5

Взлетное поле было похоже на черное зеркало. Тут не то, что ногам, глазу не за что было зацепиться.

Единственным, что притягивало взгляд, был бело-красный флюгер-колдун, развевающийся над аэровокзалом. Когда ветер наполнял его, то казалось, что полосатый носок обтягивает прозрачную ногу невиданного размера. Воздушные потоки на острове меняются чуть не каждую минуту. И летчикам обязательно надо знать, куда ветер дует. В прямом, конечно, смысле.

«Хорошо бы, чтоб кто-нибудь меня встретил, — думал я, входя в здание аэровокзала. — Да кто ж меня встретит?»

Но я оказался в корне не прав.

В вестибюле меня ожидал сам Джеральд Даррелл.

Несмотря на то, что уже наступил сентябрь, он был одет в рубашку с короткими рукавами, летние туфли и белые брюки. Хотя он был сед, над сединой стояла радуга. Лицо озаряла отеческая улыбка.

У ног Даррелла сидели два кошачьих лемура. Они смотрели на него с обожанием и восторгом.

Над знаменитым звероловом висел пузырь, в который он говорил: «Добро пожаловать на Джерси!».

Все это было изображено на огромном плакате.

Под ним в стене чернели две дыры. Из левой дыры лента конвейера выезжала нагруженная багажом пассажиров, а в правую втягивалась уже пустая. Только позабытый кем-то пластиковый пакет без конца крутился и крутился на конвейере, как спортсмен-марафонец.

Я подхватил свой рюкзак, повесил его на плечо и двинулся к выходу.

Перед аэровокзалом находилась автобусная остановка. На ней стоял одинокий желтый автобус, разделенный вдоль толстой красной полосой и оттого напоминавший биг-мак с кетчупом.

Я почему-то наделся, что этот автобус идет прямо в зоопарк, но он ехал совсем в другое место.

Над лобовым стеклом значилось: «Сент-Элье — Сент-Клемент». Кроме того, отсюда можно было уехать в Сент-Брелад, Сент-Питер, Сент-Оуэн, Сент-Мэри, Сент-Джон и так далее.

Все это — районы Джерси, которые называются интересным словом «парижи».

Можно было бы, конечно, поинтересоваться у водителя машины, как добраться до зоопарка? Но кабина за широким лобовым стеклом была пуста.

Не зная, что делать, я вернулся к дверям аэропорта. Но входить внутрь не стал, а притормозил неподалеку и принялся наблюдать.

Часто стороннее наблюдение может дать больше, чем суетливые расспросы.

Делая вид, что читаю путеводитель, я стал наблюдать за прилетевшими пассажирами. Но им пока тоже уезжать было особенно не на чем, и я сосредоточил свое внимание на снующих в небе самолетах местных линий.

Эти летательные аппараты отличались тем, что имели некоторые черты вертолетов. У них были очень короткие крылья, на которых, разрубая облака в клочья, вращались невидимые винты. Желто-черная полосатая окраска фюзеляжей, наводила на мысль о пчелах. Воздушные суда то, жужжа, уносились в облака, то опускались на землю и вкатывались в ангар, похожий на гигантский улей.

За полчаса я увидел множество самолетов, а автобус как был, так и остался в единственном экземпляре.

Между тем количество пассажиров перед аэровокзалом сильно поубавилось. Спохватившись, я возобновил свое наблюдение за ними и наконец понял, что уезжают они отсюда не на автобусах, а на такси.

Это меня не обрадовало, поскольку я находился в режиме жесткой экономии. Однако, джерсийцев, как я узнал позже, вопрос экономии денег не волнует, потому что каждый тридцатый здесь — миллионер.

6 (2Корова_джерсийская (гл. 5) (1Машина (гл. 5)

Вот уже и не осталось никого перед аэровокзалом. Лишь я томлюсь на остановке, одинокий, как космонавт Алексей Леонов во время своего знаменитого выхода в открытый космос.

Солнце из желтого сделалось апельсиновым. Глядя на него, я понял, что хоть меня миллионером и не назовешь, ехать мне все же придется на такси.

Словно услышав мои мысли, водитель проезжавшего мимо такси затормозил и подкатил ко входу в аэропорт.

В окне автомобиля я увидел джентльмена самого простецкого вида. Одет он был в свитер-джерси, а на голове имел кепку «а ля Холмс».

— До зоопарка подвезете? — спросил я.

— Садись, сынок!

Я открыл дверь и сел на заднее сидение.

Машина начала движение бесшумно и плавно.

Пейзажи, проносящиеся за окном, были столь красивы, что их хотелось вставить в рамку и повесить на стену. То я видел зеленый пологий холм, утыканный коровами, то элегантную усадьбу в облаке бугенвиллий. Вдруг пейзажи кончились, и вдоль обочины выросла гранитная стена.

Через минуту стена провалилась куда-то вниз, показав на некоторое время живописные развалины старинного замка, но тут же вновь выскочила на поверхность. По дороге она все время то проваливалась, то поднималась снова, напоминая солдата, который исполняет команду «лечь-встать».

А дорога-то узка! Машина неслась между стен, как пуля в стволе и места для еще одной пули здесь не было.

«А если встречный автомобиль? — подумал я. — Скорость километров восемьдесят. И у встречного восемьдесят. Вместе получается сто шестьдесят! А свернуть-то, некуда!»

Некоторое время я, окаменев, ожидал встречный автомобиль.

Тогда я еще не знал, что большинство дорог на Джерси — с односторонним движением. Поэтому здесь нередко ехать в нужное место приходится по одной дороге, а возвращаться по другой, причем эти дороги могут проходить по совершенно противоположным частям острова.

Между тем гранитные стенки сблизились настолько, что сжатый между ними и автомобилем воздух начал громко свистеть.

Со свистом мчалась машина, как пуля, летящая в стволе, и никак не могла из этого ствола вылететь. А ствол извивался, закручивался. И непонятно было, как снаряд, выпущенный из такого ствола, может угодить в цель.

В этот момент, когда водитель должен быть особенно внимательным, шофер полуобернулся ко мне.

— Учиться приехал?

Я понимал, что ответить надо побыстрее. Но стены за окнами вводили в паралич. В любую секунду они могли обрушится на машину.

Тут водитель обернулся ко мне полностью, желая узнать, почему я молчу? На лице его был написан большой вопрос.

— Учиться, учиться приехал, — почти закричал я. — Вы на дорогу смотрите!

Шофер удовлетворенно кивнул и некоторое время действительно смотрел на дорогу.

Однако спустя минуту кепка дрогнула и снова двинулась в мою сторону.

— А откуда приехал учиться-то?

— Из России. Из России приехал. Вы за проезжей частью следите!

— А чего за ней следить, у нас движение спокойное.

С этими словами — нет-нет, да что же это такое! — он сунул в рот трубку, отпустил руль, стал хлопать себя по карманам, разыскивая спички.

Гранитные стены должны были немедленно расплющить машину, изломать двери, расколотить стекла.

Между тем ничего ужасного не произошло. Машина как по ниточке катилась по середине дороги и поворачивала там, где нужно. Но немногие седые волосы, которые есть у меня, появились именно в тот момент.

Наконец, водитель закурил и снова повернулся ко мне, намереваясь продолжить разговор.

Но я не давал ему особенно разговориться и умудрялся отвечать на вопросы, когда они только зарождались под его кепкой.

Шофер был большим любителем задушевной автомобильной беседы. Художественное автомобильное слово для него, безусловно, было важной деталью пассажирского извоза. А я душил его слово на корню.

Но я боролся за свою молодую жизнь. И за его, пожилую, между прочим, тоже. В итоге водитель умолк и до конца пути не проронил ни звука.

Тем временем гранитная стена на обочине ожила и превратилась в живую изгородь. Ехать стало веселее. В какой-то момент изгородь расступилась, и наша машина юркнула в образовавшийся проем. Она скатилась с горки и, захрапев как лошадь, остановилась.

За окном виднелся фрагмент какого-то старинного дома. Трудно было сказать, зданию какого типа он принадлежит, но я мог сказать совершенно точно, что к зоопарку оно не имеет никакого отношения.