Погребла их в анналах история.
Если вспомнят, то лишь садоводы.
Там
в галошной и грядошной своре я,
Где они не выходят из моды.
Ни шнурочков на них и ни кнопочек,
нет ни дырочки для протечки.
Даже после полдюжины стопочек
Попадаю ногами прям с печки.
Много песен звучит человечества —
и отличных, и просто хороших.
Од и гимнов навалом, им нет числа,
но никто не сложил про галоши.
Ода холодильнику
Я вам поведаю сейчас,
ручаясь в достоверности,
про позабытый бренд "Донбасс",
еще советской древности.
Одними он забыт, другим неведом.
Еще бы — столько лет минуло.
А я доволен этим брендом
и горд, как самоваром Тула.
О холодильнике ведется разговор.
Ему за сорок, но морозит до сих пор.
Исправно службу он несет
без отдыха все сорок лет,
продукты превращая в лед.
Такого качества уж нет!
Имеет он, увы, порок врожденный:
в своем рабочем промежутке
он тарахтит, как оглашенный,
кончая тряской, дрожью жуткой.
Подвинчивал, подкладывал, слегка стучал,
но он по-прежнему мучительно кончал.
Морально устарел потом —
и имидж уж не тот — старо,
и недостаточен объем.
Короче, в зад ему перо.
И он поехал послужить на дачу.
До гайки, до болта разобран,
чтоб поместиться в мою "тачку",
как соколом общипан ворон.
Сосед-умелец дал напутственный совет:
— В утиль. С твоей разборкой в сборке смысла нет.
Я не умелец, не мастак.
Сложил, свинтил — излишков нет.
Включил. О, Господи! Все так:
гудит, трясется. Много лет.
Жить рядом с ним, как жить на автотрассе.
Привык уже, но он стал злее.
Здесь пусть грохочет на террасе ...
Вдруг в голову пришла идея:
А если этот темперамент приложить
к борьбе со злом, что мне давно
мешает жить?
А что мешает нам? — кроты.
Копают, роют, все в делах.
Ведут тоннельные ходы.
Газон в проплешинах-прыщах.
Ничем их одолеть не удается —
капканы, химия — все пусто.
Земля вздымается и рвется,
буграми покрываясь густо.
Дает совет мой многоопытный сосед:
— Воткни вертушки и кротов
в помине нет.
Но мне сомнителен совет.
Эффект вертушек невелик,
коль вон в засаде мой сосед
застыл, как памятник, стоит,
кротов с лопатой карауля,
затих и дышит еле-еле.
Великовозрастный сынуля
из шланга воду льет в "тоннели".
Вибрация. Нет, в этом все же что-то есть —
когда трясет, готов я на стену залезть.
А ну-ка, старый друг "Донбасс",
тряхни, тебе не привыкать.
Землей смени полы террас —
там ждет тебя кротовья рать.
Буравит землю тряскою и звуком
и днем и ночью у газона,
он долбит грызунам науку:
газон — сейсмическая зона.
"Донбасс" и дальше к совместительству готов.
Кого б найти? — во всем поселке нет кротов.
Изменились времена
Ведал истину народ:
Безразличье губит.
Коль мужик жену не бьет,
Значит, он не любит.
Раньше были мужики!
Измельчало племя.
Времена те далеки,
наступило время
сковородок, утюгов.
Стало все иначе:
Бабы лупят мужиков
От любви горячей.
Вновь сменились времена,
И любовь прозрела.
Осознала вдруг она,
Что битье — не дело.
Заключая нынче брак,
На почетном месте
Взят в свидетели госстрах —
Для дележки если.
На учете утюги,
Сковородки тоже,
Грохнуть вазу не моги —
Бить себе дороже.
Увлёкся я одной блондинкой
Увлекся я одной блондинкой.
Увы, не виден ей в упор.
Ее стихами и картинкой
добьюсь судьбе наперекор.
Подход давно уж отработан
и применен мной не впервой.
Вот, исходя соленым потом,
качаю бицепс день-деньской.
Я стал "красавчег ниподецки",
к ее ланитам так и рвусь
(сказал бы я здесь по простецки,
но модераторов боюсь).
Играю бицепсом и прессом,
хочу услышать ее "ДА".
Пред ней на цирлах мелким бесом.
Она же смотрит не туда.
Теперь я снадобья глотаю,
и уж в ребре резвится бес.
Голодным взглядом провожаю
чужих (везет же кой-кому!) невест.
Скачу за юбками галопом,
Я не смеюсь уже, а ржу.
Всех кобылиц бы мне, да скопом —
Боюсь в руках не удержу.
Ведь, с ними рядышком пасутся
Гиппопотамы и слоны.
Когда в доверие вотрутся,
Смешны им станут скакуны.
Свою каурку донимаю.
Уж в мыле вся, но вот беда:
хотя почти не умолкаю,
блондинка смотрит не туда.
Решил я проследить за взглядом —
уперся он на Карадаг.
— Так может Вам пейзажик надо?
Но слышу нежненькое : — НАХ.
И тут меня вдруг осенило,
простой догадкою пленя :
глаза ее перекосило
от лицезрения меня.
Таланты все в одном флаконе
(не разгадает Парфюмер):
стихи, картины, мышцы, кони.
А экстерьер! А интерьер!
Стих написан в рамках конкурса, объявленного крымским поэтом и художником И.С. Тема конкурса: кто лучше "обложит" И.С.
Мои милые соседи
Опять гроза! Опять ненастье!
И звон посуды за стеной.
Все перебили. Только счастье
их дом обходит стороной.
При встречах милые улыбки,
рука в руке и лучезарный взгляд.
Как голубки с рождественской открытки,
как пара ласковых котят.
Потом я слышу воркованье —
проникновенный баритон.
Очередное расставанье,
и, как всегда, учтивый тон:
«При расставании грущу.
Я провожу Вас до порога,
а дальше с лестницы спущу —
не обижайтесь, ради Бога».
Какой сюрприз!
Ходьбу мне доктор прописал.
По тротуару
Туда квартал, сюда квартал
С клюкой на пару.
Гляжу на встречных, молодых
(все больше в очи),
И с языка сорваться стих
Уж очень хочет.
Про то, что нынче все не так,
Не жизнь — помойка.
Пошла вся наперекосяк.
Ого! Постой-ка.
Вот встречной посмотрел во след,
Подумал: — Клево!
На этом кончился сюжет.
Хотя, вон снова.
Моя идет. Какой сюрприз!
Походкой важной.
А у нее что верх, что низ,
Дай, Бог, так каждой!
Поговорили
Как-то я написал кое-что,
кой-кому показалось обидным.
Вякнул он, что совсем не смешно,
в белых тапках кой-где меня видел.
Возразил я, что так, мол, и так,
что не я, дескать, был там, а некто,
а несёт он реально не факт.
Но, отнюдь, не добился эффекта.
Говорю, что не то и не сё,
и что белые тапки не в моде.
Попугаисто долбит своё,
оболгавши меня при народе.
Толковище заходит в тупик,
доканала словесная драка,
а урод лишь зудит и тупит.
И пришлось его тапком однако.
Экстаз
Как сладок этот миг!
Его очарованье,
Померкшее сознанье,
Когда весь мир … Что мир?!
— все мирозданье,
Ты с милой делишь на двоих!
Прекрасен и страшен
Экстазом ураганным
И взрывом долгожданным,
Сияньем молний!
Лежа пред экраном,
Слились в едином вопле:
— ГО-О-ОЛ!!!
Моя жёнушка к весне ...
Моя женушка к весне
Завела собачку.
Это просто в пику мне —
Мне хотелось тачку.
