— Это замечательно, не правда ли, — сказала она, — что из почти пятидесяти твоих служащих только у Виктора хватило ума заподозрить того человека?

— Мне просто повезло... — Виктор старался держаться скромно.

— Дело не в везении, — возразил Огастес, — а в том, что у тебя есть голова на плечах! Да, Элис, это замечательно, и я не оставлю Виктора без награды. Ненавижу семейственность, но ты, Виктор, в конце концов, мой сын, и при нынешних обстоятельствах чуть-чуть семейственности будет чертовски кстати. Как ты посмотришь на предложение занять место Кэнтрелла?

Молодой человек чуть не поперхнулся вином.

— Вы имеете в виду место старшего кассира?

— Да, именно это, и соответствующее жалованье — семь тысяч в год.

Голова Виктора пошла кругом. Семь тысяч — да для него это целое состояние! Но еще больше впечатляла возможность опередить десятки вышестоящих коллег. Внезапно перед ним открылась перспектива приобрести такое влияние, о котором он раньше и не мечтал.

Огастес вытер рот салфеткой из дамаста.

— Надеюсь, юноша, твое молчание не означает отказа?

— Нет, сэр, просто чувства переполняют меня...

— Значит, ты принимаешь мое предложение. Хорошо. Выходи работать на новое место завтра же утром. Мистер Притчетт был кассиром в Чейсе, прежде чем прийти к нам, он поможет тебе войти в курс дела. Теперь, если ты решишься на растрату, деньги, по крайней мере, останутся в семье. Да, Элис?

Неуклюжая шутка Огастеса привела Элис в восторг.

— О, Огастес, я так довольна! — воскликнула она и взяла Виктора за руку. — Дорогой Виктор, поздравляю! Ты рад?

— Конечно, он рад, — проворчал ее муж, — не смущай его своими излияниями. Разумеется, я всегда знал, что Виктор парень не только с характером, но и с мозгами. Да, Виктор? В положенное время я бы и так повысил его в должности, но в теперешних исключительных обстоятельствах и награда должна быть соответствующей. Стоит ли говорить, что я жду, Виктор, что с твоим новым жалованьем и положением ты вернешься на Манхэттен? Вряд ли тебе имеет смысл оставаться со своими... гм... итальянскими друзьями.

Он взглянул через стол на своего сына.

— Сэр...

— Для тебя, Виктор, — отец.

— Да, отец... Я подумаю над этим...

— Хорошо, хорошо, когда все обдумаешь, я уверен, поймешь, что тебе лучше вернуться домой. Если не хочешь жить здесь, можно снять квартиру в каком-нибудь другом подходящем квартале... Это навело меня на еще одну мысль. Элис, мне кажется, мы недостаточно хорошо позаботились о положении Виктора в обществе. Я имею в виду, что он вполне подходящий жених, гораздо более завидный, чем большинство этих молодых балбесов, которых твои подруги так стараются заарканить для своих дочерей. Почему бы тебе не представить Виктора каким-нибудь молодым леди?

— Огастес, — ответила пораженная Элис, — мне кажется, ты как-то странно забывчив сегодня. Если помнишь, именно я настаивала на том, чтобы Виктор пришел на бал.

— Да-да, но я имею в виду поиск подходящей жены, это твоя епархия. Молодая Вандербильт еще ни с кем не обручена?

— Ты имеешь в виду Мэксин? Но это невозможно!

Банкир бросил на жену свирепый взгляд:

— Надеюсь, не потому, что сын Декстеров недостаточно для нее хорош? Мой отец служил учителем в школе, когда этот плут, коммодор Вандербильт, был всего-навсего неграмотным капитаном буксира!

Неожиданная готовность Огастеса наделить Виктора семейными добродетелями не могла его не позабавить.

— Это был паром, дорогой, и я вовсе не считаю, что наш сын недостаточно хорош для Мэксин. Но она такая некрасивая. Виктор сможет найти себе партию намного лучше. Кстати, у него, наверно, есть свое мнение на этот счет.

— Да? Ну конечно, я и не собирался давить на мальчика... Что ты об этом думаешь, Виктор? У тебя уже есть кто-нибудь на примете? Тебе пора подумать о женитьбе, кроме того, при том положении, которое ты теперь будешь занимать в банке, твой брак с девушкой из хорошей семьи был бы желателен для всех нас.

— По правде говоря, я уже сделал предложение одной девушке. Она еще не дала ответа, но я очень надеюсь, что она мне не откажет.

Элис и Огастес обменялись удивленными взглядами.

— Это новость! Однако ты времени даром не теряешь! И кто же она?

— Люсиль Эллиот.

Огастес нахмурился:

— Люсиль? Но я думал, что она уже почти помолвлена с Биллом Уортоном?

— О, Огастес! — рассмеялась Элис. — Ты слепец! Виктор влюблен в Люсиль уже много лет... Это чудесно, что в конце концов в ней берет верх здравый смысл. Виктор стоит десяти таких, как Билл Уортон!

— Но...

Огастес выглядел совершенно подавленным.

— Разве вы имеете что-нибудь против Люсиль? — спросил Виктор, от которого не ускользнула перемена в настроении приемного отца.

— Нет, она хорошая девушка, хотя и немного испорченная, но...

— Значит, вы не против моей женитьбы на ней?

— Тебя, очевидно, все-таки что-то беспокоит, Огастес, — сказала Элис.

— Не выдумывай, пожалуйста, Элис, у меня нет никаких возражений. Не исключена проблема с вероисповеданием Виктора, но, думаю, и она благополучно разрешится... Пожалуй, Виктор и Люсиль могут составить отличную пару. — Банкир пристально посмотрел на молодого человека, словно увидел его впервые, потом произнес со странной смесью нежности и благоговейного страха в голосе: — Итак, ты женишься на моей племяннице... Бог мой, ты действительно Декстер! Ты действительно мой сын!

Десять лет спустя после приезда в Америку Виктор наконец обрел отца.

ГЛАВА 10

«Вильямсбургская битва», как мгновенно окрестили это событие газеты, произошла тем же весенним вечером, когда Виктор приобщился к могуществу финансового мира, но тучи начали сгущаться за несколько недель до этого. Помимо банды Джанни Диффаты, которая после нападения на Натана Шумлина получила название «Мстители», в итальянских кварталах Бруклина возникло еще несколько подобных «клубов». В отличие от Джанни Диффаты, выходца из относительно зажиточной среды, большинство членов банды происходило из ужасающе нищих семей, недавно эмигрировавших из Италии. Подстрекаемые свирепым антисемитизмом и преувеличенным представлением о machismo[27], бруклинские банды конфликтовали с такими же бандами из еврейских кварталов Вильямсбурга. Как Виктор и предвидел, одна драка влекла за собой другую, насилие постепенно нарастало. Но нападение на Натана Шумлина, когда Джанни Диффата ранил его в лицо, стало искрой, вызвавшей взрыв. Джанни уже имел в этой связи стычку с отцом. Через два дня после нападения «Мстителей» на помещение клуба «Диких котов» доктор Диффата вызвал сына в свой кабинет в цокольном этаже и разразился обличительной речью.

— Подожди минутку, — прервал его Джанни, — кто тебе рассказал о «Мстителях»? Виктор?

— Виктор? Да что он может об этом знать? Неужели ты думаешь, что я слеп и не вижу ссадины на твоем лбу? Неужели ты думаешь, что я глух и не слышу, что говорят мои друзья о том, как ты и эти подонки, Тацци и Фоско, носитесь по улицам и задираете евреев? Я много тружусь, чтобы заработать доброе имя в новой стране, а ты меня и нас всех позоришь! Ты спрашивал меня о Викторе. Да я был бы счастлив, пошли мне Бог такого сына, как он. Виктор в отличие от тебя работает, а что делаешь ты? Только дерешься на улицах, как хулиган! Говорю тебе, Джанни, или ты исправишься и прекратишь драки, или я тебя вышвырну из дома. Сын Марио Диффаты не может стать преступником.

Речь доктора не оказала на Джанни никакого положительного воздействия, а только побудила к дальнейшим бесчинствам. Испорченного материальным благополучием семьи, от природы ленивого и туповатого, презиравшего буржуазные ценности отца, Джанни опьяняла и возбуждала романтика уличных драк. Он поддался влиянию миниатюрного, с ангельским лицом Малыша Винни Тацци, сына складского рабочего. Вначале банда «Мстители», в которой царили демократические порядки, не имела лидера, но Малыш Винни, обладавший властным характером, быстро выдвинулся в вожаки. Так, хотя Натана Шумлина ранил Джанни, нападение организовал не кто иной как Малыш Винни. Он обладал всеми отрицательными качествами, необходимыми для лидера: крайней жестокостью, жаждой власти и стальными нервами. Джанни был в восторге от этого «карманного» боксера.