– Вот ведь незадача какая! – хохотнул Всеволод.

– Лодя! – оторвалась от экрана мама.

«Что же поделать, если мать тяжело болеет? Вероника еще маленькая, ей в школе учиться, хозяйством некогда заниматься, – мужчина поскучнел. – Я из семьи военных. У нас всегда было принято, что хозяйством занимаются женщины. Кем бы они ни были».

Девушка, то ли забыв свои слова, то ли вдруг вслушавшись в то, что говорит мужчина, распахнула глаза.

Кадр сменился, показав квартиру незадачливого папаши, стругающую у стола огурцы Ксюшу, прыгающую с дневником малолетнюю Веронику. Сам военный сидел за пустым столом и щелкал кнопками пульта. Методично так щелкал, не задерживаясь ни на секунду.

«Ксюша! Укол!» – позвали из-за кадра.

Ксюша бросила нож и, снеся на своем пути малолетнюю сестру, помчалась из кухни.

– Спорим, у нее сейчас что-нибудь либо пригорит, либо убежит.

«Ксюша! У тебя что-то убегает!» – крикнул военный, сосредоточенно глядя в телевизор.

Ксюша нарисовалась в кухне, споткнулась о сестру и зависла, глядя на кастрюлю.

– Они ее забыли на плиту поставить, – хохотнул Всеволод. – Видишь? Стоит на белой подставке!

На экран вернулась улица, лавочка, серьезная девушка, вновь собравшая лицо в морщинки, грустный военный. Он уныло принялся объяснять, что жизнь бывает разная, а у Ксюши так вообще была невероятно счастливая. Перед смертью замуж вышла.

– Кто же у них теперь будет хозяйством заниматься? – вздохнул Всеволод, силясь спрятать улыбку. – Бедный.

– Прекрати! – вспылила мама. – Что ты здесь лежишь? Иди отсюда. Не мешай смотреть!

– Я тоже смотрю! – повернулся Всеволод. – Познаю жизнь.

– Какую жизнь? Сидишь ворчишь.

– Какая есть, такая и жизнь. А на меня вообще кричать нельзя. Могут начаться головокружения и обмороки. Это чревато нехорошими последствиями.

– Болтун!

В кадре появились двое мужиков. Через слово мелькало имя Ксюши.

– Вот, пропустила все, – расстроилась мама.

– Давай я тебе лучше расскажу, кто преступник.

– Ты мне еще будешь удовольствие портить! Весь в отца!

– Неплохое сравнение.

Реклама взорвалась громкой песней. И вместе с ней брякнул звонок в дверь.

– А телефона у нас теперь нет, чтобы предупредить о своем приходе? – выплеснула свое недовольство на еще неизвестного гостя мама и ушла в коридор.

– Телефона у нас как раз и нет, – сам себе сказал Всеволод.

Щелканье замков, грустный вздох двери, еле слышное бормотание.

– Нет! – строго произнесла мама.

Бормотание.

– Я сказала – нет! И не проси!

Бормотание.

Всеволод спустил ноги с дивана. Разноцветные драже разбежались по экрану. Значит, надо идти.

– Даже не думай!

Мама была невысокой, Лелик хорошо за ней просматривался.

– Здравствуй.

Мать обернулась на его приветствие.

– И ты будешь с ним говорить? – изумилась она. – Он ведь…

– Буду. – Всеволод прямо глянул на гостя. – Ты же ко мне?

Было видно, как Лелику тяжело. Он стоял, вытянувшись, готовый при малейшем порыве ветра выпасть за дверь. Моральные принципы штука тяжелая, к земле пригибает.

– Я пока не бываю на улице, – спокойно ответил Всеволод. – Мы можем поговорить у меня?

– Твой телефон не отвечает! – запальчиво начал Лелик. – А на домашний…

– Телефон у меня украли.

От этих слов глаза Лелика сузились. Ничего! В следующий раз не будет его гиббоном называть.

– Проходи в комнату, – тихо пригласил Всеволод.

– Лодя! Я против! – пыталась сопротивляться мама. – А если у него с собой нож?

Лелик замер, не донеся ногу до пола в прихожей.

– Мама, нож – это немодно. Сейчас носят шокеры. Тебе это должны были сказать по телевизору.

– Выросли, да? – прошептала мать, подпуская в голос слезу. – Родители теперь не нужны?

Лелик закончил движение и оказался в квартире. Демонстративно не закрывая дверь, мать ушла в гостиную.

– Разувайся. – Дверь с легким всхлипом закрылась. – Где комната, помнишь?

Лелик снова вздрогнул, но бежать было поздно.

– Ты тоже считаешь, что я это подстроил? – Он стоял по середине комнаты, глядя на темную стену перед собой.

Всеволод выдержал еле заметную паузу. Надо не ошибиться с ответом: «А кто тогда?», «А сам ты как считаешь?», «А кто еще так считает?», «Подстроил что?» Все это сейчас будет некрасиво. Стоит выбрать другой ход.

– Не глупи! Конечно, нет.

Они были в чем-то похожи внешне. В первом классе их постоянно путала учительница. Потом привыкла. В пятом опять стали путать. В шестом у Лелика появились очки, путаница закончилась.

Лелик – из-за мультфильма. Лелик и Болек. Болек был Всеволод. Потому что постоянно болел. Учительница случайно обронила, приклеилось мгновенно. Но вот он болеть перестал, и все постепенно забыли, что его так звали. А у Лелика кличка так и осталась. Сначала было смешно, потому что Белов пытался с ней бороться. Потом ему стало все равно. Лелик и Лелик.

– А остальные считают! – прошептал Лелик. Выглядел он потерянным. Пришел и сам не понимал зачем. – Нинка их настроила.

– Подумаешь, девчонки треплят. Собака лает, караван идет.

Лелик быстро глянул на него.

– Караван? И далеко ты на своем караване уехал?

– Ты о чем?

– Ну, ты же собрался в свою Камбоджу!

– При чем здесь Камбоджа?

– Вот и катись! С папочкой.

Ух ты! Какие мы, оказывается, завистливые!

– А тебя задело, что ли? – Слишком простое объяснение! Неужели река Меконг сбила Лелика с ног?

– Не твое дело! Это здесь вообще ни при чем! – В крике Лелик разгонялся, как паровоз.

Ага! Задело! Тоже в Камбоджу захотелось. На песнь гиббонов.

– А что при чем?

– Нинка! Она тебя не просто так защищает. У нее своя причина.

Нинка… Белый слон, легкомысленный и стремительный. Почему-то представилось, как он резво убегает за горизонт.

– Наверное, ей меня жалко. – Всеволод усмехнулся, давая понять, что ему дела нет до девчачьих дел. – Она всегда сочувствовала униженным и оскорбленным.

У Лелика на лице торжество. Сейчас откроет большую военную тайну.

– Она в тебя влюблена, – желчно выговорил он.

Сообщение не задело Всеволода, словно говорили сейчас не о нем. Слон пронесся за горизонт второй раз.

– А Света, выходит, влюблена в тебя?

Светка большеглазая и большеротая, щекастенькая. Но низковата. И Лелику совсем не подходит. Скорее тура, чем слон. Тяжелая фигура.

– Выходит, – процедил Лелик. – Мне плевать, кто с кем. Я теперь в школу не могу ходить. Все шумят, все обсуждают.

– Нашли чем заниматься, лучше бы телевизор смотрели!

И как подтверждение, через коридор из открытой двери гостиной донеслась бодрая музыка рекламы.

– Скоро затихнут. Это ненадолго.

– Не так быстро, как тебе хотелось бы, – чуть громче, чем стоило, произнес Лелик и тише добавил: – У меня родителей вызвали в гимназию. И я не понимаю, почему в этой истории все перепало мне. Где остальные?

– А ты хочешь, чтобы задело всех?

Они говорили очень по-взрослому. И от этого какая-то жилка дрожала внутри, на пределе своего натяжения, готовая вот-вот лопнуть.

– Это несправедливо! Всю эту историю заварила Нинка.

– Ты теперь хочешь заложить ее?

– Я хочу, чтобы было справедливо.

– А за Ниной пострадает Света.

– Ты собираешься их защищать?

Всеволод повернулся в сторону бывшего друга и даже присвистнул от неожиданности. Вот как все, оказывается, получилось! Из-за Камбоджи Лелик психанул в истории с телескопом. Стал встречаться со Светкой, потому что Нина… А что Нина?

– Я не собираюсь никого защищать. – Как же тяжело объяснять очевидные вещи. – Я не собираюсь никого предавать.

Лелик не выдержал и закричал:

– Это не предательство! Когда все против одного – где же здесь предательство? И не надо в меня тыкать этим словом! Нинка меня им нашпиговала, как котлету! – Он нервно забегал по комнате. – Это ты все устроил! Что я теперь могу сделать? Все слишком запуталось. Надо что-то предпринять! Сходи к завучу и объяснись. Я знаю, ты сможешь. И тебя послушают, потому что ты у них в любимчиках. Меня даже слушать не хотят.