И были разговоры, которые кажутся такими важными и которые так трудно запомнить. Обо всём понемногу и ни о чём в особенности. Плавные и тягучие, как собственные мысли в одурманенной полынью голове. И кофе под крепкую сигарету из запасов Альберта, под клятвенное обещание, что только разок и больше ни-ни. Вот только сейчас, только с ним, с демоном-организатором. И головокружение, заставляющее мир расползаться под пристальным взглядом. И горячие объятия, в которых так жарко, что хочется выползти из собственной кожи подобно змею. И онемевшие губы, не способные позвать, попросить, вымолить то, чего так хочется, и что никак не сочетается с гордостью. И какое счастье, что не всегда нужно выворачивать языком целые слова и фразы, чтобы тебя поняли, чтобы понять самому. И осторожные исследующие ласки в пьяной неловкости тел. И избавление от почти ненавистного сладкого возбуждающего давления фиолетовой дряни в заднице. Благодать вселенских масштабов, особенно если вспомнить, как в этот момент чуткие губы обнимали истосковавшийся за день по ласке член. Ещё бы и не краснеть при этом…
И был секс, такой приятный в своей близости к тяжёлому взмокшему телу и такой смутный в своей алкогольной развязности. Как яркие пятна свежей краски, размытые дождём. И родной запах чужой кожи на впившемся в губы плече. И полуприкрытые глаза, блестящие в полутьме комнаты. И собственные стоны в распахнутые створки рта. И первый поцелуй, такой яркий и такой трепетный, что только в стихах сложить, да таланта не хватит, чтобы словами ограничить ощущения, вырывающиеся за грань хмельной плоти, изливающиеся немыслимой оргазмической галактикой, столь же необъятной, сколь и необъяснимо физиологичной.
- Альберт… - тихий шёпот на грани слышимости, где-то на грани между личной вселенной и тем, что доступно другим, близким.
- Спи, мой хороший, - такой же тихий отклик на легких волнах сладкой дрёмы и отзвуков электрических болидов, прогремевших по телу вечность и мгновение назад.
И сны, мечтательные, с привкусом долгого поцелуя, и возбуждающие с послевкусием так и не распробованного до нюансов, неземного, чувственного, телесного. И тёплые объятия разогретого до каминных углей властелина, в которых так неизъяснимо сладко просыпаться, чтобы, чуть поворочавшись в истоме, снова провалиться в сон. И мягкий бархат мыслей, навеянных негласным обещанием быть рядом. И полусонный трепет пойманных в ловушку губ.
- Мой властелин…
- Спи уже.
- Мой…
И не нужен ответ. Пусть его лучше совсем не будет, чем ложь или, чего уж хуже, честность. Вот этих губ на виске вполне достаточно. И ещё обнимающих рук. И улыбки, которую чувствуешь кожей. И дыхания, которое льётся на тебя теплым, быстро холодеющим потоком. Ровного и такого знакомого. Хотелось сказать хоть что-нибудь, что поможет установить собственное превосходство в проигранной схватке, но сны такие сладкие, и в них так мало реальности, что кажется, что проблемы, они для других, для тех, кто не спит в этот час, а не для счастливых, встречающих восход светлыми снами о неясном несбыточном.
Эфе́с (нем. Gefäss) — часть клинкового холодного оружия, состоящая из гарды и рукояти с головкой. К эфесу может крепиться темляк (как элемент униформы), а также различные призовые знаки (например, «За фехтовальный бой») и знаки наград (например, знак ордена Святой Анны 4-й степени).
Эфес может быть открытым (пальцы защищены только крестовиной, либо ничем не защищены) или закрытым (одна или несколько дужек соединяющих основание рукоятки с навершием, защищают пальцы). Если дужка (или дужки) не доходят до навершия, тогда эфес называется полуоткрытым. Закрытый или полуоткрытый эфес с дополнительными дужками и другими элементами является сложным (или развитым).
Гарда предназначена для защиты руки от оружия противника. На раннем оружии гард не существовало вовсе. Появилась она по мере развития фехтования, когда появилась необходимость в более удобном и безопасном парировании ударов противника. Первые варианты гарды представляли собой перекрестье — планку, перпендикулярную лезвию и рукояти, и находящуюся в той же плоскости, либо небольшой диск, установленный между клинком и рукоятью. Начиная с XVI века стали появляться круглые гарды, а также гарды, защищающие кисть целиком с помощью дужки — изогнутой части, идущей от верхней части рукояти до нижней.
Гарда на боевых ножах служит для предупреждения соскальзывания руки на носок лезвия и, таким образом, предоставляя упор для руки, обеспечивает безопасность при нанесении колющего удара.
Гарда отсутствует на некоторых типах клинкового холодного оружия, из-за специфики его применения, например, у шашек и метательных ножей.
Просветились? А теперь по делу. В данном случае Альберт использовал массажёр простаты Bootie фирмы Fun Factory (Германия).
Полтора землекопа – устойчивое сочетание (фразеологизм). Используется в качестве именной группы. Значение: незначительное количество людей; результат каких-либо вычислений или исследований, абсурдность которого очевидна.
«Получалась такая ерунда, что я стал искать ответа в задачнике. Но, как назло, там была вырвана страница с ответом про землекопов. Пришлось всю ответственность взять целиком на себя. Я все перерешил. Вышло, что работу должны были выполнить полтора землекопа. Почему полтора? Откуда я знаю! В конце концов, какое мне дело, сколько землекопов рыли эту самую траншею? Кто теперь вообще роет землекопами? Взяли бы экскаватор и сразу бы покончили с траншеей. И работу бы скорей сделали, и школьникам бы голову не морочили. Ну, как бы там ни было, а задача решена. Можно уже побежать к ребятам.» Л.Гераскина. В стране невыученных уроков.
Глава 6
Похмельное утро… было очень похмельным. В голове вяло и болезненно ворочались недомысли, которые попросту больно было додумывать до конца. Мир раскачивался в жутковатой липкой мути, и даже традиционная «кака» во рту не казалась убийственной, было от чего стенать и без неприятных вкусовых ощущений. В теле ломило каждую клеточку, каждая мышца вопила благим матом и корчилась в предсмертной судороге. Саша, лёжа на брюхе, поизображал выброшенную на берег рыбину, вяло загребая непослушными конечностями и шлёпая пересохшими губами, только после этого прислушался к застывшей янтарём уже непривычной тишине и приоткрыл один глаз. В комнате царил приятный полумрак, разгуливал между коробок промозглый юркий сквознячок, шевеля наглухо закрытые шторы и чехлы на мебели. Из кухни подкрадывался запах остывающего кофе и свежей выпечки.
На пороге комнаты сидел отвратительно бодрый Буцефал без тени вины и сочувствия на голодной морде. Только заглянув в бездонную наглость его глаз, парень осознал, что смотрит под несколько непривычным углом. Оказалось, Санька развалился на кровати властелина в позе равномерно размазанной по простыням морской звезды и его голая филейная часть не только неприкрыто возвышается над приличиями, но и заляпана чем-то засохшим, неприятно стягивающим кожу. Из глубин похмельного сознания повыползали воспоминания о прошедшей ночи, язвительно демонстрируя компрометирующие картинки. Такие реалистичные, со звуком и запахом, с хрипами сбитого дыхания, с ритмичными колыханиями плоти в такт покачиваниям пружинного матраца, что парня немедля укачало от осознания собственной порочности.
Сползав наспех освободить желудок, он рухнул обратно на кровать и усыпил стыд вместе с мозгом. По отдельности они никак не желали, да и надобности в них отравленный организм пока не видел. Вчера надо было вопить о непристойности поведения и избыточности абсента в крови, а не о том, как «ах, хорошо», и как «ещё, ещё», и уж, страшно даже представить, но «сильнее» и «жёстче». Иногда лучше спать, чем думать. Тем более думать такой вязкой тошнотворно-мутной массой, каковая противно растекалась в голове, необоснованно выдавая себя за нечто разумное.
Печальный Буцик поковырял когтями неподвижное тело, укусил, пропрыгал в различных направлениях, но пробудить совесть в Саньке ему не удалось. Пришлось терпеливо придрыхнуть на растрёпанной голове и дожидаться новых признаков жизненной активности в вымирающем организме. Ушки котёнка чутко подрагивали, вслушиваясь в неровное дыхание.
