– Раки! Мы имеем большие… нет, очень большие, даже неограниченные возможности. Половину жизни мы проводим под водой. Мы не заботимся о пропитании, потому что постоянно кто-то дохнет и еды всегда много. Порой нам приходится напрячься, в поисках нового жилища, но это мимолётная забота, и стоит её завершить, как снова на нас сваливается благодать праздного бытия. Там, под водными толщами океана, предоставленные самим себе, мы бесконечно черпаем информацию, разносящуюся с бешеной скоростью благодаря упругости воды. Мы слышим, как переговариваются между собой дельфины, как они посылают друг другу сигналы любви и охоты, как они обсуждают вселенские и философские проблемы или поют по ночам. До нас долетает бормотание осьминогов, смех креветок и шёпот медуз. Порой далёкий кит разевает бездонную пасть, и мы слышим биение его сердца. Долгие часы и дни под рокот прибоя мы размышляем об устройстве мира, чтобы потом, выйдя на берег, делиться друг с другом результатами эмпирических открытий и подслушанных наблюдений. Трудно придумать судьбу завиднее и осмысленнее нашей с вами, о мои дорогие братья!
Имея такой простор для развития интеллекта, для познания тайн и решения увлекательнейших загадок мироздания, мы, к великому стыду, множество времени тратим на заучивание ошибочных, или неточных в своей поэтичности догм, выдуманных крикунами прошлого. Леность собственных мыслей, сон своей души мы прикрываем заученными с детства ритуалами и высказанными кем-то упрощениями. Мы сжигаем своё время, собственную жизнь, саму возможность индивидуального движения к совершенству! – Тут рак возвысил голос и патетически воздел малую клешню к небу – Даже улитки не ведут себя так бездумно! Мне стыдно за вас, раки, как стыдно мне и за самого себя!
Некоторое время на берегу царила тишина. Раки пялились на оратора, который молча тряс задранной клешнёй. Наконец рак прекратил трясти конечностью и продолжил:
– Но есть утешение моей измученной стыдом душе! Не всё своё время провёл я в праздности, слушая всяких пустозвонов. Находясь в уединении отшельничества, я нашёл ответы на те вопросы, которые мучают не одного членистоногого. Смею сообщить, что я придумал вполне простые модели, на примере которых могу рассказать каждому тупице, как устроена вселенная и на что похоже движение живой души в потоке времён.
Ропот пронёсся по аудитории. Все раки помнили о богатырской силе учителя, но не сила же является поводом так уверенно говорить о столь высоких предметах. Он же, будто читая их сомнения, поправился:
– Есть в моей конструкции очень даже уязвимое место. Всё, что я буду вам рассказывать, порождено живой мыслью. Эта самая, бегущая во времени мысль, является для меня опорой. Она есть само движение. Но как только я произнесу слова, и результат моей мысли будет услышан вами, сама она прекратит двигаться и сразу исчезнет. Таким образом, мой аргумент, став достоянием гласности, попросту истратится, сгорит, обратится в прах. Вы спросите: зачем я делаю это? Зачем, изрекая истину, убиваю её? Я отвечу вам, братья мои!
Сегодня, сгорая в моей набережной проповеди, истина оставляет след в ваших нервных центрах. Пройдут годы. Ваши дети будут повторять и мусолить эти следы, пытаясь отыскать в них смысл. Бесполезно! Лишь немногим дано выдержать тишину непонимания, возгласы несогласия и прочие ужасы остракизма. Не всем удастся оттолкнуться от праха моих слов и, возбудив всю живость собственного ума, применив личный подход, умения и способности, прийти к оригинальному выводу. Большинству же предстоит копаться в иных моделях, сравнивать одну с другой и в лучшем случае, не прийти ни к чему, в худшем же – что-нибудь выучить наизусть и на этом угомониться. Но пытливым ракам что-нибудь, да пригодится. Итак, братья мои, взирайте и слушайте, я останавливаю мысль и оставляю вам слова, как её неподвижные останки!
Долгими тёплыми ночами, сидя, как и вы, под водой, я силился охватить утлым воображением то бесконечное и необъятное, что мы называем вселенной. Нет, я не пытался пересчитать все звёзды, которые светят с небес, либо ползают по дну. Я не пытался измерять мир перечислениями. И без того моё воображение, этот мощнейший инструмент, отказывалось повиноваться, стоило только попросить его охватить бесконечность. Как бы я ни исхитрялся, всё равно моя башка ограничивалась доступными ей пределами.
Глядя на круглый камень, я мог воспринять его как модель планеты, на которой мы живём. Представляя группу камней, я мог осмыслить солнечную систему. Спираль улитки помогала мне относительно чётко объять внутренним взором галактику, но… согласитесь, даже ощущение огромности океана не может сравниться с тем, что мы теоретически знаем, но никогда не можем себе вообразить.
Мудрые раки прошлого советовали развести клешни в разные стороны и силой мысли продлить векторы от нервного центра до бесконечностей в направлениях вытянутых клешней. Дескать, где упрётся, там и есть предел. Я неоднократно пробовал совершать подобные упражнения. Толку никакого. Хоть мысль моя и всесильна, хоть воображение моё буйное, но за подобными советами я углядел лишь бессильные потуги детского шаманизма. Ни пределов вселенной, ни истины бытия мне не открывалось. Пространство действительно беспредельно в той системе координат, в которой мы, раки привыкли моделировать мир. Выражаясь фигурально, на концах векторов, заданных моими клешнями, я видел вопросительные знаки, означающие невозможность поставить точку.
Ещё большее удивление и непонимание породило во мне расхожее мнение о замкнутости вселенной. Тут я впал в полный ступор и неделю переживал от стыда за убогость своего интеллекта. Так бы я и печалился, до сей поры, кабы не подошёл к рассмотрению данной модели под совсем иным ракурсом.
Я решил упростить трёхмерную и непостижимую модель космоса до ограниченной двухмерной площади, через которую проходит равномерно движущаяся плоская модель условного времени. Я представил две эти плоскости как почти равноценные, как границы двух сред, волею случая соприкасающиеся друг с другом. Что представлять? Эту модель очень легко увидеть. Вон она – тут рак указал клешнёй на волны прибоя, нежно гладящие песчаный пляж – видите, как вдоль плоскости, отделяющей земную твердь от всего остального, мчится тонкая грань, отделяющая воду от воздуха? Именно эта самая, движущаяся граница земли, воды и пространства подобна текущему через вселенную времени. Лишь на грани пересечений происходит жизнь, и лишь саму эту грань мы ощущаем как нашу реальность.
Вы возразите мне, мол, каждая волна конечна. Да, отвечу я вам, но попробуйте сообщить мне хоть приблизительно, сколько этих волн прокатилось по нашему пляжу за те сотни миллионов лет, которые существует океан?
Да, братья мои, пляж имеет границы, жизнь отдельно взятого рака тоже имеет предел. Предел есть даже у океана. Даже у воображения есть предел, но нет предела числу волн на бескрайних берегах океанов и морей. Тем паче, нет числа перевёрнутым прибоем песчинкам, нет числа для измерения всего многообразия их жизни от момента, когда они откололись от цельного куска кварца, до того, когда они, успокоенные в спрессованном песчанике, вновь расплавятся в огненном коллапсе. Вот и нарисовалась простенькая, доступная любому модель бесконечности.
Рак торжественно обвёл выпученными глазами окружающих. Некоторые раки энергичным молчанием демонстрировали восторг перед маленькой моделью большой бесконечности. Другие же, хоть и сидели со скептическими рожами, но уже не роптали. Рак продолжил:
– Любая модель – не точная копия оригинала, а лишь грубое его подобие. Тем не менее, если приглядеться внимательно, то можно увидеть, как окружающий нас мир строится из подобий, в той или иной мере отражающих нечто большее. А как иначе? Вот, например: может ли тело улитки не быть подобным собственной раковине? Если бы могло, то она никогда бы не построила эту раковину. Улитка вываливалась бы из раковины.
Существующее вне подобий, не только невозможно, его даже нет. Перед каждым из нас насыщенный подобиями мир. Каждый видит его, постоянно познаёт и некоторым образом меняет. Невидимая линия прибоя, называемая временем, катится сквозь пространство только благодаря осмысленному взгляду каждого из нас. Не было бы этого взгляда, не было бы и самого времени и перемен и даже вселенной.
