Пошёл второй месяц переговоров. И тогда им снова заинтересовался Василий Македонский. Близился торжественный акт - коронация на императорский престол. Надо было продемонстрировать своим подданным мудрость нового правителя. А большего козыря, чем крещение Руси и вхождение её в состав империи, у Василия не было. Поэтому вопрос этот надо было решать быстро и кардинально.

Обладая здравым крестьянским умом, Василий понимал, что Русь добровольно своей самостоятельности не отдаст, эго во-первых. Далее, у Византии, едва-едва отбивавшейся от мощных врагов с юга, запада и востока, просто сил не хватит на то, чтобы удержать за собой огромные пространства от Русского до Балтийского морей. И, наконец, греческие священники действительно не знали языка русов, а без этого проводить крещение населения столь большой страны было невозможно. И тогда он дал указание: торговый договор подписать, а о крещении Руси и её вхождении в состав Византии пусть Дир устно заявит на коронации. Но ни в каких договорах об этом не будет ни слова. С тем и отпустить русов на родину; дав им до Сурожа греческий корабль и пропитание. Дир немедленно согласился на условия, которые его ни к чему не обязывали.

В конце апреля 867 года, после коронации Василия Македонского, остатки поиска русов отплыли из Царьграда в направлении Тавриды. Вместе с ними поплыл и греческий священник Кевкамен.

XIII

Киевские улицы были запружены народом. Все спешили встретить воинов, возвращающихся из похода. Стража расталкивала людей, отводила в сторону повозки, освобождая путь, и вот колонна показалась вдали. Люди рванулись навстречу. Радостные крики, надрывный плач потерявших отцов, сыновей и мужей, общий шум, сумятица…

Дир ехал впереди. Он остановился, сошёл с коня, поклонился толпе:

- Прости, народ русский, что не вернул на родину всех детей твоих…

В тот же день собралась Боярская дума. Боярин Драгомир проговорил, не вставая с места:

- Пусть Дир расскажет, как погубил он войско русов, доверенное ему думой!

Рядом с Диром сидел Аскольд, но на него не обращали внимания: знали, что замысел похода и подготовка к нему всецело принадлежали Диру, а его соправитель только помогал ему.

У Дира было непроницаемое лицо. Вот он встал, коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал, как успешно начался морской поход, как незаметно удалось проскочить мимо болгарских берегов, но как внезапная буря разметала суда русов. Видно, была на то воля богов…

- Но главного мы добились, - продолжал он, повысив голос и глядя прямо в глаза бояр. - Дума посылала меня получить у греков выгодный торговый договор. Вот он, в моих руках. Здесь подпись императора Василия Македонского и государственная печать Византийской империи. Прошу думцев ознакомиться с ним.

Грамоту зачитал грек. Наступило долгое молчание. Все понимали, что Дир сделал сильный ход. Главное, зачем его посылали, он добыл! Что касается погибших воинов, то это воля богов, здесь военачальник бессилен, и, несмотря на безнадёжное положение, Дир совершил невозможное. Это ли не показатель ума, хитрости, изворотливости! Надо поддержать, а не карать такого князя!

- Я так скажу, - стукнув посохом по деревянному полу, проговорил сухой длинный старик Дыбко, к мнению которого прислушивались. - Какая война бывает без потерь? Какие сражения обходятся без жертв? Главное - результат, а результат у Дира налицо: выгодный для Руси торговый договор подписан. Завтра же в Византию потекут залежавшиеся на складах и в амбарах кипы мехов, бочки мела, груды пеньки… Спасибо скажем Диру за такой подарок для Руси!

- В выгоде Русь! - выкрикнул неугомонный Вяхорь.

- В выгоде, в выгоде, - загомонили бояре; каждый из них уже подсчитывал в уме, какую прибыль получит от продажи своего товара.

- А как же гибель воинства? С нас народ киевский спросит, - пытался было вмешаться степенный Драгомир.

- На то воля богов! - подняв руки к потолку, произнёс Дыбко.

- А как же без малого двенадцать тысяч загубленных душ? - почти истерично выкрикнул Драгомир. - А как же слезы тысяч матерей, жён и сестёр? О них забыли? Только прибыли свои подсчитываете, толстосумы бессовестные! Вы про народ забыли!

- Эка хватил! - всплеснул длинными руками Дыбко. - Да мы всё время только о нём и думаем!

- Думаете… как в карман себе положить, - съехидничал Вяхорь.

- Наверно, ты разболелся о нём. То-то своих сельчан-закупов голодом едва не уморил! - вскинулся Басарга.

- Тихо, тихо, - примирительно проговорил Довгуш. - Так мы ни о чём не договоримся. Ясное дело, что народ нам нужен для наших целей. Это где ж такое было, чтобы правители заботились в первую очередь о народе? Они хлопочут о своих интересах. А про нужды народные говорят просто так, для красного словца. Так было, так будет всегда.

- Истинно, истинно, - дружно подтвердили думцы. - Пусть властвуют Дир и Аскольд!

На другой день Аскольд вместе с Кевкаменом стали прогуливаться по Киеву, выбирая место для будущей церкви. Наконец Кевкамен сказал:

- Вот тут должен стоять храм Божий. Возвышенное место, издалека будет виден. И прекрасная картина открывается на могучую реку Днепр и заднепровские дали. Здесь стоял Андрей Первозванный, предрекая великое будущее городу.

- Это место народ называет Угорской горой, - пояснил Аскольд.

- Из камня бы надо возвести церковь, - продолжал грек.

- Нет у нас пока столько кирпичей, - ответил Аскольд. - Только для печей производятся. А остальное строим из дерева. Как видишь, и дома, и терема, и крепостные стены - все деревянные. А возведём мы быстро. У нас каждый мужик - плотник, имеет необходимые плотничьи принадлежности. В Киеве много христиан, кликнем - придут трудиться безвозмездно. Я выделю из своих средств плату работникам из числа язычников, может, кто-то из них, общаясь с христианами, перейдёт в Истинную Веру.

- Угодные Богу начинаешь ты, брат Николай, творить дела на земле Русской.

Слух о греческом христианском священнике, решившем построить храм, быстро распространился по Киеву. По преданию, на вече народ пригласил Кевкамена рассказать, чему он хочет учить их. Кевкамен открыл Евангелие, переплетённое в толстые пластины на золотых застёжках, и стал говорить о Спасителе и его земной жизни, а также о разных чудесах, совершаемых Богом, о чём известно по Ветхому Завету. Русы, слушая проповедника, сказали:

- Если мы не увидим чего-нибудь подобного тому, что случилось с тремя отроками в огненной пещи, мы не хотим верить.

Без колебания служитель Божий смело ответил им:

- Мы ничтожны перед Богом, но скажите, чего хотите вы?

Они просили, чтобы было брошено в огонь Евангелие, и обещали обратиться в христианскую веру, если оно останется невредимым.

Тогда он воззвал:

- Господи! Прослави имя твоё перед сим народом! - и положил книгу в огонь.

Евангелие не сгорело, лишь оплавились края переплёта. После этого, многие из присутствующих, поражённые чудом, крестились…^[2]

Церковь была построена через два месяца. Кевкамен внёс в неё единственную икону, привезённую им из Византии, и прикрепил её к иконостасу. Затем затеплил свечи, и в церкви наступил тот полумрак, который располагал к сокровенной и задушевной беседе.

Аскольд спросил:

- С детства я знаю, что со смертью душа не умирает. Но вот возвратится ли умерший человек на землю, как об этом говорит Святое Писание?

- Верю я в слова Бога Нашего, - ответил спокойно Кевкамен, - который сказал про это так: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт…»

Кевкамен освятил церковь и дал ей имя Святого Николая. На богослужения сначала приходили только христиане, а потом Аскольд стал замечать, что стали являться и те, которые верили в Перуна и других богов, и таких становилось всё больше и больше.