Зиму 1807—1808 годов маркиз провёл в Гамбурге вместе с Понте-Корво. Всё свободное время он проводил в городской библиотеке и рылся в книгах, приводя в недоумение местных жителей загадочностью своей личности и знанием старой немецкой литературы. Как вспоминал один гамбуржец, «Романья, очевидно, имел гордое намерение отличаться испанским благородством и в этом отношении превзойти самого Бернадота». Бернадоту же испанец очень понравился, и они стали большими друзьями97.
12 февраля 1808 года испанцы, предводимые маркизом де ла Романья, выдвинулись к датской границе и миновали Фленсбург. Стояли крепкие морозы, в поле дул пронизывающий до костей сырой ветер, и испанцы жестоко страдали от холода. Во главе полка
Гвадалахара на маленькой лошадке с выражением неимоверного страдания и терпения на лице ехал длинный тощий полковник — настоящий Дон-Кихот, за ним плёлся штаб, солдаты, и весь этот поход со стороны выглядел настоящим донкихотством. Без знания местного языка испанцы постоянно сбивались с пути и с трудом добирались до места отдыха и ночёвки. К тому же испанцы уже знали, что Наполеон с помощью испанского премьер-министра Мануэля Годоя начал делать подкоп под испанского короля98, а потому они жестоко ненавидели Наполеона и продажных испанских политиков, по воле которых они оказались теперь игрушкой в руках французов вдали от своей родины.
К марту испанские части расположились в центре Ютландии, в то время как французы были дислоцированы южнее, в их тылу. На всякий случай. Как только в Испании началось антифранцуз- ское восстание, маркиз принял решение встать на их сторону. Разыгрывая роль преданного союзника французов, он поставил в известность о своём решении вышестоящих начальников и связался с английским адмиралом Китсом. Наполеон и Бертье до последнего момента скрывали перед Бернадотом информацию об истинном положении вещей в Испании и тем самым способствовали его заблуждениям в отношении Романьи.
В середине июля 1808 года маршал получил от генерального полицейского комиссара в Антверпене Бельмара сообщение о том, что Англия планирует оторвать корпус Романьи от французов, и что Романья питает проанглийские настроения. Бернадот, до конца веривший в честность и благородство испанского гранда, ознакомил Романью с письмом Бельмара, и тот решительно отверг все «инсинуации» в свой адрес и полностью оправдался перед своим французским начальником.
В конце июля Бернадот с супругой, со всем штабом и с семьёй Бурьена уехал поправлять своё здоровье в Травемюнде, откуда он 1 августа пожаловался Бертье на нелояльное поведение датской прессы, слишком раздувавшей, по его мнению, непорядки в испанском корпусе. Он писал, что его доброе отношение и доверие к союзникам непременно окажут на них позитивное влияние.
Первый серьёзный сигнал о неблагополучии в испанском корпусе Бернадот получил 4 и 5 августа после того, как испанские солдаты и офицеры на Фюне отказались присягать на верность новому испанскому королю, свояку Бернадота Жозефу, «переброшенному» с неаполитанского на мадридский трон. Бернадот, вместо того чтобы поспешить к месту событий, отправился в Рендсбург и оттуда стал посылать к Романье своих адъютантов с «отеческими упрёками». Через два дня произошёл бунт испанцев в Роскильде (Зеландия), но и тут Бернадот в предположении, что бунт скоро подавят, из Рендсбурга не тронулся, передвинув лишь на всякий случай единственную французскую дивизию к Кольдингу и Фредеричии. А потом пришли известия, которые уже не оставляли никаких сомнений в измене Романьи. Тогда Понте- Корво кинулся к Кольдингу, но было уже поздно".
Ещё в июле Романья вступил в контакт с католическим священником Робертсоном, а через него — с командованием английской эскадры. Когда весть об измене по неосторожности одного офицера стала распространяться по Дании, а Романья 6 августа получил от Бернадота первое «отеческое увещевание», стало ясно, что дальше терять время было опасно. 7 августа испанское командование провело военный совет и отдало приказ по всем своим частям в Ютландии собираться в Нюборге. Испанцы захватили датскую крепость Нюборг, а англичане — порт Нюборг, и 9—10 августа испанцы стали переправляться на о-в Лангеланд. В тылу у датско- французских союзников появился плацдарм противника.
Испанский генерал Кинделан (по национальности швейцарец), на словах присоединившийся к восстанию, а на деле сумевший бежать к французам в Кольдинг, доложил Бернадоту о подробностях дела. Его письмо пришло к Бернадоту в Рендсбург 8 августа. По приказу маршала на север бросились французские полки дивизий Буде и Дюпа, но было уже поздно. Им удалось перехватить в Ютландии только 1 полк испанской пехоты, в то время как в Зеландии датчане разоружили ещё 2 полка и держали их на положении пленных.
11 августа Бернадот стоял на берегу Малого Бельта, 12 числа он был уже в Оденсе, а 13 августа первые французские части появились в Свендборге. Но они опоздали. Лангеланд был рядом, но добраться до него через воду не было никакой возможности. Большая часть испанского корпуса (около 10 ООО человек) до 21 августа на глазах у французов погрузилась на английские суда и переправилась в Гётеборг, откуда испанцы скоро отправились в Испанию100.
При бегстве из Дании возникли трудности с погрузкой великолепных андалузских коней на суда — их было около 1100 голов. Ни маркизу Романья, ни самому последнему солдату и в голову не приходило застрелить животных, и их всех отпустили на волю. На некотором расстоянии паслись датские кони, и когда андалузцы увидели скандинавов, они построились в атаку, как будто руководимые своими всадниками, и поэскадронно, как были обучены, напали на них. Прогнав местных коней, испанские кони стали драться между собой, и скоро всё поле покрылось их искалеченными крупами. Не в силах наблюдать за страданиями бедных животных, Романья отдал приказ пристрелить их. Но не у всех солдат поднялась рука на своих любимцев, и испанцы уже с бортов кораблей наблюдали за тем, как оставшиеся кони уничтожают друг друга. Удивительный случай массового самоубийства животных!
Наполеон не преминул выразить ганзейскому проконсулу своё неудовольствие. В письме царю Александру он сообщил, что уход испанского корпуса из Дании лежит полностью на совести маршала Бернадота, который слишком доверился Романье и не выполнил его личный приказ о расчленении корпуса и организации за ним строгого контроля. Наполеон почему-то забыл проинформировать царя, что именно он весной отдал приказ Бернадоту перебросить испанцев в Ютландию, на Фюн и Зеландию, а французские дивизии — в Данию не вводить, а держать их в Голштинии и в Ганзее.
Оставшаяся часть проконсульства Понте-Корво — осень 1808-го — первый месяц 1809 года — прошли для проконсула в праздничном безделье. У него отняли дивизию Буде и голландскую дивизию. 15 августа в Гамбурге торжественно, с большой помпой, отпраздновали день рождения императора. В середине февраля из По пришло известие о кончине 7 января 84-летней мадам Бернадот — матери князя Понте-Корво, а управляющий княжеством Понте-Корво доложил его владельцу о том, что там по этому поводу была отслужена торжественная заупокойная месса.
ВАГРАМСКАЯ ЭПОПЕЯ
Большие батальоны всегда правы.
Наполеон
В начале нового, 1809 года шведы заключили мир и с русскими, и с французами. Но началась — которая по счёту? — война с Австрией. Приказ Наполеона забросил маршала Бернадота в Саксонию, где его, несмотря на протесты и возражения, поставили во главе саксонской армии, даже не предупредив об этом курфюрста Саксонии. Приказ об отъезде из Гамбурга поступил в день свержения короля Швеции с трона — 13 марта, а 22 марта 1809 года, ещё не совсем оправившись от очередного приступа своей болезни (кровохарканье), маршал был уже в Дрездене.
Осмотр саксонской армии показал, что к войне она была совершенно не подготовлена: офицеры не могли ездить верхом на конях, а артиллеристы не знали, что такое конные упряжки для орудий; орудия были чуть ли не столетнего образца, а возраст офицеров перешагнул все предельные рамки. Они могли ещё кое-как пройти шагом на параде, но для походов не годились. Кавалеристы выглядели лучше, но у них были плохие кони. В организационном и тактическом отношении армия отстала на целое столетие. В позитив можно было записать лишь доброе отношение саксонцев к своему командующему, достаточно высокий боевой дух и выносливость солдат.
