Оставшись одна-одинешенька в доме, Замарашка пошла на могилу матери, под ореховое деревце, и воскликнула:

Тогда птичка кинула ей серебряное платье с золотом и туфельки, расшитые шелками и серебром. Она поскорее оделась и поспешила на праздник. А названые сестры ее и мачеха, ничего об этом не зная, подумали, что это какая-нибудь чужая королевна – такой красавицей была она в своем платье, разукрашенном золотом. Замарашка им и в голову не пришла: они думали, что она сидит себе дома да выбирает чечевички из золы! Сам королевич вышел красавице навстречу, взял ее за руку и все с ней танцевал. Да так и не захотел ни с кем больше танцевать, и руки ее из своей руки не выпустил, и, когда подходил к ней кто-нибудь из мужчин, королевич говорил: «Я сам с ней хочу танцевать».

Так и проплясала она до самого вечера. Когда она хотела домой вернуться, то королевич сказал ей: «Я пойду с тобою и провожу тебя», – ему смерть как хотелось посмотреть, чья она дочь и из какого дома родом? Но она от него ускользнула и взобралась на голубятню. Обождал немного королевич, видит: отец Замарашки идет – и говорит ему: «Вот туда, на голубятню, взобралась одна красотка!» Отец подумал: «Уж не Замарашка ли» – потребовал топор да багор и надвое рассек голубятню – а в ней никого и не оказалось. А когда они домой вернулись, Замарашка по-прежнему лежала в своем грязном платьишке на золе, а около нее на трубе тускло горела маленькая масляная лампочка. Замарашка была проворна: она с одной стороны взобралась на голубятню, а с другой спустилась и мигом под орешиной очутилась; там скинула она свой богатый наряд, положила его на могилку, и птичка снова унесла этот наряд, а сама Замарашка опять напялила на себя серые лохмотья и села в кухне на кучу золы.

На другой день, когда праздник начался снова и родители с назваными сестрицами опять ушли из дома, Замарашка пошла к орешине и сказала:

И птичка сбросила ей платье еще богаче, еще наряднее вчерашнего. И когда она в этом наряде явилась на празднество, все надивиться не могли ее красоте. А королевич уже поджидал ее, взял ее тотчас за руку и танцевал только с ней одной. Когда другие мужчины подходили к ней, чтобы пригласить ее на танец, королевич говорил: «Я с ней танцую». По наступлении вечера Замарашка задумала удалиться, а королевич пошел за ней следом и хотел посмотреть, в какой дом она войдет; но та юркнула в сторону и убежала в сад позади дома. В том саду росло прекрасное большое грушевое дерево, и на нем много было чудных груш. На него-то и взобралась Замарашка, словно белочка, и укрылась в ветвях его, а королевич даже и не знал, куда она подевалась. Подождал он немного, пока подошел отец Замарашки, и сказал ему: «Вот тут одна красотка от меня ускользнула, и мне сдается, что она залезла на эту грушу». Отец подумал: «Уж не Замарашка ли это?» – потребовал топор и срубил дерево; но на дереве никого не оказалось. И когда они все вернулись домой, увидели Замарашку, как и всегда, на куче золы… Она проворна была: с одной стороны на дерево влезла, с другой стороны спрыгнула, вернула свой наряд птичке, что сидела на орешине, и опять напялила свои серые лохмотья.

На третий день, когда родители и названые сестры ушли из дома, Замарашка опять пошла на могилку матери и сказала деревцу:

Тут птичка сбросила ей платье такое великолепное и так ослепительно блиставшее, что такого еще никто не видал, а к этому платью и туфли чистого золота. Когда она явилась на празднество в этом наряде, все ей дивились, как чуду. Королевич только с ней и танцевал, а если подходил к ней кто-нибудь другой, он говорил: «Я с нею танцую».

Когда наступил вечер, Замарашка хотела уйти, и королевич по-прежнему хотел идти за нею следом; но она так быстро от него ускользнула, что он не поспел за нею. Однако же он заранее пустился на хитрость: велел вымазать всю лестницу смолою. Как сбегала Замарашка с лестницы, одна ее туфелька и пристала к ступеньке. Королевич туфельку поднял, и туфелька та была маленькая, хорошенькая и вся золотая. На следующее утро пришел королевич с этой туфелькой к отцу Замарашки и сказал ему: «Моей супругой будет только та, которой этот золотой башмачок придется впору». Услышав это, обрадовались обе названые сестрицы, потому что ноги у них были красивые. Старшая пошла с башмачком в особую комнату и стала его примерять при матери. Стала примерять и видит, никак не влезает в башмак ее большой палец, потому что башмак ей мал. Вот мать и подала ей нож, и говорит: «Отрежь палец-то! Ведь коли будешь королевой, не придется тебе пешком ходить!» Послушалась дочка матери, срезала палец, втиснула ногу в башмак, прикусила губу от боли и вышла к королевичу. Тот взял ее себе в невесты, посадил на коня и повез к себе домой. Пришлось им проезжать мимо могилки; а на орешине сидят два голубка да и воркуют:

Королевич глянул на ногу невесты и увидал, как кровь из башмачка текла. Он тотчас повернул коня, вернул старшую дочку родителям и сказал, что это ненастоящая его невеста: пусть, мол, другая сестра примерит башмачок. Пошла эта сестра в особую комнату, и когда стала надевать башмачок, то пальцы-то у нее влезли в него, но пятка была слишком велика. Тогда мать подала ей нож и сказала: «Отруби кусок от пятки! Будешь королевой – не придется тебе больше пешком ходить!» Дочь отрубила часть пятки, втиснула кое-как ногу в башмачок, скрыла боль нестерпимую и вышла к королевичу. Тот ее как невесту посадил на своего коня и поехал с нею. Но когда они проезжали мимо орешины, то сидели на ней два голубка и ворковали:

Посмотрел королевич невесте на ногу и увидал, как кровь текла из башмачка и покраснел от нее белый чулочек. Повернул он своего коня обратно и привез эту невесту к родителям в дом. «Эта тоже ненастоящая! – сказал он. – Нет ли у вас еще одной дочки?» – «Нет, – сказал отец. – А вот только еще от моей первой, покойной жены осталась этакая маленькая, дрянненькая Замарашечка, уж та-то, конечно, тебе не невеста». Королевич захотел ее непременно видеть; но мачеха отвечала: «Да нет же, она такая грязная, что ее никак и показать не смеем». А королевич все настаивал на своем, и должны были наконец позвать к нему Замарашку. Та сначала вымыла чистенько лицо и руки, потом вышла и поклонилась королевичу, который подал ей золотой башмачок. Она тут же присела на скамеечку, скинула свой деревянный башмак и сунула ногу в туфельку, которая по ее ноге пришлась как влитая, и как она поднялась со скамеечки и королевич глянул ей в лицо, то он тотчас узнал в ней ту красотку, с которой танцевал, и воскликнул: «Вот она, настоящая-то невеста!» Мачеха и обе названые сестры перепугались и побелели от досады; а королевич взял Замарашку к себе на коня и повез ее в свой замок. Когда они проезжали мимо орешины, два белых голубка ворковали: