Оставшаяся часть поездки прошла в такой же легкой беседе. С приближением часа променада парк стал заметно наполняться модными экипажами.
Раскланиваясь с приятной улыбкой с друзьями и знакомыми и время от времени вливая свою свежую струю в невесомый поток ни к чему не обязывающей изящной болтовни, журчащий возле ее ушей, Лайза с удивлением обнаружила, что она ухитряется одновременно блуждать в лабиринте своих собственных мыслей. Снова и снова она оживляла в памяти короткие минуты, промелькнувшие на Беркли-сквер, когда ее рука коснулась руки Чада и мир, казалось, сошел со своей привычной орбиты. Его образ прочно занял место между нею и Джайлзом. Казалось, она может протянуть руку и на ощупь проследить каждую новую черточку в его лице или ощутить мягкость так хорошо знакомых ей волос. Она стиснула руки на коленях. Как могло такое случиться? За шесть лет, прошедших с того дня, как она запретила себе думать о разлуке с Чадом, она нашла свой собственный путь в жизни. Она научилась ценить свою независимость. Она стала заметным членом общества — а в некоторых отношениях даже слишком заметным, — широкий круг ее друзей включал в себя кое-кого из числа самых влиятельных людей этой страны.
Лайза одарила улыбчивым приветствием двух дам, приближавшихся к ней в городском экипаже, и откинулась на подушки фаэтона. Какая же она все-таки смешная! Что, собственно, произошло? Это был просто шок, вызванный неожиданностью их встречи. Чаду Локриджу нет места в ее хорошо налаженной жизни. Лайза решительно тряхнула головой. Нет, она не позволит, чтобы что-то изменилось в установившемся распорядке. Пусть он оказался ее соседом, и им, ясное дело, придется часто сталкиваться на вечных званых обедах, балах и раутах, которыми только и живет высший свет. Но больше ему никогда не удастся лишить ее душевного равновесия.
«Я освободилась от него», — твердо сказала себе Лайза.
Но тогда почему его образ неотвязно плывет рядом с ней и носится у нее перед глазами со своей ироничной улыбкой?
ГЛАВА 3
Несколько дней спустя Чад, только что принявший ванну, стоял в своей туалетной комнате, а Рави Чанд протягивал ему белоснежную рубашку.
— Я знаю, вы хотите всех поразить сегодня вечером на балу, сахиб, — проговорил его слуга на своем родном наречии. — Вы наденете турецкий жилет из атласа? С этими... как это... кармашками для часов?
Чад вздохнул. Что и говорить, Рави Чанд был ему просто неоценимым помощником, но как камердинер оставлял желать ох как много лучшего.
— Нет, думаю, лучше узорчатый шелк, — ответил Чад на том же языке. — И с одним-единственным кармашком — вот здесь.
Глядя на выражение лица Чада, индиец нахмурился.
— Я вас разочаровал, хозяин. Нет, не нужно, — продолжал он, когда Чад протестующе поднял руку. — Я и сам знаю, что из меня не выйдет камердинер для джентльмена. Вы как-то сказали, что хотели бы кого-нибудь нанять. Вы уже начали присматривать подходящего?
— Нет, — Чад усмехнулся. — Но займусь этим непременно.
Он сел за туалетный столик, держа в руке свеженакрахмаленный шейный платок. Оставалось только завязать его вокруг шеи в простой узел галстука. Но Чад медлил. Он сидел неподвижно и озадаченно смотрел в зеркало. Перед его глазами на стекле начал проявляться женский образ — с золотистыми волосами и глазами фиалкового цвета. Свежие полные губы дразнили его в улыбке.
Чад улыбнулся видению с легкой гримасой. Да, давно прошли те времена, когда Лайза Рашлейк стала бы манить его обещающим взглядом. Самое большее, на что он может теперь надеяться, — это светская любезность, да и этот тон она не выдержала до конца во время их встречи несколько дней назад.
Он мигнул, и его собственное отражение подмигнуло в ответ, глядя на него саркастически. Он подумал, будет ли она вечером на балу? Он видел ее лишь однажды после их неожиданной встречи на Беркли-сквер. Оба они одновременно вышли из своих домов, и ее короткое «Доброе утро!», когда она садилась в свой экипаж, прозвучало так, словно он был докучливым незнакомцем.
Он пожал плечами. Чего он мог еще ждать? Если быть честным перед собой, его собственное приветствие тоже не было верхом любезности. Может, оно даже мало чем отличалось от грубости. Но, слава Богу, он увидел ее, по крайней мере не чувствуя ни малейших признаков гнева. А ведь как долго одна мысль о ней могла всколыхнуть в нем целую бурю разных чувств — и боль, и горечь, и тоску, и ярость... Комок желчи подступал к его горлу, как ни старался он совладать с собой, и долгие месяцы после отъезда в Индию лишь пустота изредка приходила на смену оплакиванию его утраченных иллюзий.
Наконец он покончил с галстуком, заколол его изумрудной булавкой и встал, чтобы взять из рук Рави Чанда жилет из темного шелка.
К тому времени, как экипаж Лайзы добрался до Мервэйл-хаус на Парк-лейн, бал, который давали лорд и леди Мервэйл, был заклеймен большинством гостей как провалившийся с треском.
— Прелестно, — заметила леди Бернселл, когда она и ее дочери поднимались по ступенькам. — Наверное, сегодня все театры и клубы опустели... словно сюда съехался весь свет.
Пока они ждали, чтобы войти в зал, Чарити коротала время, отпуская реплики по поводу внешности своих знакомых.
— Ничего себе! — шептала она. — Да вы только посмотрите на Дженни Порлок! Даю голову на отсечение — она промочила свои дурацкие юбки! Она что, по лужам скакала?.. Ой, вон и Присцилла Вэстон! Воображает, что новая прическа ей к лицу. Как бы не так! Вот умора. — В ее голосе появилась новая нотка, когда она обронила: — Интересно, ее брат Джон тоже здесь?
Графиня Бернселл посмотрела на дочь неодобрительно.
— А если и так, — ответила ей мать, — надеюсь, ты не будешь вести себя как шумная, крикливая девица — так, как это было на балу в Портеби в прошлом месяце. Согласись, мне бы не хотелось, чтобы о дочери графа Бернселла сказали, что она вульгарная особа. К тому же, если б я не успела вовремя, ты бы позволила этому молодому человеку протанцевать с тобой три танца за вечер.
— Ах нет, мама, — в широко раскрытых глазах Чарити не было и тени хитрости или обмана. — Мы ведь просто разговаривали. Мистер Вэстон очень интересуется ботаникой, ты же знаешь, и он мне рассказывал о своих очень интересных экспериментах с... м-м... с кормовой свеклой... это такой вид сахарной свеклы.
Леди Бернселл лишь фыркнула, а Чарити поспешила перевести разговор:
— Смотрите! Смотрите! У мистера Синглтри что, с головой не в порядке, раз он появился в таком виде! Интересно, он долго искал такой отвратительный оттенок бурого цвета? Как вы думаете, он носит корсет? Нет, правда! Я не шучу! Стоит только подойти и заговорить с ним, как обязательно услышишь очень странный скрип!
Лайза слушала вполуха, рассеянно рассматривая толпу сияющих драгоценностями гостей, приветствуя знакомых кивком и улыбкой или взмахом руки. Неожиданно она, очнувшись, услышала восторженный возглас Чарити:
— Господи, да это же Чад!
Лайза резко повернулась туда, куда указывала сестра. Да, это был он. Чад стоял внизу, собираясь подняться по лестнице.
— С чего это ты называешь его так фамильярно? — резко спросила Лайза сестру.
— О-о, да мы теперь с ним лучшие друзья. Я, Мелани и Доротея только вчера были у него в гостях, и он показал нам столько интересного! Ты бы видела его статуэтки из слоновой кости! — Заметив неодобрительный взгляд Лайзы, она поспешно продолжила: — Нет, правда, Лайза, в этом нет ничего удивительного. С нами была мать Мелани. — Она пытливо посмотрела на Лайзу. — Чем он тебе так не нравится, Лайзи?
Услышав имя, каким ее звали в детстве, из уст сестры, Лайза густо покраснела. Но в эту минуту леди Бернселл легонько тронула ее плечо, указывая, что они вплотную приблизились к входу в зал.
— Летиция! — Пухлое лицо леди Мервэйл просияло радушной улыбкой. — Как я счастлива видеть вас сегодня у нас! Как всегда, смотреть на вас доставляет удовольствие. Вы чудесно выглядите, дорогая.
