Еще мыслитель XVII века Дж. Вико (1668–1744), ранний предшественник Маркса, указал на то, что поэзия была естественным языком и естественной стихией именно первобытного человека3. Первобытный человек одушевлял все вокруг себя, относился с искренним благоговением к поэтическому преданию и плохо различал в своем собственном творчестве то, что отражало в нем действительность, от того, что он выдавал за действительное. Первобытный человек так смешивал небесное и земное, так легко истолковывал явления светил или метеорологические явления по аналогии с бытом человеческим, а затем так легко сводил все сказанное о Громовнике, о Солнце, о Зиме на землю и превращал это в сказания о героях, что из всего этого материала получался глубинный родник эпической поэзии. И поэтому в самых даже совершенных и относительно недавно сложившихся поэмах, если в них порыться, можно найти уходящие в глубь тысячелетий сказания, которые отличаются обыкновенно большим сходством у разных народов, отчасти по сходству бытовых условий на первых ступенях культуры, отчасти потому, что народы, потом разошедшиеся в разные стороны, когда-то, где-то все же связывались в основной ствол человеческой культуры.
Былины и песни, позднее составившие эпос, первоначально выражали собою науку и религию первобытного человека. Дикарь, полудикарь многое должен помнить. Он должен помнить в некоторой степени историю своего племени, которая связывается для него с рассказами о мифических предках, он должен помнить взаимоотношения племен и богов, приемы разных жертвоприношений, заклинания, приемы труда, медицины, разные указания относительно ведения войны и т. д. и т. д. И по-видимому, первоначально материал, из которого впоследствии слагался эпос, представлял собою то, что надо запомнить. Вспомните выражение: из песни слова не выкинешь. В сущности размер, иногда рифмы, аллитерация и другие свойства стиха суть мнемонические, помогающие памяти приемы. Вы гораздо скорее заучите стихотворение, чем прозу. Итак, первоначально былина была приемом, при помощи которого старик, владеющий достаточным материалом, старался получше затвердить его внукам, которые около него собирались и которых он посвящал в опыт своего племени. Для бурсаков какие-нибудь исключения из грамматических правил складывались в стихи, чтобы легче можно было запомнить. Так и полудикарь включал свой материал в ряд строф, которые можно было тянуть нараспев, всегда в одном и том же порядке, чтобы это лучше осталось в памяти. Так запоминалась огромная масса всякого жизненного опыта, в том числе колдовского. Тогда между поэзией и наукой различия еще не было.
Конечно, наибольший интерес для нас представляет героический эпос, который относится к истории племени и его предков, к его богатырям (причем некоторые из них в действительности не существовали, а представляют собой богов, существа мифические).
Если бы не произошло никакого классового расслоения, вероятно, эти героические подвиги остались бы перемешанными с разными другими вещами. В «Калевале», например, вы найдете советы — и как лодку конопатить, и как кровь заговорить, и как музыкальный инструмент настроить. И там есть ратные подвиги, но бросается в глаза, что герои «Калевалы» (которые первоначально были тоже богами) имеют какой-то мужицкий, крестьянский пошиб. Все эти богатыри — Вяйнямёйнен, Лемминкяйнен и другие — занимаются крестьянской работой. Нет разницы между ними и окружающей крестьянской средой. В Финляндии аристократия развилась очень слабо, и поэтому финский эпос сохранил глубоко крестьянский характер. Но в тех обществах, где рано развился аристократический строй в той или иной форме, — там дело обстоит не так.
Каждая аристократическая семья называется благородной, родовитой потому, что особенно гордится своими предками. Юридические права аристократов на имение, рабов и т. д. определяются тем, что их отец, дед, прадед были грозными бойцами, которые все это стяжали или получили от богов за то, что были отважными, доблестными, превосходили всякую доблесть обычного человека и являлись героями. Установить родословную — это значит юридически и социально укрепить за собою право считать себя сверхчеловеком. Аристократия не только должна была интересоваться племенными воспоминаниями, но и придавать значение лести, сочиняемой в честь каждого данного рода. И мы знаем из греческого эпоса, что так оно и было. Эти аэды, какие-нибудь старые нищие, очень часто слепые, — у слепых слух хороший, память хорошая, да что им больше и делать? — ходили с кифарой, инструментом о четырех или восьми струнах, и распевали монотонно былины старины, причем старались, придя в какой-нибудь дворянский дом, выспросить у челяди, от кого хозяин происходит, чтобы щегольнуть своей осведомленностью в лестной песне о предках. И сейчас у отсталых народностей, где феодальный мир еще силен, можно найти это же самое прославление мелкокняжеских феодальных родов в песнях о богатырских подвигах предков.
Таковы были зачатки эпоса. В Греции они развернулись необыкновенно пышным цветом. Греческая аристократия отобрала свои элементы преданий и создала «Илиаду» и «Одиссею»; образцом крестьянского эпоса в греческой литературе может служить поэма «Труды и дни».
Теперь перейдем к лирике. Каково происхождение лирики? У нас очень часто выражение «лирика» употребляется в смысле чего-то личного, и «лирическое настроение» представляется чем-то замкнутым, индивидуалистическим, — нежным размышлением о себе самом, о своих горестях, о своих надеждах. В этом смысле говорят о личной лирике. Эпос обычно противопоставляется лирике, как общественное личному. Первоначально это было не совсем так, потому что личность в первобытном и античном обществе чрезвычайно мало себя отделяет от общества. Поэтому в античную лирику входит много общественных песен.
Что такое общественная песня? Первобытные племена стараются точнее себя выделить среди других племен путем создания определенного стиля для своих жилищ, для своей одежды, путем определенной татуировки, особых, отличных от других племен, обрядов и т. д. Важнейшие явления в жизни человека — рождение, смерть, брак, вступление молодого человека в содружество мужчин — должны быть отмечены как общественный факт. И на самой заре человеческой культуры уже вырабатываются своеобразные церемонии, какими клан, племя, род отмечают эти явления. Если человек родится, или умрет, или женится, и при этом не будут исполнены известные обряды, то никто в обществе не будет знать об этом, это так и останется незарегистрированным, это будет как бы незаконное рождение, брак или похороны: не как следует похоронили, не так, как в старину, не так, как указано. И сейчас еще верующая крестьянка или крестьянин скажут: «Душенька его неспокойна, не так его поп похоронил». Эта потребность коренится в чрезвычайно глубокой древности и выражается в том, что если всех обрядов не выполнить, то социальный акт не закончен, и духи, которые находятся в связи с обществом, — духи предков, превратились ли они в богов или не превратились, — тоже не примут во внимание, что этот акт совершен. От этого душе на том свете будет нехорошо, и она будет мучить родичей, которые не исполнили всех обрядов при погребении.
Обряды при браке дают возможность определить, чей сын, какой семьи, кто его должен питать, каковы будут его социальные обязанности, у кого он будет расти? Это должно быть социально отмечено, — в более позднее время на бумажке, а в первобытные времена при помощи обрядов. Изучая жизнь дикарей, мы видим, какое огромное значение имеют там подобные происшествия, как важно для них отнести каждого человека к определенному экономическому и кровному союзу.
И вот для того, чтобы всякий обряд выполнялся как следует, должны совершаться разные шествия, танцевальные и ритуальные действия и должны произноситься определенные слова. Слова эти нужно запомнить. Они говорятся в рифму и ритмически, причем стихотворная форма служит той же потребности — легче запомнить.
