— Ты смотри-ка, ровно семь. Люблю пунктуальных людей. Заходи, Олежек, — он слегка посторонился и я с трудом протискиваюсь в квартиру. Снимаю верхнюю одежду и прохожу в зал. Останавливаюсь на середине и требовательно смотрю в серо-стальные глаза:

— Я пришёл! Говори, что тебе нужно. И покончим с этим.

Он подошёл ко мне вплотную, так близко, что я почувствовал горячее дыхание на своём лице. Почему-то сразу стало душно, и меня забил озноб.

— Так, что за желание? — севшим голосом произношу я.

— Ты, — он толкает меня и через секунду, оказываюсь зажатым между его крепким телом и стеной. — Моё желание это ты.

А кто бы сомневался. Ничего другого и не ожидал. Честно готовлю достойный ответ, что-то типа: «А не пойти ли тебе, Родечка, на хер!» Но сказать опять ничего не успеваю. Блин, быстрый какой. Он впивается мне в губы, только это не похоже ни на наш первый поцелуй, ни на тот в кабинете литературы. Родька намеренно груб. Он прикусывает мою губу так, что на ней выступает кровь. Его тело с силой вжимает меня в стену. Мне кажется, что ещё чуть-чуть, и я задохнусь. Чувствую, как его нога упирается мне в пах, с каждой секундой давя всё сильней. Мне не столько больно, сколько обидно. Ну чем я заслужил всё это? Чем? На глазах предательски выступили слёзы. Родька на секунду оторвался от меня. И удивлённо глянул мне в глаза. Протянув руку, нежно смахнул слёзы с моих ресниц. Внимательно посмотрел на свои пальцы, где ещё оставались капельки солоноватой влаги, зачем-то слизнул их. Я заворожённо наблюдал за его действиями. Стало жарко. Он снова склонился ко мне и выдохнул прямо в губы:

— Прости, прости меня, Одуванчик, — он снова накрыл мой рот своим, на этот раз нежно, ласково. Голова закружилась, тело в который раз предало меня. Да и чёрт с ним! Я хотел этого. Сильно. Именно поэтому и пришёл сегодня к нему. Знал, что будет. И всё равно пришёл. Его губы скользнули по моей шее, чертя влажную дорожку. В тех местах, где он касался меня, кожа начинала гореть огнём. Разум, давно уже махнув на меня рукой, заткнулся, решив подождать, чем кончится дело. Родькины губы просто впились в мою шею, оставляя следы. Руки залезли под мою толстовку, нежно гладя грудь, живот, спину. Издав тихий стон, покрепче обнимаю, его — моего персонального демона-искусителя. Запускаю руку в шёлковые на ощупь волосы. Кайф!

Родька вдруг опять отрывается от меня. Нет, вот ведь садюга! И, улыбаясь, глядя в мои глаза, тихим шёпотом произносит:

— Нет, всё-таки, какой же ты милый!

Кокетливо взмахиваю ресницами и, продемонстрировав появившиеся от улыбки ямочки, воркую:

— Да! Я знаю! Я очень милый!

Глава 17

Родион.

Весь день я не находил себе места. Меня ничто не интересовало, преследовал только один навязчивый вопрос: придёт или нет? Блин, надо было встречу на семь утра назначать. В общем, к назначенному часу я уже весь извёлся: с половины седьмого занял пост у окна и, только увидев Олега, выходящего из своего подъезда и заходящего в мой, вздохнул с облегчением. Стою, жду. Звонка всё нет! Неужели передумал, гадёныш? Ну уж нет! Этого я не допущу. Распахиваю дверь и натыкаюсь на испуганный васильковый взгляд.

— Ты смотри-ка, ровно семь. Люблю пунктуальных людей. Заходи, Олежек, — он проходит в гостиную и, скрестив руки на груди, останавливается на середине.

— Я пришёл! Говори, что тебе нужно. И покончим с этим, — гордо вздёргивает голову. Я заворожённо наблюдаю за ним. Бляха-муха, от забурлившего внутри желания крышу почти срывает. Делаю шаг вперёд и останавливаюсь в непосредственной близости от него. Олег поднимает на меня глаза, и я просто-напросто тону в них. Господи, кто-нибудь, бросьте мне спасательный круг. В себя приводит его сдавленный голос:

— Так, что за желание?

— Ты, — прижимаю его к стене со всей силой, на которую только способен. Впиваюсь в губы, прикусываю с такой силой, что ощущаю металлический привкус крови во рту. Я намеренно груб. Больно, хочу, чтобы ему было больно. Так же как мне, когда он сказал про Титова. На секунду отрываюсь от него, и ... приходит некоторое отрезвление. Вижу на его ресницах капельки влаги. Откуда они появились? Снимаю их кончиками пальцев и слизываю, чувствуя знакомый солёный вкус... Он плачет. Мой одуванчик. Верите, почувствовал себя последним козлом. За что я так с ним?

— Прости, прости меня, Одуванчик, — снова целую его. На этот раз нежно, ласково. На губах появляется знакомый вкус. Карамель. Я не знаю, почему именно она? Когда-то такая ненавистная и нелюбимая. Но теперь я таю от этого вкуса. Сладкого, манящего... Осторожно запускаю руки под его толстовку, чувствуя атласную упругость кожи под своими пальцами. Захлёбываюсь нежностью, которая поднимается откуда-то изнутри. Он ближе прижимается ко мне, его рука зарывается в моих волосах. И мне плевать, что он парень. Плевать, он мой!

— Нет, всё-таки, какой же ты милый! — слова сорвались с языка прежде, чем я смог их остановить. На секунду испугался. Но мой одуванчик, только усмехнулся, сверкнув глазами:

— Да! Я знаю! Я очень милый!

Не успев ничего сообразить, вдруг понял, что мы поменялись местами. И теперь я стою прижатым к стене его разгорячённым телом. Ну, ничего себе поворот. Его губы нежно касаются моей шеи. Слегка прикусывая кожу и тут же целуя в месте укуса. Чувствую его руки под футболкой. Они медленно скользят вверх, задирая её. Его движения плавные, дразнящие. Вот интересно, и где он этому научился? Оторопело проследил за куском ткани, который он с меня всё-таки стащил и отбросил в сторону. А он уже покрывает мою грудь поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже. Внизу живота нарастает ноющая, тупая, но вместе с тем сладостная, боль. Желание становится просто невыносимым. У меня такое чувство, что мои джинсы сейчас треснут под натиском возбуждённой плоти. Олег, как будто поняв это, расстёгивает пуговицу и молнию, выпуская моё возбуждение на свободу. Его нежная ручка накрывает мой пах. А я уже не знаю, на каком свете нахожусь. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как же хорошо! На секунду приходит здравая мысль, а ведь он взял инициативу в свои руки. Ну уж нет! Я не могу ему это позволить, не могу. Перехватываю его руку и нежно целую, а затем стягиваю с него толстовку и джинсы вместе с нижним бельём. Он слегка вздрагивает от коснувшегося тела прохладного воздуха и пытается отстраниться от меня, вдруг испугавшись или застеснявшись. Уж не знаю, какие тараканы забегали в его красивой головке. Не дав ему опомнится и передумать, запихиваю в свою комнату. И роняю на кровать, крепко прижав к ней. Целую в губы крепко. Он открывается мне навстречу, и я без зазрения совести этим пользуюсь. Провожу языком по его зубам, ласкаю его рот. А дальше повторяю то, что проделал он со мной: нежно целую его грудь, языком обвожу контуры его сосков и слегка прикусываю. Он стонет, впиваясь мне в плечи. Я опускаюсь ниже. Мне не стыдно и не противно, и вообще, всё направленно только на одно: принести как можно больше удовольствия моему синеглазому чуду. Осторожно губами касаюсь его возбуждённой плоти, он выгибается мне на встречу. Опыта у меня ноль, но ничего. Вспоминаю всё что видел и читал по этому поводу и вперёд. Видимо я всё-таки был не безнадёжен. Потому что уже через минуту Олег начал громко стонать и метаться по подушке, с придыханием произнося моё имя. Я почувствовал, как его плоть ещё больше напряглась от моих ласк, а он вцепился мне в руки:

— ААААА! Родя, я больше не могу! Пусти! — ага! сейчас! Размечтался. Ускоряю темп и привожу его к конечной точке. Он выгибается, глаза распахиваются, начиная сверкать, как два алмаза, Губы, припухшие от моих поцелуев, приоткрываются в крике. Блин! От такой картины сам чуть не кончил.

Он, испытав удовольствие, попытался расслабиться, но кто б ему дал. Снова начинаю целовать, осторожно прижимая палец к анусу. Чувствую, как он напрягается. Шепчу на ухо:

— Всё хорошо, родной мой! Расслабься.

Он честно пытается это сделать и скоро ему удаётся. Он такой горячий и тесный. Понимаю, что так дело не пойдёт. Осторожно встаю с кровати, попутно избавляясь от джинс и нижнего белья. Замечаю, каким восхищённым взглядом Олежка окидывает моё тело. Возвращаю ему не менее восторженный взгляд. Он совершенство. Пропорционально сложен, мышцы не дряблые, слегка накачанные в нужных местах. Смуглая гладкая кожа, которая сейчас слегка блестит от пота. Греческий бог во плоти. Только долго разглядывать его нет сил. Сейчас просто умру от перевозбуждения. Хватаю тюбик с детским кремом (Нужно сказать маме большое спасибо, а я, дурак, ещё ругался) и возвращаюсь к моему одуванчику. Сажусь между его ног и начинаю осторожно массировать его узенькое отверстие, постепенно добавляя второй палец, потом третий. Нечаянно задеваю какую-то точку внутри и Олег прогибается в пояснице, вскрикнув от наслаждения. Всё, сил сдерживать себя просто не осталось. Приподняв его руками за ягодицы, медленно погружаюсь в него. Его мышцы крепко обхватывают мою плоть. Вижу, как Олежка прикусывает губу, а на его красивых глазках выступают слёзы. Но я уже не могу остановиться. Только не сейчас. Начинаю двигаться, сначала медленно, а потом всё быстрей и быстрей. Снова задеваю точку наслаждения внутри него, и мой мальчик стонет и начинает двигаться мне навстречу. А я, наклоняясь, целую его. Всё убыстряю и убыстряю темп. Наши стоны уже смешались в единый. Я плохо соображал что делаю, утонув в переполнявшем меня наслаждении. Последний толчок и я, не сдержавшись, излился глубоко внутрь него. Почувствовав, как его тело забилось в оргазме вслед за моим. Обессиленно падаю к нему на грудь. Нежно целую. Слышу, как он тихо шепчет: