Рис. 1.1. Средний уровень заработной платы в Италии и Аргентине (в условных единицах)
Источник. Coiies Conde R. La economia politica de la Argentina en el siglo XX. Buenos Aires, 2005. P. 37.
Иммигранты из стран Европы (среди них было немало членов различных политических партий и синдикалистских организаций) сыграли заметную роль не только в хозяйственном развитии, но и в становлении политической системы Аргентины. Здесь раньше, чем в большинстве латиноамериканских стран, возникли современные партии, профсоюзные центры, институты гражданского общества. Вслед за образованием партии ГРС, по настоящее время играющей роль одной из основных политических общенациональных организаций[7], в 1896 г. возникла Социалистическая партия Аргентины, являвшаяся членом II Интернационала. В стране распространялись передовые для того времени социальные и экономические идеи.
По мнению социолога Мануэля Моро и Араухо, формула мощного экономического роста Аргентины в начале XX в. представляла собой комбинацию нескольких базовых факторов: либеральная конституция, стремление общества к модернизации, его склонность к восприятию современных научных идей и макроэкономический здравый смысл основных хозяйствующих субъектов. На этой основе в стране было достигнуто национальное единство, сложилась государственность, эффективно защищались права собственности, поощрялось развитие образования, приветствовалась трудовая иммиграция27. Благодаря всему этому в первой четверти XX в. Аргентина являлась одной из самых открытых и либеральных общественных систем в мире. Схожей точки зрения придерживается и экономист Роберто Качаноски. Он пишет: «Либеральная философия нашего Основного закона была одним из главных инструментов того впечатляющего роста, который Аргентина продемонстрировала в период 1880– 1930-х годов. Руководствуясь силой закона, правительство превратилось в гаранта соблюдения прав личности и высвободило творческие силы граждан, которые могли заниматься любым видом предпринимательской деятельности»28.
В то же время аргентинская агроэкспортная модель имела свои слабые стороны. Как отмечал Хорхе Тодеска (он занимал посты заместителя министра экономики и вице-президента Банка провинции Буэнос-Айрес), производственная система начала XX в. «покоилась на глиняных ногах»29. О чем шла речь? Прежде всего о структуре земельной собственности – основе экономического богатства. Слишком большая часть угодий находилась в руках сравнительно узкой группы крупнейших латифундистов, которые сдавали земельные участки в наем непосредственным работникам – арендаторам. Возможности последних наращивать производительность труда были ограниченными по двум главным причинам. Во-первых, не являясь собственниками земли, арендаторы не могли ее заложить и получить кредит для развития производства. Во-вторых, по той же причине (отсутствие прав собственности) арендаторы опасались вкладывать свои средства, если таковые имелись, в приобретение более совершенных орудий труда, удобрений и т. д., что ощутимо замедляло технический прогресс в аграрном секторе Аргентины по сравнению, например, с Австралией, США и Канадой.
В нарождавшемся научном сообществе30 и в продвинутой части политического класса отчетливо понималась настоятельная необходимость диверсификации экономики и развития национальной индустрии. Еще в 1906 г. Карлос Пеллегрини (президент страны в 1890–1892 гг. и основатель Банка аргентинской нации (БАН) – местного аналога Национального банка) писал, что «современное государство не должно основываться исключительно на животноводстве и производстве зерновых. Не может быть великой страна, которая не является промышленной державой. Аргентинской Республике следует стремиться к тому, чтобы не служить только огромной фермой для Европы»31.
Процесс индустриализации Аргентины в его исторической ретроспективе до настоящего времени остается объектом научных и политических дискуссий. С одной стороны, по сравнению с соседними латиноамериканскими государствами страна добилась значительно более весомых результатов в промышленном и научно-техническом отношении, развитии хозяйственной инфраструктуры. Так, число промышленных предприятий в период 1895–1914 гг. выросло более чем вдвое: с 23 до 49 тыс., параллельно сложилась развитая банковская система, протяженность железных дорог возросла с 732 км в 1870 г. до 33 510 км в 1914 г.32 Но с другой – все усилия в этом направлении не приводили к сколько-нибудь заметному сокращению исторически сложившегося научно-технического и технологического отставания от передовых индустриальных держав, на которые Буэнос-Айрес стремился «равняться». Оценивая состояние промышленности накануне Первой мировой войны, экономист Адольфо Дорфман отмечал, что «и в 1913 г. индустрия Аргентины все еще оставалась на элементарном уровне, подобном тому, который наблюдался в 1895 г., и тащилась на буксире у аграрного сектора»33. В данной связи нам представляется, что не следует переоценивать количественные, а главное – качественные результаты аргентинского индустриального развития в конце XIX – первой трети XX в.
Разумеется, в быстро растущей стране, прочно привязанной к мировым рынкам, промышленность просто не могла не возникнуть и не приобрести известную динамику. Но речь шла в основном о мясохладобойнях, пивных производствах, железнодорожных мастерских и т. п. В целом же аргентинский процесс индустриализации на его первом этапе (до 1914 г.) носил весьма специфический характер и имел целый ряд серьезных проблем и изъянов. Отметим наиболее существенные.
1. Индустриальное развитие не изменило преимущественно аграрной направленности и специализации аргентинской экономики. К 1914 г. доля сельского хозяйства в ВВП составляла 32,5 %, а обрабатывающей промышленности – только 11,5 %34.
2. В стране сложилась индустриальная структура, при которой лидирующие позиции заняли легкая и пищевая отрасли, тогда как производство оборудования и машин, включая сельскохозяйственную технику, не получило должного развития, и растущий внутренний спрос практически полностью удовлетворялся за счет импорта. Например, в 1891–1910 гг. страна ввезла 11,5 тыс. молотилоки 199,5 тыс. зерновых комбайнов. Поразительно, но факт: в связи с интенсивным дорожным строительством в Аргентину импортировались целиком в комплекте железнодорожные вокзалы35.
3. Многие командные высоты в промышленности (и в экономике в целом) захватили иностранные, прежде всего европейские, компании, на долю которых в 1913 г. приходилось 50 % совокупного капитала. В ряде отраслей иностранный контроль был почти абсолютным. Например, железные дороги на 85 % принадлежали британским банкам и фирмам, узкая группа международных корпораций («Бунге и Борн», «Луи Дрейфус», «Вейл») контролировали 75 % экспорта пшеницы и кукурузы и 90 % экспорта льна. За контроль над вывозом мяса развернулась бескомпромиссная борьба между английскими и американскими компаниями. В целом на Аргентину приходилось 33 % общего объема зарубежных инвестиций в Латинскую Америку36.
4. Обращает на себя внимание и сверхконцентрация аргентинской экономики и ее индустриального сектора: в 1914 г. 150 предприятий обеспечивали 50 % всего производства в стране. В результате класс местной промышленной буржуазии оставался сравнительно немногочисленным, а его вес в обществе – ограниченным, что имело серьезные социальные и политические последствия.
5. З.И. Романова отметила еще одну важную особенность промышленного развития Аргентины – его «очаговый характер»37. Индустриализация не распространилась на все отрасли хозяйства и не охватила всю территорию страны. Предприятия создавались в основном в зоне Пампы, прежде всего в прибрежных районах. В то же время многие «внутренние» провинции с экономической точки зрения как бы остановились во времени.
