.
