Органов правосудия было два типа: местные суды и революционные трибуналы. Первые занимались некрупной уголовщиной (до двух лет лишения свободы) и небольшими гражданскими исками (до трех тысяч рублей). Они могли даже руководствоваться старыми законами Российской империи, если те не были отменены новой властью и не противоречили революционной совести.
Это был народный суд в чистом виде – судью и двух заседателей, как уже говорилось, выбирал местный Совет, и предполагалось, что в идеале, после окончательной победы революции, их будет избирать население. Предварительное следствие также должны были проводить судьи. Впрочем, никто не торопил местные власти с наведением порядка в этой области – кому надо, те пусть сами и чешутся. Так что сплошь и рядом раньше народных судов появлялись ревтрибуналы, которым приходилось тащить на себе и мелкие, и крупные дела. Как они это делали, мы увидим чуть ниже.
Ревтрибунал должен был заниматься более серьезными вещами – собственно «контрреволюционными преступлениями», а также деяниями, которые были признаны опасными для Советской власти: мародерством, хищениями, саботажем, «преступлениями по должности», то есть злоупотреблениями и коррупцией. Опять же надо понимать, что преступления разделялись не по формальному признаку: заговор – это политика, а спекуляция – уголовщина, а по степени опасности для государства. Хотя… а почему, собственно, это неправильно?
Ревтрибуналы тоже формировались Советами. Чтобы суд был максимально объективным, поначалу, не имея хороших кадров, пытались брать количеством – этот орган ранней советской юстиции должен был состоять из судьи и целых шести заседателей (правда, практически сразу его ужали до трех человек). Более того, в основе его работы даже лежали вполне официальные нормативные акты, которые успели разработать в течение какого-то месяца! Первым из них стало «Руководство для устройства революционных трибуналов» Наркомюста (28 ноября 1917 г.), затем вышла Инструкция ревтрибуналам. Правда, существовала одна неприятная закавыка – законов написать не успели, так что судьи все равно руководствовались революционной совестью и революционным правосознанием. Ну, а кто бы на месте большевистского правительства успел за месяц разработать законодательство?
Несмотря на чрезвычайное время, при ревтрибунале существовала даже коллегия обвинителей и защитников. Правда, туда мог записаться кто угодно, лишь бы он имел рекомендацию от Совета. И еще нюанс: трибунал мог допускать или не допускать участия в деле обвинения и защиты – как хотел. И что уже совсем удивительно, в июне 1918 года, в условиях войны, был создан кассационный отдел при ВЦИК, для рассмотрения жалоб и протестов на приговоры трибуналов.
Теперь о кадрах. Кое-где в составе судов попадались юристы царского времени. Комиссар юстиции Ярославской губернии тов. Сергеев в 1918 году, на съезде комиссаров юстиции Московской области, жаловался на судейских крючкотворов: «Нет особенной нужды в старых опытных юристах – на практике их помощь дает нехорошие результаты, – они каждый декрет истолковывают по-своему – по-юридическому, – и так, что спорить с ними не приходится, тогда как чувствуется, что декрет этот должен пониматься иначе».
Однако в целом по России около 80 % судейских работников пришли в систему извне и учились всему по ходу работы. По счастью, 90 процентов состава первых ревтрибуналов были членами РСДРП(б), что давало хоть какую-то тень организованности, хотя учитывая, что собой в то время представляла партия большевиков… м-да! Зато целых 14 процентов судейских имели высшее образование (странно, ведь «старых юристов» было 20 процентов – куда еще шесть подевали? В зубы статистике?), 26 процентов – среднее образование и 60 процентов – низшее. Это в ревтрибуналах, а в обычных судах низшее, то есть начальное, образование имели около 70 процентов. Так что старая поговорка: «Ты как судить будешь – по закону али по совести?» приобрела неожиданный и грозный смысл. По совести, дорогие товарищи, по нашей пролетарской революционной совести. Поскольку если разобрать по складам текст закона, имея за плечами церковно-приходскую школу, еще можно, то уж понять в нем что-либо… Впрочем, ни читать, ни понимать всю эту юридическую премудрость не приходилось, поскольку самих законов тоже не было…
Ну и как вам картинка? Впечатляет?
Очень красочно отразил процесс раннесоветского судопроизводства поэт Михаил Голодный в своей балладе «Судья ревтрибунала». Пройти мимо такого текста и не привести его просто невозможно, поэтому отвлечемся на несколько минут и послушаем советского революционного барда – оно того стоит…
Судья ревтрибунала
На Диевке-Сухачевке
Наш отряд.
А Махно зажег тюрьму
И мост взорвал.
На Озерку не пройти
От баррикад.
Заседает день и ночь
Ревтрибунал.
Стол накрыт сукном судейским
Под углом.
Сам Горба сидит во френче
За столом.
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры гада женщину
Ведут.
«Ты гражданка Ларионова?
Садись!
Ты решила, что конина
Хуже крыс.
Ты крысятину варила нам
С борщом!
Ты хлеба нам подавала
Со стеклом!
Пули-выстрела не стоит
Твой обед.
Сорок бочек арестантов…
Десять лет!»
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры начугрозыска
Ведут.
«Ну-ка, бывший начугрозыска,
Матяш,
Расскажи нам, сколько скрыл ты
С Беней краж?
Ты меня вводил, Чека вводил
В обман,
На Игрени брал ты взятки
У крестьян!
Сколько волка ни учи –
Он в лес опять…
К высшей мере без кассаций –
Расстрелять!»
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры провокатора
Ведут.
«Сорок бочек арестантов!
Виноват!..
Если я не ошибаюсь,
Вы – мой брат.
Ну-ка, ближе, подсудимый.
Тише, стоп!
Узнаю у вас, братуха,
Батин лоб…
Вместе спали, вместе ели,
Вышли – врозь.
Перед смертью, значит,
Свидеться пришлось.
Воля партии – закон.
А я – солдат.
В штаб к Духонину![3] Прямей
Держитесь, брат!»
Суд идет революционный,
Правый суд.
Конвоиры песню «Яблочко»
Поют.
Вдоль по улице Казанской
Тишина.
Он домой идет, судья.
Его спина
Чуть сутулится. А дома
Ждет жена.
Кашу с воблой
Приготовила она.
Он стучит наганом в дверь:
«Бери детей.
Жги бумаги, две винтовки
Захвати!
Сорок бочек арестантов!..
Поживей.
На Диевку-Сухачевку
Нет пути!»
Суд идет революционный,
Правый суд.
В смертный бой мои товарищи
Идут.
…По сути, в стране существовали две «законности»: одна шла сверху, вторая поднималась снизу. И не только во время войны, но и в двадцатые годы, и в тридцатые первая медленно, шаг за шагом изживала вторую. Сказать, что это было трудно – значит не сказать ничего.
Поначалу смертная казнь в перечне наказаний отсутствовала – все же большевики были большими идеалистами, и это сказывалось… Но уже в 1918 году началась война, и одновременно страну все сильнее захлестывал вал преступности. И все же держалась власть долго. Еще весной 1918 года самым жестоким наказанием было лишение свободы на 10 лет – знаете, за что? За перевод зерна на самогонку – поскольку надвигался голод. Смертную казнь ввели лишь летом 1918 года, точнее, даже не ввели, а позволили. 16 июня в постановлении о трибуналах наркомюст разрешил им применять любые меры наказания, не оговаривая точно, какие именно. Поскольку в стране давно уже шла война и дядюшка Линч куролесил вовсю, это была чисто формальная мера: теперь вот и по суду шлепнуть человека можно, да… (Кстати, первыми стрелять по-настоящему начали не красные. Еще в начале 1918 года, за полгода до «красного террора», отряд полковника Дроздовского, пробиравшийся из Румынии на Дон, уже вовсю практиковал массовые расстрелы без суда и следствия.) Хорошо бы, конечно, всегда соблюдать права человека, кто же спорит, это очень-очень здорово, вот только объяснить такую простую истину озверевшим мужикам с винтарями почему-то не всегда удается. Почему бы это, а?
