Юноша. Есть только один огонь – мой. (Обнимает ее.) Потому что я ждал тебя, и теперь сбываются мои сны, и уже не сон твои косы, я сам заплету их, и не сон твое тело, в нем поет моя кровь, это моя кровь, так долго я шел к ней сквозь дожди, и этот сон – мой.
Невеста (высвобождаясь). Оставь меня. Ты можешь говорить о чем угодно, только не о снах. Здесь не видят снов. Я не хочу их видеть.
Юноша. Но здесь любят!
Невеста. И не любят. Уходи!
Юноша (пораженный). Что ты сказала?
Невеста. Найди себе другую и заплетай ей косы.
Юноша (как бы просыпаясь). Нет.
Невеста. Как же я пущу тебя в спальню, где был другой?
Юноша. О! (Закрывает лицо руками.)
Невеста. Двух дней хватило, чтобы заковать меня в цепи. За зеркалами, в шорохе простыней и кружев я слышу плач ребенка, и он преследует меня.
Юноша. Я строил дом. Я сам складывал стены. И пусть там гуляет ветер?
Невеста. Чем я виновата? Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?
Юноша (он очень подавлен, садится). Да, да, пойдем.
Невеста. Зеркало, стол будут ближе тебе, чем я.
Юноша. Что мне делать теперь?
Невеста. Любить.
Юноша. Кого?
Невеста. Ищи. На улице, в поле.
Юноша (в порыве). Я не стану искать. У меня есть ты. Ты здесь, со мной, ты со мной сейчас, и ты не закроешь передо мной двери, потому что я вымок под пятилетним дождем. Потому что потом не будет ничего, потому что потом я не смогу любить, потому что потом кончится все…
Невеста. Пусти!
Юноша. Мне больно не потому, что ты обманула. Ты не злая. Ты ничего не значишь. Это мое потерянное счастье. Моя любовь, я не знаю к кому. Но ты пойдешь!
Невеста. Не пойду.
Юноша. Чтобы я не начинал все сначала. Я чувствую, что уже забываю буквы.
Невеста. Не пойду.
Юноша. Чтобы я не умер. Слышишь? Чтобы я не умер.
Невеста. Оставь меня.
Служанка (входя). Сеньорита! Сеньор!
Юноша отпускает Невесту.
Отец (входя). Что случилось?
Невеста. Ничего.
Отец. Вы…
Юноша. Мы разговаривали. (Он подавлен.)
Невеста. Нужно вернуть подарки.
Юноша делает какое-то движение.
Все. Иначе будет несправедливо… только вот веера… сломались.
Юноша (припоминая). Два веера.
Невеста. Голубой…
Юноша. С тремя потонувшими гондолами.
Невеста. И белый.
Юноша. С головой тигра. Они… сломались?
Служанка. Обломки отдали сыну угольщика.
Отец. Это были хорошие веера, но…
Юноша (улыбаясь). Неважно, что их нет. От них и сейчас такой ветер, что обжигает лицо.
Служанка (Невесте). А свадебное платье?
Невеста. Конечно.
Служанка (почти плача). Оно там, на манекене.
Отец (Юноше). Я хотел бы…
Юноша. Не стоит.
Отец. Как бы то ни было, здесь вы у себя дома.
Юноша. Благодарю.
Отец (все время смотрит на балкон). Уже, должно быть, началось. Простите. (Невесте.) Ты идешь?
Невеста. Да. (Юноше.) Прощай!
Юноша. Прощай! (Уходят.)
Голос (за сценой). Прощай!
Юноша. Прощай… что же дальше? Надвигается час, которого я не знаю… что мне с ним делать? Куда идти?
На сцене темнеет. Лампы с ангелами начинают светиться голубым. Лунный свет с балкона к концу акта становится все ярче. Слышится стон.
Юноша (смотрит на дверь). Кто это?
Появляется Манекен в свадебном платье. Брови и губы у него позолочены, как у манекенов с дорогих витрин.
Манекен (поет и плачет).
Не одеть серебром моим руки
темноглазой и гибкой подруги.
Белый шлейф поглотили трясины,
у луны мой цветок апельсинный,
а колечко, сеньор мой, колечко
в зеркалах потонуло навечно.
Не согреться шелкам моим тканым.
В них венчаться реке с океаном.
Юноша.
О чем ты поешь?
Манекен.
О смерти,
которой не знала прежде,
о сирой фате ненужной,
о слезной моей одежде.
О той кружевной рубашке,
от инея задубелой,
которой не взмыть на солнце,
как облако пены белой.
Шелка вместо теплой плоти
достанутся мертвой глине.
И шорох горячей крови
заменят осколки ливней.
Не одеть моим шелком упругим
темноглазой и гибкой подруги.
Юноша.
Раздарит ветер наряды:
зарю невестой оденет,
луне – чулки и подвязки,
а с терном ленты поделит.
А свой убор подвенечный
отдай в паучьи гнездовья —
пускай силки для голубок
плетут себе на здоровье.
Его никто не наденет,
и шелк, холодный, как иней,
не станет больше, не станет
живой упругостью линий.
Манекен.
Белый шлейф мой хоронят трясины.
Юноша.
Рвет луна твой цветок апельсинный.
Манекен (гневно).
Но я не хочу! Ты слышишь?
Шелка мои каждой складкой
зовут, чтобы их ласкали
и мучили зло и сладко.
Но где они, эти руки,
обугленные от зноя?
Юноша.
Не знаю. Молчи. Не знаю.
Манекен.
Ты лжешь. Это ты виною.
Каким ты ко мне приходишь?
Как бешеный конь с разгона —
закушен зубами ветер,
из пены морской попона?
И звонкое эхо зова
ты вдаль не послал ни разу?
Ты сонный затон под тиной,
где гнить моему атласу.
А колечко, сеньор мой, колечко…
Юноша.
В зеркалах потонуло навечно…
Манекен.
Зачем не пришел ты раньше?
Так долго она, нагая,
ждала – словно змейка ветра,
тянулась, изнемогая.
