Максаржав слышал крик госпожи. То, что нойон жестоко бьет жену, он считал раньше делом вполне обыденным. Но когда он вспомнил недавние поучения отца, этот случай представился совсем в ином свете. И в самом деле, бить жену — последнее дело.
— Не переживай, — сказал Того. — Пусть себе нойон с хатан дерутся. Нам от этого убытку по будет.
И Максаржав впервые осознал смысл отцовских слов: «Ссора в доме — чужим людям радость».
* * *
На следующий год после женитьбы отец подарил Максаржаву ружье-кремневку. И теперь каждый раз, когда ему приходилось ехать в лес за дровами, Максаржав брал с собой ружье и чаще всего возвращался с добычей — привозил то белку, то тарбагана. А Того поучал друга:
— Ты подмечай, куда клонится трава, как лежат листья, где какой след остался. Вот смотри. Видишь? Тут кабан недавно рылся.
— А это его лежка, — подхватывал Максаржав.
— Нет, это лежка изюбрихи. По помету видно. Все имеет свой смысл: и как птица кружит на одном месте, и как она кричит. Когда же выпадет снег, след зверя определить совсем просто. Давай-ка, Ма-гун, заберись вон на ту сопку и спугни зверя. Обратно не спускайся, он должен выбежать вон там, видишь пригорок к северу? Бросайся навстречу, кричи что есть мочи. И мы его непременно возьмем.
Максаржав с удовольствием перенимал у Того охотничьи навыки. Но возможность поохотиться вдвоем выпадала им не часто. Сам князь очень любил облавную охоту на волков — дело тонкое, хлопотное. Однажды Максаржав, никогда не видавший облав, спросил у Того, как это делается.
— Перво-наперво разузнают, где волчье логово, и натыкают вокруг этого места красных флажков, всяких ленточек на небольшом расстоянии друг от друга. Волк увидит издали: краснеет что-то — и назад. Куда ни сунется, нигде не пройти. Но охотники оставляют небольшое пространство в ограждении — без флажков. В конце концов волки отыщут его и ринутся туда, тут-то охотники их и уложат. А есть еще другой способ: привяжут, например, к дереву козу на такой высоте, что волк ее чуть-чуть не достает. Охотник прячется в засаде и подкарауливает хищника. А то берут собаку — обычно суку, — привязывают ее где-нибудь в горах и укрываются в засаде. Сука воет, волки сбегаются к ней, и охотники расправляются с ними. Есть много способов изводить волков, этих заклятых врагов скотовода, — рассказывал Того.
Когда Га-нойон выезжал на облаву, со всей округи сзывались самые опытные охотники. Максаржава и Того обычно не приглашали.
Как-то осенью в тысяча девятьсот седьмом году Га-гун задумал поохотиться. Во все кочевья были посланы гонцы с вестью о том, что по первому снегу князь выезжает на облаву.
Это означало, что в ближайшие дни простым аратам запрещается тревожить зверя. Те же, что считались искусными охотниками, съезжались в ставку, чтобы принять участие в княжеской забаве. Дело это выгодное — глядишь, и перепадет что-нибудь с господского стола, а в случае удачной охоты иной раз получишь и награду от нойона. На этот раз Га-гун решил взять с собой Максаржава. Дело в том, что прошлой зимой Максаржаву удалось подстрелить матерого кабана, и все сочли, что из него выйдет хороший охотник. Конечно, к самым опытным его не причислили, но стали относиться с уважением — ведь показал себя настоящим мужчиной, способным прокормить семью.
С нетерпением ждал Максаржав первого снега. И вот наконец в конце первого месяца осени в ночь выпал снежок. К утру снегопад прекратился. Охотники, по известным им приметам предугадавшие снег, собрались на склоне сопки, поставили небольшую юрту и два майхана[Майхан — палатка, шатер.]. Была сделана первая вылазка, и о результатах доложили нойону. За несколько дней до выезда на охоту Га-гун, как того требовал обычай, оставил семью и перешел жить в чужую юрту. Был произнесен благопожелание-юрол на счастье, сделано жертвоприношение, после чего нойон присоединился к остальным охотникам. Вместе с двумя чиновниками из аймачного управления он расположился в юрте. Остальные заняли один из майханов. Другой майхан служил охотникам походной кухней. В лагере царило оживление. Загонщикам на облавной охоте запрещалось иметь при себе ружья. Однако Максаржав захватил свою кремневку. Увидев его с ружьем, Га-гун нахмурился, по ничего не сказал.
На вершине и по гребню горы были расставлены конные загонщики, а в засаде на склоне укрылись нойон с двумя чиновниками. Они приготовились стрелять в волков, которые должны выбежать именно в этом месте. Лиса, заявил князь, его не устроит, только волк! На рассвете, едва только стало видно мушку ружья, из-за горы послышались крики и улюлюканье. Эхо голосов, отражаясь от скал, наполнило окрестности, вселяя смятение и страх в обитателей тайги. Послышался треск и шелест — это зверье разбегалось во все стороны. Скоро все звуки перекрыл шум волчьего гона. Хищники искали выхода из окруженного флажками кольца. И в конце концов устремились в небольшую балку, где путь был свободен. Грянули три выстрела, и сразу стало тихо. Перед облавой бывалые охотники уверяли: «Волки появятся в балке, на открытый склон они не выйдут. Надо возле тех деревьев поставить двоих с ружьями; как раз сюда, на западную опушку, волки и выйдут». Именно так все и произошло.
Га-гун выбрался из засады и спустился по склону вниз, в балку, за ним чиновники. «Я стрелял трижды, — рассуждал нойон. — Последний раз явно промазал. Почему же оказались убитыми три волка? Кто это осмелился стрелять одновременно со мной? Чиновники ведь не стреляли. Значит, третьего уложил Максаржав. Ну, погоди, сопляк, проучу я тебя!»
Охота продолжалась два дня. В день возвращения Га-гун, уже к вечеру, велел позвать Максаржава. Как только тот вошел в юрту, учитель трижды вытянул его плеткой но спине и в назидание сказал:
— Запомни, впредь так же будет попадать тебе каждый раз, как только нарушишь обычай и ослушаешься приказаний господина.
Максаржав сразу смекнул, в чем дело. Желая показать свое охотничье искусство, он проявил непочтительность к старшим, и это разгневало учителя.
— Никогда больше не нарушу обычаев и не ослушаюсь ваших приказаний, учитель, — виновато пробормотал юноша.
— Я взял тебя на охоту не за тем, чтобы познакомить с хитростями и повадками волков, и не для того, чтобы показать, что человек хитрее волка. Просто у меня не хватало загонщиков. Понял? — сердито выговаривал Га-гуп.
— Понял, учитель.
* * *
Максаржава и Того было полно хлопот: они готовились идти с обозом в столицу. И вот однажды на исходе ночи — то был первый месяц зимы — несколько запряженных быками телег с товарами тронулись в путь. Цэвэгмид собрала Максаржаву в дорогу еды, дала с собой теплую одежду.
Наказ учителя, что и как продать и купить, что куда доставить, Максаржав аккуратно записал, а потом прочитал записанное другу.
Тут сказано: материал на зимний дэли для Гунчинхорло. Кто это?
Это молодая жена нойона. Правда, она еще не совсем жена, и неизвестно еще, когда оп возьмет ее в жены, хозяин не любит распространяться об этом. Вот счастливчик, старый хрыч! Песок сыплется, а туда же — отхватил себе красавицу! Молиться, что ли, он на нее собирается?..
Максаржав ничего не ответил на эту тираду.
Вскоре показался монастырь Ванчин-хурэ. Путники остановились, чтобы прочесть молитву. Особенно усердно молился Того. Он просил, чтобы боги ниспослали им благополучие в дороге. Когда обоз по льду переправлялся через Селенгу, путникам повстречались два амбаньских чиновника-китайца, которые тут же принялись расспрашивать их, кто они такие, куда направляются да что везут. Потом, о чем-то пошептавшись, чиновники удалились. Того не на шутку встревожился, боясь, что китайцы вернутся, но те больше не появлялись.
— Ну, Ма-гун, кажется, пронесло, — невесело рассмеялся Того.
— Все-таки, видно, боятся связываться с учителем, — заметил Максаржав.