Лев Шестов говорит: «Бог знает, что Шекспир выдумал! Он изобразил в Бруте человека долга, но сделал его таким сухим, неприятным, невкусным, что сразу становится понятно, что Шекспир хотел было какую-то мораль создать, но сорвался на этом»17. Конечно, ничего подобного! Брут — это человек идейный, принципиальный, и мы, революционеры, великолепно знаем этот тип и знаем, что это не слуга абстрактного долга, а человек, утверждающий: «Я люблю родину, хочу служить своему народу, считаю, что тиран ведет его по ложному пути и что мой общественный долг, вытекающий из анализа действительности, зовет меня на него обрушиться. Я не могу жить и наслаждаться нежной любовью моей жены (если автор был Ретленд, то он, очевидно, описывал свою жену, которая, говорят, была замечательной красавицей, его большим другом, очень умной женщиной, имела свои литературные труды), я не могу терпеть, чтобы Юлий Цезарь, который меня лично любит и ласкает, который меня сделал одним из первых людей, над. всеми властвовал. У меня нет против него никакой злобы, нет никакой к нему зависти, он мой благодетель и друг, но он тиран, и он падет!» Это ли «мертвый долг»? Нет, это то глубокое сознание, что совершается общественная несправедливость и что он молчать и быть бездеятельным не может. Теперь Кассий. Тот же Лев Шестов говорит о нем: «Это негодяй! Он позволяет воровать своим офицерам, он убил Юлия Цезаря из-за своих узколичных соображений…» и т. п. Это свидетельствует только о том, что Лев Шестов ровно ничего в этом типе не понял. Да, Кассий — это противоположная Бруту личность, это — человек страстный и пламенный, он в политику вносит личные чувства, но это не доказательство того, что Кассий негодяй и что он убил Юлия Цезаря из личной ненависти, — все это Шестов выдумал. Вот что говорит Кассий: Не знаю я, как думают другие И ты об этой жизни, но, по мне, Отраднее не жить, чем трепетать Пред существом, что вам во всем подобно. Мы родились свободными, как Цезарь. И далее: Он, как колосс, Загромоздил наш узкий мир собою, А мы, созданья жалкие, снуем Меж ног его громадных и, пугливо Глядя кругом, могил бесславных ищем!.. Поверь мне, Брут, что может человек. Располагать судьбою, как захочет. Не в звездах, нет, а в нас самих ищи Причину, что ничтожны мы и слабы 18. Затем Кассий говорит так: Что до меня касается, ходил я По улицам и подвергал себя Опасностям ужасной этой ночи. Ты видишь, Каска, грудь я обнажил И подставлял ее ударам грома, Когда, синея, молнии сверкали Ему говорят, что Цезарь провозгласил себя императором. Тогда он восклицает: Будь правда это, где кинжал мой будет? От рабства Кассий Кассия избавит. О боги, с этим слабый полон сил! О боги, этим деспота свергают. Либо в свою грудь, либо в грудь тирана! Оружие — это первое, за что этот аристократ хватается, потому что он полон революционной отваги и страсти. Но: Ни каменные башни, ни ограды, Ни душные темницы, ни оковы Не могут силы духа обуздать… И человек, коль цепи слишком тяжки, Всегда от них освободиться может. Пусть знает целый мир, как я то знаю, Что рабства груз, гнетущий жизнь мою, Когда хочу, всегда могу я свергнуть 20. И вот об этом человеке многомудрый Шестов говорит, что он лишь примазавшийся к заговору тип! Вот как Брут говорит про цареубийство:
Не будем мы, Кай Кассий, мясниками, Мы Цезаря лишь в жертву принесем, Против его мы духа восстаем. О, если бы, его не убивая, Могли его мы духом овладеть! Но он — увы! — за этот дух, страдая, Кровавой смертью должен умереть. Убьем его мы смело, но без гнева, Как жертву, приносимую богам 21. Чисто принципиальное отношение: я на него, мол, не сержусь, он, может быть, хороший человек, но я его убиваю, потому что этого требует история, потому что он историческая фигура, которую нужно устранить: как Юлий — он хороший человек, а как Цезарь — подлежит устранению. А вот вам сцена22, после того как Юлий Цезарь был убит: Цинна Свобода, воля! Нет тирана больше! По улицам провозглашайте это! Кассий Трибуны занимайте и кричите: Свобода, воля и освобожденье! Брут Сенаторы и граждане, не бойтесь! Не обращайтесь в бегство: властолюбию Мы только оплатили старый долг. Кассий (заботливо говорит Публию) Оставь нас, добрый Публий, может быть, Нас поглотит народная волна И старости твоей не пощадит, Как будешь с нами! Брут (в волнении восклицает) Сюда идите, римляне! По локти В его крови свои омоем руки И, обагрив мечи, пойдем на площадь, Кровавыми мечами потрясая. Пусть все кричат: «Свобода, мир и воля!» Кассий Сюда, сюда! Омоем руки кровью! Века пройдут, и сколько, сколько раз Высокое деянье наших рук Предметом представления послужит Средь царств грядущих дней, среди народов, Неведомых еще. Брут И сколько раз Потехою послужит смерть Цезаря, Что здесь лежит у статуи Помпея, Как жалкий прах. Кассий И каждый раз нас будут Спасителями родины считать… |