Проклиная себя на чем стоит свет, Спенс снова потащился к Клариссе, представляя все, что она ему скажет. А что делать: мыло-то было только у нее...

Каждый кусочек его крепко сбитого, мускулистого тела был тщательно отдраен с усердием, достойным лучшего применения. Так долго Спенс не мылся, наверное, ни разу в своей жизни, но предвкушение ночи, проведенной под одной крышей с его персональным ангелом искупало все мучения. Спенс мысленно уже несколько раз раздел виконта, наслаждаясь каждым участком открывающейся молочно-белой кожи, гладкой и нежной как у младенца. Так, по крайней мере, в мечтах виделось атаману. Это завело его невероятно, но возвращаться в таком состоянии домой не представлялось возможным, поэтому он, матерясь, вновь полез в холодную воду ручья, унимая разгоряченное тело.

Вскоре он снова стоял перед своим домом, изнутри которого не раздавалось ни единого звука.

- Я вымылся, - сообщил в пустоту Спенс, не зная, что делать дальше. Ответом ему послужила полнейшая тишина, а дверь все так же была закрыта изнутри. На стук никто не отреагировал, и атаман, вздохнув, улегся прямо у порога, не рискнув в третий раз возвращаться к Клар. Тут-то его и нашел рано утром Жак.

- Позор, - ворчал он, расталкивая своего командира. – Слава всем святым, что не видел еще никто! Что за сволочь, этот твой виконт!

- Не говори так, - простонал Спенс, все тело которого задеревенело от неудобной позы и ночного холода. – Просто у него шок, его как никак похитили...

Жак только фыркнул в ответ, отскребая от порога скрюченного атамана. Тот поднялся, охая и ахая на все лады. Дверь моментально распахнулась.

- Почему до сих пор нет завтрака? – недовольно поинтересовалась белокурая мечта идиота, которым Спенс начал потихоньку себя считать. –И не забудь – я люблю, когда булочки свежие!

- Булочки? – ошарашенно поинтересовался атаман у вновь закрывшейся двери. – Где я возьму булочки?

- Пойдем к Клар, - Жак решительно ухватил его за руку. – Она что-нибудь придумает...

- Есть сухари, - остудила их энтузиазм разбойница, выуживая откуда-то объемистый мешок. Мужчины заметно сникли, и она, сжалившись, добавила:

- Но если вымочить их в вине...

Слово «завтрак» теперь ассоциировалось у Спенса с самым большим кошмаром. Ночью ему приходилось гнать лошадей до ближайшей деревни и покупать там свежайшую выпечку у пожилой добродушной женщины, смотревшей на нового постоянного клиента как на диво-дивное. Там же он захватывал и молоко и вместе со всей добычей спешил обратно в лес. Но это были еще цветочки.

Виконт страдал. Его кожа сохла от лесного воздуха, ногти требовали какого-то специального ухода, а волосы – о ужас! – стали ломкими и тусклыми. И все это за три дня.

Спенс пребывал в отчаянии, не зная как удовлетворить все желания любимого, почти не спал, ничего не ел, и то и дело наведывался к Клар за новым советом. Женщина медленно, но верно зверела. Лелея планы мести, она подсунула нахальному аристократу сосновую смолу вместо бальзама для волос, но вредная скотина велела Спенсу сперва испытать незнакомое средство на себе, и долго хохотала, наблюдая за совершенно растерянным лицом атамана, пытающегося выдрать из волос вязкую гадость. Специальный, сработанный еще по матушкиному рецепту, желудочный порошок тоже достался Спенсу, которого Фабиан неожиданно решил угостить своим обедом. Весь оставшийся день атаман ходил осторожно, стараясь не кашлять и не совершать резких движений во избежание неприятностей. А после того, как в чан с кипятком, приготовленный зловредной разбойницей для невежливого гостя опять свалился невезучий Спенс, Клар смирилась с неизбежным.

Жизнь неумолимо превращалась в настоящий кошмар. Фабиан, оказывается, привык принимать ванну каждый день. Река, как ни странно, его в этой роли не устраивала, поэтому первую половину дня разбойники старательно грели воду на кострах, а затем переливали ее в самую большую бадью, которую умудрились найти в загашниках все той же запасливой Клар. Виконт, презрительно кривя губы, пробовал температуру пальцем и, высказав свое бесценное мнение относительно умственных и физических способностей криворукой черни, с наслаждением погружался в воду. Потом он требовал обед, к которому следовало подавать охлажденные овощи и средне прожаренное мясо, с кровью, но не слишком, с корочкой, но не сухое. Спенс уже потерял счет, сколько раз принесенное блюдо оказывалось у него на голове.

Надежды развеивались как дым, но все еще отчаянно цеплялись за осколки разбитой мечты. Спенс все это время не ночевал в собственном доме, оккупированном наглым то ли пленником, то ли уже хозяином положения, и ужасно устал. У Фабиана ежедневно находилось для него миллион поручений, и атаман сбился с ног, стараясь успеть сделать все. Виконт принимал его заботу снисходительно, в качестве особой милости разрешая посидеть рядом с собой, и тогда глаза Спенса светились невыразимым счастьем. К сожалению, такие моменты были редкостью, чаще Фабиан громко и недвусмысленно выражал недовольство «тупым и недалеким крестьянином», а заодно и всеми окружающими. Команда смотрела на него одновременно и зло, и сочувственно, но первое выражение постепенно перевешивало. Через неделю, припертый к ближайшему дереву разъяренными друзьями, Спенс вспомнил совет Жака и робко пробормотал что-то о возможном выкупе. Это заинтересовало разбойников, и атаман, скрепя зубами, отправился в город.

По дороге он предавался невеселым размышлениям, гадая, достаточно ли убедительно просил Жака присмотреть за своим светловолосым чудом, оказавшимся в действительности больше похожим на чудовище, и не дать растерзать его обозленным разбойникам. Жак обещал проследить за этим, только вот Спенс, уже отъехав от лагеря, сообразил, что не уточнил – за чем «этим»? Атамана одолевали мрачные мысли.

Ему повезло. В том самом трактире, где он услышал новость о смене фаворита короля, Спенс нашел Тома, служившего на графской конюшне. Тот был весел и безобразно пьян, и этим необходимо было воспользоваться. Спенс присел рядом и кивнул трактирщику, который моментально поднес им две полные кружки. Том окинул его мутным взглядом, одобрительно кивнул и вскоре Спенс уже выслушивал все накопившиеся за последнее время сплетни.

- А что слышно про виконта? – наконец рискнул поинтересоваться он. Том пьяно захохотал.

- Так сгинула сволочь эта! – провозгласил он. – Знал бы, кто его украл – в ноги поклонился! Ты не представляешь, как он нас всех доста-а-а-а-л... Мы уж как радовались, когда его в столицу отправили, даже старый граф улыбаться стал. Но из столицы-то он всегда вернуться мог, а тут... все!

Он со всей дури шибанул кулаком по столу, заставив Спенса вздрогнуть.

- И что? – робко поинтересовался атаман. – Ежели кто выкуп за него попросит, то граф платить не будет?

- Платить? – изумился Том. – Да тот кто его похитил еще сам графу приплатит, чтобы чадо свое забрал обратно! Вот поэтому-то мы не слишком надеялись, что он у короля задержится, кто ж такого терпеть станет?

- Это верно, - с грустью согласился Спенс. – Так с выкупом дохлый номер?

- Я тебе больше скажу, парень, - уверенно произнес Том. – Тот, кто решит виконта в родной дом вернуть – до замка не доедет. Его местные быстрее убьют.

Обратно Спенс возвращался еще более задумчивый и подавленный, однако все его лиричное настроение моментально улетучилось, едва он увидел зарево над лесом. Обуреваемый нехорошим предчувствием, он поспешил к лагерю.

Пламя, голодно урча, доедало уже третий дом. Его собственный, как и соседний, представляли из себя живописные груды обгорелых обломков. По поляне сновали полуголые разбойники с ведрами наперевес, пытающиеся потушить пожар. Спенс почувствовал неладное.

- А вот и он! – раздался знакомый девичий голос, и на атамана уставилось множество пар крайне разозленных глаз. – Хватайте атамана!