Сорвал он с меня одежды и убежал. Я был слишком слаб, чтобы ему воспрепятствовать.
Потом он вернулся и принес мои шмотки, только были они белого цвета. Пытался я оплатить счет за химчистку, но воспротивился странный человек[34], сказал, что я ничего ему не должен, и обозвал меня неизвестными мне словами «рекламная акция».
Когда я пришел в себя, я был уже в таком виде, в каком вы наблюдаете меня в данный момент. Почему волосы тоже белые? Полагаю, они побелели от пережитого.
С превеликим трудом удалось мне найти пожарную лестницу, ведущую наверх, и так долго я взбирался по ней, что опять посерел, на этот раз от напряжения. Однако мне так понравился мой новый имидж, что я сделал небольшой крюк, забежал к галадримам и выпросил у них комплект чистой одежды. Теперь вот иду к царю Теодену, чтобы организовать Гондору кавалерийскую поддержку, а потом атаковать Мордор. А у вас что случилось?
Арагорн коротко обрисовал Гэндальфу события последних дней, начиная с бегства из Мории и опустив свою роль в трагической кончине Боромира.
– Что ж, – сказал Гэндальф, выслушав подробный отчет. – Полагаю, помочь Фредди мы уже никак не сможем. Насчет Мерина и Пиппина не переживайте – вчера я встретил отряд пленивших их орков и всех поубивал, а хоббитов отправил со спецзаданием в местное отделение Гринписа. Наша следующая цель – царь Теоден и его лошади. А то надоело мне пешком ходить. Стар я уже для подобных штучек.
В Средиземье хорошо известно, что самым значительным деянием Мерина и Пиппина была спровоцированная ими боевая акция Гринписа, в результате которой высокотехнологичное производство Сарумана была закрыто по причине нарушения экологического баланса. Вполне возможно, что этот ход затормозил технический прогресс Средиземья на несколько веков. Как бы там ни было, ни Мерина, ни Пиппина в ходе нашего повествования мы больше не увидим.
Столичный город табунщиков с гордым названием Эдорас был типичным образчиком примитивной деревянной архитектуры. Одноэтажные домики, невысокий заборчик, назвать который крепостной стеной не поворачивался язык, широкие, загаженные лошадиным навозом улицы. Дворец местного правителя Теодена был ненамного выше остальных строений, и дворцом его называли только из большого уважения к тому, кто его занимал.
Единственные ведущие в город ворота оказались открытыми, и рядом с ними никто не дежурил. Гэндальф нашел это неразумным в столь смутное для Средиземья время.
Отряд беспрепятственно добрался до самого дворца и только там встретил стражу.
Если двоих невооруженных парнишек без всяких следов доспехов на теле можно было отнести к числу охранников.
– Мы хотим видеть царя Теодена, сына Тенгеля, – заявил им Гэндальф.
– Легко, – сказал один из стражников. – Оставьте свое оружие и входите.
– Прости, браток, я не расслышал, – сказал Арагорн. – Что именно мы должны здесь оставить?
– Свое оружие, – терпеливо повторил стражник.
– Я – Гэндальф, – сказал Гэндальф. – Меня здесь все знают. Ты что, думаешь, что я способен зарезать твоего царя?
– Нет, не думаю, но вход во дворец с оружием запрещен, – сказал стражник. – У нас тут теперь зона, свободная от насилия.
– Прости, браток, я опять не расслышал, – сказал Арагорн. – Тут у вас что?
– Зона, свободная от насилия, – повторил стражник.
– И это говорит мне гордый всадник Рохана, воин бескрайних степей? – уточнил Арагорн.
– Грима Златоуст помог нам пересмотреть наши жизненные приоритеты, – сказал стражник.
– Я балдею, Клава, – сказал Арагорн.
– Я не Клава, – сказал стражник.
– А я все равно балдею, – сказал Арагорн.
– Из этой истории явно торчат уши Сарумана, – сказал Гэндальф. – Оставим оружие и посмотрим, что можно сделать.
Оружие тут же было свалено в кучу. По счастью, стражники были людьми отсталыми и не усмотрели ничего опасного в револьверах, висевших на поясе стрелка. Иначе Джек просто не вошел бы внутрь. Первое правило стрелка – никогда не расставайся со своим оружием.
Отряд проводили в главный зал царского дворца, где восседал на троне сам Теоден. Глава табунщиков оказался человеком чуть старше средних лет, с аккуратно подстриженной бородой, широкими плечами и не царским смирением во взоре. По правую руку от него находился Грима Златоуст, симпатичный молодой человек в роскошном камзоле, расшитом золотыми узорами.
– Здравствуй, Теоден, сын Тенгеля, – сказал Гэндальф.
– Здравствуй и ты, Гэндальф, сын неизвестно кого, – сказал Теоден. – Что за странную компанию ты привел в мой дворец?
– Это Арагорн, сын Арахорна, – сказал Гэндальф, и Арагорн коротко кивнул, подтверждая, что речь идет именно о нем. – Леголас, эльф из Зеленого Леса, Гимли, сын Глоина, из Одинокой горы, Гарри, сын Гарри и Джек, сын Смит-Вессона. Мы принесли тебе тревожные новости, Теоден. Грядет война.
– Я не удивлен, – ответил вместо Теодена Грима. – Это вполне в твоем стиле, Гэндальф. Где ты, там и война.
– А мы разве знакомы? – спросил Гэндальф.
– Да тебя тут каждая собака знает, – неучтиво сказал Грима.
– Точно, – сказал Теоден. – Шел бы ты отсюда, Гэндальф. И война вслед за тобой.
– Эта война не пройдет мимо, – сказал Гэндальф. – Она затронет всех, и каждого, и я пришел призвать тебя взяться за меч.
– Нет, это не наши методы, – сказал Теоден. – Меч – далеко не лучший способ для решения проблем. Рохан встал на тропу пацифизма.
– Куда он встал? – шепотом уточнил Гимли у Леголаса.
– Я тебе потом объясню, – шепнул в ответ Леголас.
– Как это понимать? – громовым голосом осведомился Гэндальф. – Тропа пацифизма ведет к обрыву!
– А ты вообще никуда не ведешь, – сказал Теоден. – Мы много лет воевали, ничего в итоге не выиграв. Теперь решили попробовать непротивление злу.
– Твоими устами говорит Саруман! – заявил Гэндальф. – Он жаждет погубить Рохан!
– Неужели ты хочешь чего-то иного? – спросил Теоден. – Ты просишь, чтобы я взялся за меч, а тот, кто берется за меч, обычно от меча и гибнет. У нас и мечей-то нет. Грима позаботился, чтобы искушение нами не овладело.
– Куда ты дел мечи? – грозно спросил Гэндальф у Гримы.
– Не твое дело, – сказал Грима. – На металлолом сдал.
– И ты ему позволил? – спросил Гэндальф у Теодена.
– Конечно, – сказал Теоден. – И не просто позволил. Я ему приказал. Мы отныне люди мирные, и мечи нам ни к чему.
– Мирные, ты говоришь? – спросил Гэндальф. – Хочешь мира – готовься к войне.
– Ага, – буркнул Гимли. – Хочешь мира – готовься к войне. Хочешь войны – готовься к войне. Иными словами, хочешь не хочешь, а война все равно будет.
– Ты меня утомляешь, Гэндальф, – сказал Теоден. – Ты явился сюда вербовать армию, но люди Рохана больше не будут погибать в войнах.
– Вот так, значит? – Голос Гэндальфа стал очень тихим, и люди, хорошо знавшие старого волшебника, попятились и втянули головы в плечи. – Значит, не нужен тебе больше меч?
– Не нужен, – подтвердил Теоден.
– Отлично, – сказал Гэндальф и в два прыжка оказался рядом с троном. – А как ты отреагируешь, если я сделаю вот так?
И на глазах у всех волшебник отвесил царю полновесную оплеуху.
Безоружные стражники Рохана даже не шелохнулись. Теоден улыбнулся, и от этой улыбки отряду Гэндальфа стало еще больше не по себе.
– Я отреагирую таким образом, – сказал Теоден и повернулся к Гэндальфу другой щекой.
– С Сауроном у тебя этот номер не пройдет, – сказал Гэндальф. – Потому что он ударит тебя мечом, а второй головы я у тебя не наблюдаю.
Саруман довольно потер руки.
Его политика в отношении Рохана приносила свои плоды. Грима отлично справился с порученным ему заданием.
Саурон любил пацифистов и считал пацифизм одним из полезнейших изобретений. Внуши своему врагу, что он пацифист, и его можно будет брать голыми руками.
