Расставил на поле шахматы. Белая и рыжая белые пешки. Рыжая – королевская. Белая – будет стоять перед турой. С краешку. И оттуда всем пакостить, мечтать прорваться в ряды противника. За ее спиной Соколов – тура. Тяжелая фигура. Нина со Светкой офицеры. Все-таки это они заварили кашу. Он заметил Нине, что хотел бы посмотреть звезду Шедар, она побежала в кабинет физики. Лучше бы он телескоп вообще не брал. Но это был обманный маневр, противник проявил себя. А он повелся и стал терять фигуры. Лелик, бодрый конь, пал первым. Кто еще на его стороне? Мать? Отец? Но и мать, и отец совершили по выпаду, от которых его позиция только ослабла. Есть еще Сидоров. Он, конечно, на его стороне. Будет слоном. Легконогим и быстрым. А еще девчонка. Та самая, что прыгнула из окна. Миледи. Она, конечно, белая. Она… Неужели ферзь? А еще Людмила. Странная женщина с нездоровым любопытством. Тура. Сидит у себя в углу, наблюдает, наносит удар исподтишка.

Как-то у него странно получилось, что на стороне белых одни женщины, а на его стороне… на его стороне… Ну, хорошо, еще Кадим Алиевич и историк, легкие фигуры, слоны. Но этого мало, очень мало.

Раздражение знакомым огнем полыхнуло в мозгу, и он сбил фигуры. Жизнь не шахматы. Здесь все почему-то сложнее, и нет никаких правил. Совсем никаких. Именно из-за этого он и не попадет на реку Меконг, не услышит песнь гиббонов. Черт, как же все исправить? Как открутить время назад?

Он вышел в прихожую. Где может быть рубильник времени? На улице? Около качелей, где все произошло?

Постоял около входной двери, погладил холодную обшивку. И никуда не пошел.

В кабинете отца горел свет. Что бы ни происходило, работа продолжалась. Он готовил экспедицию в Камбоджу.

Ну почему все именно так?

Воскресенье. Самый долгий день в неделе. Никто не звонил. Никто не появлялся. И Всеволод тоже не появлялся. Весь день он смотрел в телескоп на улицу и в окна домов напротив, пытался понять, как люди живут там, за стеклами. Зачем они идут по тротуару, что ищут в разговорах, во встречах. И ничего не понимал. Люди оставались для него непроницаемыми шахматными пешками.

Камбоджа, Камбоджа… Сколько может стоить билет туда? И где взять деньги? Или лучше совсем без денег. Подбить Лелика убежать в далекие края. Насушить сухарей, зайцем сесть на поезд до Владивостока. По крыше перебраться в почтовый вагон и всю неделю пути продержаться, вскрывая продуктовые посылки. Во Владивостоке спрятаться от таможенников, ночью перейти границу с Кореей. В Пьхеньяне наняться грузчиками на торговое судно, идущее во Вьетнам. Удрать с него в Хошимине, присоединиться к остаткам красных кхмеров и с боем ворваться в Пномпень. Пока будут грабить дворец императора, дойти до берега Меконга, сесть на камешек, закрыть глаза. И что он в этот Меконг уперся? У них Москва-река или Нева ничуть не хуже. Такие же свинцовые.

Некстати вспомнилась Людмила. Она наверняка всю дорогу будет следить за ними, звонить участковому и требовать разобраться. По всему выходит, что в почтовый вагон им не пробраться. Придется искать другую дорогу. Через Барнаул, Алтай, Китай, Вьетнам. Кажется, так на верблюдах везли шелка и пряности в Великий Новгород. Где бы раздобыть верблюда? Ограбить, что ли, зоопарк? Как у них там сейчас с кораблями пустынь?

Пока они с Леликом будут странствовать – а займет это путешествие не меньше трех месяцев – Светка с Ниной примутся их ждать, сидеть у окна, набивать длинные письма в соцсетях.

От последней мысли стало опять тоскливо, и Всеволод лег. Нет, не надо, чтобы его ждали, без ожидающих обойдемся. Лучше бы пироги научились печь, что ли. Ну их, эти письма…

Неожиданно для себя весь остаток воскресенья он проспал и встал утром довольно бодрым. На лице остались пара ссадин, одна из них пряталась под кепкой. Синяки уже почти не болели, ноги и руки перестали жаловаться на жизнь. Что-то сегодня должно было произойти. Что-то, что все изменит.

Перед школой Всеволод восстановил симку со старым номером. В простеньком телефоне новая карточка чувствовала себя отлично. Посыпались сообщения о пропущенных СМС и звонках. Ничего, скоро все закончится. Телескоп вернется в гимназию, завершатся дела со школой. Уж там-то легко можно будет перевестись на экстернат.

Сухая трель телефонного звонка заставила отложить радостные планы на потом.

– Севка! Это ты? – кричала Нина. – Что у тебя опять с трубкой? На новый не отвечаешь, пришло СМС, что старый в Сети.

– Новый разбился. Привет!

– Ты когда в класс придешь? Тебя тут все заждались!

Как-то это все было неправильно.

– А что Лелик со Светкой?

– У них свои дела. Приходи!

Уговорили, пускай первым будет телескоп.

Он пришел. Пересек знакомый двор, поднялся по знакомым ступеням, миновал знакомый тамбур и оказался в длинном холле: налево гардероб, направо зимний сад, прямо стойка охранника.

– Опаздываешь, – знакомо нахмурился охранник.

Всеволод вдохнул, собираясь объясниться, но не успел.

– Нет! Ты как раз вовремя! – крикнул из-за пальмы Роман Сергеевич. – Зайди ко мне!

Завуч отогнул разлапистый листик, наблюдая за Всеволодом. Он был высок, худ и сутул, волосы с проседью зачесаны на прямой пробор. Резкие движения. Нервное, с крупными морщинами лицо. Говорил он всегда коротко, словно забивал мяч в баскетбольное кольцо.

Что Всеволоду оставалось делать? Не снимая куртки и кепи, он повернул к учительской. Стоящие в зимнем саду растения жадными вампирами потянули к нему клешни.

Зимний сад сильно разросся, он уже не помещался в боковой рекреации, и пару самых крупных горшков переставили к стене. Это было очень удобно для тех, кто хотел незаметно выйти из-за поворота. Стоишь за фикусом, выглядываешь, ждешь, пока холл не опустеет. Крайняя пальма постоянно падала, поэтому имела слегка потрепанный вид. Один лист торчал в сторону, как оттопыренное ухо двоечника. Ронять пальму стало своеобразным ритуалом конца учебного дня. Ну, и еще заливать бегонию. Кто-то заметил: когда бегонии наливают много воды, то лишняя вытекает из поддона мутной желтой лужицей. Если воды налить очень много, лужица растечется основательная. Тема для шуток.

Роман Сергеевич дождался Всеволода и повел через дверь в маленький кабинет, душно обшитый деревянными панелями. На столе стопка бумаг, мерцающий экраном ноутбук, красная папка с тиснением «На подпись».

– Ты еще не был на физике? – спросил завуч, легко опускаясь в кресло и таким же легким жестом предлагая сесть собеседнику. – Через две недели Всероссийская олимпиада. Мы надеемся, ты примешь в ней участие. Честь гимназии… Все как всегда.

– Я ушел из гимназии, – напомнил Всеволод, не садясь. В этот момент он окончательно решил для себя, что в гимназию не вернется. Взять академку, перейти на экстернат, улететь в космос, только не обратно.

Роман Сергеевич усмехнулся. Невесомо так. Как будто все знал заранее.

– Тебя не приняли. Утром позвонила Алевтина Петровна и попросила близко Всеволода Бортко к школе не подпускать. Рассказала, что ты устроил драку и за два дня развалил класс. И что по твоей вине уже из окон прыгают. Всеволод! Я тебя не узнаю.

– Я сам себя не узнаю, – честно признался Всеволод. – Но прыгают из окон не из-за меня.

– А прыгают? – Роман Сергеевич посмотрел заинтересовано. Словно чужие прыжки из окна добавляли Всеволоду бонусов, он становился значимей.

– Я видел, как девушка выпрыгнула со второго этажа. Ничего страшного. Отряхнулась и пошла обратно. Но было это до меня.

Взгляд Романа Сергеевича застыл. Видимо, до этого он все это воспринимал как шутку.

– Хорошо, прыгали до тебя, – чуть подсевшим голосом произнес завуч. – А драка была?

– Была.

– Зачем?

Всеволод мысленно окинул взглядом бесконечно долгую неделю. Ответа там не было. Сказать, что во всем виновата странная девушка, на собственной шкуре проверившая высоту второго этажа? Что этот прыжок словно перетряхнул реальность, поставив все с ног на голову? И что телескоп, разбитые телефоны, драки и обиды – это всего лишь следствие странного поступка? Но ведь телескоп был раньше. Невероятно, как все соединилось. Эмоции, которые он так ненавидел, стали главными, начали командовать, раздавать приказы. И никто уже не слышал простых слов, забросил далеко-далеко линейку «хорошо – плохо». И правда, Том Сойер неплохой малый. Хоть и…