Марк сморщил нос и кивнул.

– Вот такой я гад.

Ада ткнула его под ребра.

– Я же испугалась. Решила, что тебе стало хуже.

Марк пожал плечами.

– Мать тоже.

– Вот ты злобный. – Ада пыталась рассердиться, но у нее никак не выходило. Все хорошо, Марк просто придуривался, как обычно.

– Как у тебя дела, Аделька?

– Как дела… Учусь, готовлюсь к поступлению. – Она откинулась назад. – Буду как ты, великим программистом.

– Тоже мне радость. Кстати, о радости, я тут тебе нарисовал. – Марк закинул руку за голову, словно размышляя, стоит ли показывать. – Ладно, не медсестре же отдавать, – хмыкнул он и вынул из-под футболки сложенный листок. Прошептал: – Только бери быстро и осторожно, все-таки контрабанда.

Ада хихикнула, но быстро спрятала бумажку. По правилам им действительно запрещалось что-либо передавать.

Она встала и села на подоконник, глянула в окно. Прямо на нее снизу смотрел какой-то всклокоченный старик. Неужели таких выпускают одних, без присмотра? Он нервно подрагивал, будто от холода, не сводил взгляда с окна и вдруг оскалился. Ада вздрогнула и отвернулась.

– А… Как ты тут? – быстро спросила она, чтобы брат не заметил. Он не любил, когда говорили о странных людях. Марк повел плечами и устало улыбнулся.

– По-прежнему. Сплю постоянно, потихоньку от врачей выплевываю таблетки. Если пью – вообще целыми днями дрыхну. Все жду, когда совсем овощем стану. Я стараюсь их прятать под язык, но иногда не получается.

– Ты лучше пей. Тогда поправишься, и тебя выпишут!

Ада осеклась, виновато посмотрела на Марка.

– Ты тоже думаешь, что я болен, да, Адель? – глухо спросил он.

Зашла мать, перевела взгляд с Адели на устало развалившегося в кресле Марка.

– Даша, опять брата достаешь?

– Все хорошо, мам. Никто никого не достает. – Марк поднялся. – Это все таблетки. Вы уже идете?

– Да, не будем тебе докучать, – кивнула мать. – Пошли, Дарья.

– Докучать, – передразнила ее Ада.

– Ты что-то сказала?

– Да так, ничего. Прости, Марк, ты знаешь, что я не…

– Все хорошо. – Он наклонился к Адели и шепнул: – Не забудь про контрабанду.

Легонько щелкнул ее по носу, махнул матери рукой и пошел в палату.

– Не забуду, – прошептала ему вслед Ада.

Мать снова убежала общаться с врачом и отослала дочку вниз, погулять. Ада спускалась и печально думала о том, что, похоже, никуда Марка они не заберут в ближайшие дни. Сколько времени ему тут еще торчать? Пока не станет как тот трясущийся старик? Аде иногда хотелось прямо спросить об этом врача, но было страшно. А вдруг правда до старости, вдруг разговоры о прогрессе – просто разговоры? Она передернула плечами. Нет, такого не будет. Марку уже стало лучше, и скоро его выпишут, иначе и быть не может.

Она вышла на улицу и побрела по заснеженной аллее вдоль отделения. Территория больницы была огромной: десяток корпусов, окруженных деревьями. Вот только людей здесь почти не встретишь. Пациенты появлялись только днем, посетители же старались побыстрее добежать до здания, а потом – еще быстрее – обратно к воротам.

Ада смахнула со скамейки снег и села. Тихо. Здесь всегда было безумно тихо. Будто ты не в Городе, а где-то далеко-далеко, в чаще леса или в горах. Здесь даже дышалось по-другому. Она грустно улыбнулась. Марку наверняка понравились бы горы. Они бы жили где-нибудь высоко, в маленьком охотничьем домике. Горел бы камин, и тихо играла музыка. Марк рисовал бы свои картины, а Ада… Ада бы танцевала.

Она усмехнулась. Никто, кроме, наверное, Марка, не знал о том, как она любит танцевать. Странное, не подходящее ей увлечение. Мать бы точно не одобрила. Но там же ее не будет?

Мать никогда не полезет в горы. Сочтет это нецелесообразным и глупым, так что жить они будут без нее. По вечерам смотреть на закат, а утром просыпаться с первым ветром. Он будет колыхать колокольчики у окна, и те – будить их своим звоном. Аде даже показалось, что она уже сейчас слышит тихое позвякивание. Все ближе и ближе, совсем рядом, в двух шагах.

Она открыла глаза. Конечно, она не была в горах – все так же сидела на обледенелой скамейке. Просто мимо пролетела темноволосая девушка, полы ее пальто развевались, придавая сходство с птицей, а браслеты на руках бренчали при каждом движении.

Ада резко повернулась в ее сторону. Это же та девушка из метро! Но что она здесь делает? Забыв о том, что должна ждать тут мать, Адель понеслась за незнакомкой.

Та уже была довольно далеко, только в воздухе еще чувствовался запах пряностей от ее духов. Ада старалась не упустить девушку из виду и внимательно следила за темной макушкой, выглядывающей то и дело из-за заснеженных кустов, на той стороне дороги.

– Куда ты там идешь?

Ада остановилась лишь через несколько шагов и обернулась. Мать стояла, скрестив руки на груди.

– Я же говорила тебе остаться на скамейке. Почему ты никогда, ну вот никогда меня не слушаешь? Что это за упрямство такое глупое, обязательно сделать все наперекор мне?

Адель огляделась в поисках девушки, но той уже нигде не было.

– Ты ее видела? – спросила она мать.

– Кого?

– Девушку. Темные длинные волосы, пальто, острые клыки.

– Клыки? Дарья, хватит нести чушь. Опять твои эти… странные люди. – Мать поджала губы и приложила ладонь ко лбу. – Как же я устала…

Ада виновато опустила глаза.

– Прости.

– «Прости» – и все? Ты хоть понимаешь, что мне не до твоих причуд? Тебе уже не десять лет, чтобы выдумывать всякие небылицы. Господи, скоро поступать, а она все об этих, – мать запнулась, – «странных» людях! Почему, интересно, никто, кроме тебя, их не замечает?

– Просто я внимательная, – буркнула Ада.

– А я, значит, нет? Ведь я не вижу твоих «людей», и меня это пугает, Дарья.

Адель открыла было рот, но сдержалась. Чужое имя резало слух. Она дернула головой и нахмурилась. Дарья. Вряд ли она когда-нибудь к этому привыкнет.

Мать искренне считала: придумывать имена – дело отца, что не мешало ей потом ссориться с ним из-за этого. «И зачем ты выпендрился?! – слышался приглушенный голос из кухни. Когда аргументы кончались, в ход шел последний: – Что за имя такое – Адель? Почему было не выбрать нормальное русское? Мария, Анастасия, Елизавета – сколько прекрасных имен существует, так нет же, ты выбрал это».

Ада сидела под дверью и боялась: вдруг мать скажет, что теперь надо переименовать, и она станет Машей? В детском садике их было три, и Аде совсем не хотелось становиться четвертой. Брат смеялся и говорил, что если ему имя не сменили, то ей тоже ничего не грозит.

Наверное, это был один из немногих случаев, когда он оказался неправ. Как только отец исчез, Ада превратилась в Дашу. Так стали звать ее все – мать, бабушка, воспитатели, а затем и учителя, одноклассники. Некоторые даже не догадывались, что в свидетельстве о рождении и паспорте написано совсем другое. Только брат упрямо продолжал звать ее Адель. Ну и еще она, наедине с собой.

Они добрались до офиса матери, где она оставила машину. Молча сели и в таком же молчании поехали. Возвращение домой выматывало сильнее всего: целых полтора часа по пятничным пробкам в одной машине с человеком, которого Ада уже давным-давно перестала понимать. Радио не включалось никогда, и они ехали в полной тишине.

Наконец показался родной двор, и мать пробурчала, что машину уже ставить негде. Весна только началась, и почти никто еще не уезжал на дачу.

– Вылезай, а я буду искать место, – скомандовала мать. Адель поспешно выскочила и уселась на оградку у дома. Проводила машину взглядом и устало прикрыла глаза. Как же все-таки это утомительно. Над головой послышалось какое-то копошение, и Ада подняла голову. С ветки спрыгнул воробей, скинув на нее ком снега.

– Ай! – Снег попал за шиворот, и Ада вскочила, пытаясь его вытряхнуть. Но куда там! Ледяные струйки потекли по спине. На крик обернулась маленькая старушка, недовольно покачала головой и вгляделась в лицо Ады, будто думая, не стоит ли обойти ее стороной. Адель улыбнулась пожилой женщине, и та вдруг поспешила к ней.