— Что-то я не заметил его приезда. Явообще не видел, как он оказался на поле боя. Может, стоит отмотать назад и посмотреть?

— Подожди. Отмотать назад мы всегда успеем. Давай сначала посмотрим, чем это закончится.

Полковник Трэвис

Третью стрелу я принимать на щит не стал. Пригнулся, и она пролетела у меня над головой.

Судя по звуку, угодила кому-то в грудь.

И только в трех метрах от валуна я заметил, что стоит на нем совсем не Парис, хорошо знакомый мне по сеансам наблюдения. Этого лучника я не знал.

Но останавливаться уже поздно.

Безграничное удивление было написано на лице незнакомого стрелка, когда я запрыгнул на валун и оказался с ним рядом. Он не успел наложить на тетиву четвертую стрелу, она была зажата в его правой руке, и он попытался меня ею заколоть.

Я увернулся, не теряя инерции, и со всей дури врезал лучнику в челюсть.

Это уже было не удивление. Это был ужас.

Лучник на какой-то миг буквально завис на моем кулаке, а потом полетел назад. Но до земли он почему-то не долетел. В воздухе что-то сверкнуло, резко запахло озоном, и лучник исчез.

Дэн

— Вот теперь можешь отмотать назад, — сказал я. — Секунд на тридцать.

— Вуаля.

Я еще раз посмотрел, как Алекс со всей своей широкой полковничьей души прикладывает неведомого лучника в челюсть. Голова лучника откидывается, сам он начинает полет назад, роняя лук и взмахивая руками, и…

Растворяется во вспышке света.

— Лук, — потребовал я. — Лук самым крупный планом, который может дать твоя игрушка.

— Пожалуйста.

Изображением лука я любовался секунд тридцать, все это время Макс любовался моим профилем.

— Стрелу в стоп-кадр.

Стрела повисла в воздухе в десяти сантиметрах от выпустивших ее пальцев. Красивая такая стрела, сверкающая желтым цветом, отбрасывающим блик на лицо полковника Трэвиса.

— Ты стал специалистом-оружейником?

— Тебе ничего не кажется странным?

— Многое. Особенно в последнее время.

— Я имею в виду в этой стреле.

— Что с этой стрелой? Обычная стрела. Прямая. Желтой краской покрашена.

— А лук какой краской покрашен?

— Серебристой.

— Тебе это ничего не напоминает?

— Послушай, друг, — сказал Макс, — хватит говорить загадками. Я — всего лишь обычный тупой телевизионщик, чей круг интересов органичен профессиональной деятельностью, а ты — настоящий светоч знаний. Что с этим парнем?

— Сребролукий и златострелый, — сказал я. — Максимилиан, я поздравляю вас с тем, что вы это видели, и поздравляю полковника Трэвиса с тем, что он это сделал. Это ведь был Аполлон.

Полковник Трэвис

Размышлять о странностях поведения троянского лучника оказалось некогда. В какой-то момент я обнаружил, что стою на вершине валуна совершенно один и что воины Илиона жаждут составить мне компанию. Пришлось вынимать меч из ножен и тактично давать им понять, что в настоящую минуту мне хочется одиночества.

Минут через пять они мое желание поняли и отступили в сторону города. Ахейцы не особо утруждали себя преследованием, даже самые отпетые оптимисты не мыслили ворваться в Трою на пятках ее отступающих защитников. Программа-минимум была выполнена, побережье поменяло хозяина.

Единственным, кто преследовал троянцев до самого города, был Ахиллес. Ну что ж, значит, ему дольше всех возвращаться к лагерю.

В Трою он ворваться не успел, ворота захлопнули перед его носом, а самого героя угостили сотней безвредных для него стрел.

Я остался сидеть на валуне и размышлять. Вокруг суетились ахейцы, сумевшие выбраться из битвы без ущерба или легко раненные. В своих разговорах они упоминали имена трех главных героев дня: Одиссея, Ахиллеса и, как ни странно, вашего покорного слуги.

Лаэртид прославился тем, что первым высадился на берег и остался жив.

Ахилл — тем, что убил больше всех троянцев и обратил защитников города в бегство.

И я — тем, что трижды устоял перед самим Аполлоном, а потом вынудил его покинуть поле боя.

Вот вам ваши долгожданные боги, мистер Картрайт.

Реалити-шоу «Троя»

Берег Троады. Вечер после высадки ахейского войска

Агамемнон и Менелай

Братья Атриды идут по песку, который еще недавно был полем боя. Ахейцы подбирают своих раненых и стаскивают в кучи убитых. Скоро запылают погребальные костры.

— Это было легко, — говорит Менелай.

— Я не могу понять, почему Феб выступил против нас, — говорит Агамемнон. — Троянцы когда-то оскорбили его, не заплатив за работу.

— Пути богов неисповедимы.

— Все прорицатели сообщали мне, что боги на нашей стороне, — говорит Агамемнон. — Зевс обещал нам свою поддержку. Я не могу поверить, что Феб решил выступить против Громовержца.

— Люди говорят, что видели в наших рядах Афину.

— Хорошо, что они так говорят, — сообщает Агамемнон. — Плохо, что на самом деле ее не было. Мне не слишком нравится происходящее.

— Ахиллес обратил в бегство войско Гектора.

— Наконец-то мальчишка начинает оправдывать свою репутацию.

— Чужеземец снова проявил себя выше всяких похвал.

— Обратил в бегство Аполлона? Разве смертному такое под силу?

— Что ты хочешь сказать, брат? Что он из Дюжины Олимпа?

— Он не похож на бога, — говорит Агамемнон. — Да и кто готов бросить вызов любимому сыну Зевса? Арес? Я видел Ареса на полях сражений, это не он. Гефест — хромец, Гермес — не воин и никогда не решился бы на такое. Дионис?

— А старшие?

— Он не из старших, это точно, — говорит Агамемнон. — И я не думаю, что он из олимпийцев.

— Он принял две стрелы на щит, — говорит Менелай. — А от третьей увернулся. Кто может увернуться от Разящего? Аполлон — бог лучников. Не было случая, чтобы он промахнулся. До сегодняшнего дня не было.

— Даже Аполлон не помешает тому, чей путь благословлен самим Зевсом, — говорит Агамемнон, имея в виду самого себя. — А к чужеземцу надо присмотреться.

Полковник Трэвис

Я так и сидел бы на том валуне до самой ночи, если бы меня не нашел Лаэртид.

— Пошли, — сказал он. — В моем лагере есть шатер и для тебя. Думаю, вряд ли Пелид будет рад тебя видеть.

— Почему?

— Он ревнует.

— Забавно.

— Если тебя это позабавит, он также ревнует и меня. Мы отняли у него часть славы, Алекс.

— Я не помню, что совершал что-то славное.

— Ага. Он обратил в бегство троянцев, а ты — самого Аполлона. Теперь ему придется изрядно потрудиться, чтобы сравняться с тобой.

— Чушь.

Одиссей пожал плечами:

— Пойдем. Аргосцы разбивают лагерь неподалеку. Кто-то должен сообщить Диомеду, что война началась.

Я двигался на автомате, стараясь фиксировать внимание на том, чем занят в настоящий момент. Думать не хотелось. Хотелось плюнуть на всю эту бодягу и вернуться во Флориду, забиться в свое бунгало, курить сигары, купаться в соленой воде, не окрашенной кровью, пить коньяк и забыть существование амбициозного проекта под названием «Реалити-шоу «Троя».

Вот мы бредем по лагерю ахейцев под аккомпанемент доносящихся со всех сторон стонов, вот мы снимаем доспехи и смываем кровь с наших тел в шатре Одиссея, вот, уже облаченные в чистые одежды, бредем через лагерь аргосцев, благо стонов тут не слышно, ибо гетайры опоздали к раздаче.

Клеад нерешительно топтался у огромного шатра ванакта Аргоса, явно не зная, что делать дальше. Очевидно, его хозяин не был в состоянии отдавать распоряжения.

— Ванакт там? — Одиссей указал на шатер.

— Нет, — сказал Клеад. — Ванакт на корабле. Я не решаюсь его будить.

— Как видишь, я тоже пророк, Алекс, — сказал Одиссей. — Я думаю, если мы не разбудим Тидида до окончания войны, он может на нас обидеться.

Клеад рассказал нам, что Диомед однажды выползал из каюты, когда первые корабли приставали к берегу, произнес короткую напутственную речь и завалился обратно. Похоже, что сделал он это на автопилоте, так и не проснувшись. Аргосцы разбили лагерь, развели костры для приготовления пищи и обустраивали быт, а их предводитель бессовестно продолжал дрыхнуть в своей каюте.