Вначале на стене, прямо над выемкой, вспыхнул маленький красный прямоугольник. Погорел, мигнул – и сменил цвет на желтый. Еще погорел, еще раз мигнул – и стал зеленым. Правда, тут же вновь зажегся желтый, потом снова зеленый, и огни эти мигали несколько раз. А затем на двери загорелось ярко-зеленое кольцо, осветившее пространство перед ней мертвенным, гнилушечным светом.
Дзинь-бом – этот негромкий и в общем-то мелодичный звук заставил Карину подпрыгнуть на месте, испуганно озираясь. Дверь вдруг с шелестом ушла в сторону. Не повернулась на петлях, как это обычно бывает, а словно утонула в стене. За дверью открылось помещение, но рассмотреть детали Карина не успела, потому что вспыхнул свет.
Позже она поняла, что был он неяркий, но в тот момент, когда глаза привыкли к разрываемому лишь светящимися стенами мраку, по ним как будто ударили кинжалом. Девушка едва удержалась от того, чтобы вскрикнуть, и закрыла глаза рукой, мгновенно ставшей мокрой от слез. Способность видеть вернулась к ней лишь через какое-то время, и это были не самые приятные моменты ее жизни, но все же в панику Карина не впала.
То, что она увидела, в другое время, наверное, повергло бы ее в шок или напугало, но не сейчас. В настоящий момент страх уже перешел последнюю черту и превратился в обыденность, на которую, по большому счету, не обращают внимания. Иначе как объяснить, что порог девушка переступила очень спокойно и обернулась только после того, как сзади раздался чавкающий звук. Она еще успела увидеть, как дверь скользнула на место, но свет, льющийся из десятков скрытых в потолке светильников, не погас, и потому вместо страха теперь она испытала любопытство. Теперь можно было посмотреть, что же она нашла.
А комната, кстати, была необычной. Необычным показалось уже то, что в ней не было пыли, совсем не было. Пол, покрытый черными плитами то ли из камня, то ли из чего-то очень на него похожего, сиял чистотой. А сами плиты были идеально квадратными и ровными, сбитыми между собой так плотно, что в щель, казалось, было невозможно просунуть даже кончик лезвия кинжала. Карина, не удержавшись, проверила это и убедилась, что права – и впрямь не просунуть. Плиты выглядели абсолютно гладкими, отражая не только свет, но и предметы, которые на них стояли. Прямо черный лед, да и только, но, в отличие ото льда, они не были скользкими. Почему, как – непонятно, однако поскользнуться на них было решительно невозможно, подошвы сапог будто прилипали к гладкой поверхности, обеспечивая надежное сцепление. Первые шаги Карина делала с превеликой осторожностью, но потом быстро привыкла и перестала обращать внимание на странности.
В отличие от пола стены комнаты были мертвенно-белыми и матовыми. И никаких щелей – ровная, гладкая поверхность, словно один кусок камня. Правда, камень не бывает таким однородным, да и на ощупь стены оказались совсем другими – теплыми и чуть пружинящими. Для каменного подземелья это как-то не слишком характерно, хотя здесь необычным было, пожалуй, все. Удивлял и высокий потолок. Некоторые участки, за которыми, собственно, и прятались светильники, были прозрачными, хотя между ними и остальным потолком стыков, опять же, не было.
А еще комната была большой. Три, а может и больше, человеческих роста в ширину, в длину же Карина определить ее размеры и вовсе не рискнула бы. Вдоль стен стояли непривычных очертаний, но все же вполне узнаваемые столы на металлических ножках, заваленные хламом непонятного назначения, какие-то шкафы, а в центре, еще на одном столе, в гордом одиночестве высился хрустальный саркофаг. А может, и не хрустальный, но ни из чего другого известного Карине его крышка быть сделана не могла. Свет отражался от прозрачной поверхности, а внутри… Внутри, что вполне ожидаемо для саркофага, лежал человек.
Осторожно подойдя к столу, на котором стоял хрустальный гроб, девушка внимательно посмотрела на незнакомца. Странный он был какой-то. В чем странность, Карина поняла лишь через несколько минут, в течение которых рассматривала неожиданную находку. Вроде бы человек как человек, худощавый, широкоплечий, темноволосый, в непривычного покроя черной одежде. Но непривычность одежды – ерунда, у купцов из дальних земель, что, случалось, приезжали в замок, можно было увидеть и более экстравагантные одеяния. А вот то, что человек этот не был тронут даже видимостью тлена, было необычно и невероятно. Сколько он тут пролежал? На памяти Карины никто сюда не спускался, а в замке, где только дворни больше ста человек, где болтливые служанки, вездесущие дети и мужики, которым вино развязывает язык не хуже королевского палача, скрыть что-либо невозможно. Даже когда отец Карины загулял с одной из служанок, вроде бы обставив все аккуратно и незаметно, все судачили об этом уже на следующий день, а герцогиня, женщина властная и решительная, устроила мужу такой скандал, что стекла в окнах тряслись. Не-ет, если бы хоть кто-то ходил по этой лестнице, Карина бы об этом знала. Стало быть, этот – труп – лежит здесь много лет. А ведь тепло! Карина помнила, как выглядели даже относительно «свежие» покойники, когда по весне, в половодье, размыло кладбище. Душераздирающее зрелище. Здесь же – ничего подобного, лежит, как живой.
Девушка осторожно обошла вокруг стола. Обнаружила выемку, подобную той, что была на двери, провела по ней рукой, однако реакции не последовало. Тайна – вот что это было. С большой буквы Тайна, которая в течение стольких лет была рядом, можно сказать, под боком. Эх, знать бы раньше… Сейчас же эта комната была лишь ее временным пристанищем, убежищем, в котором можно было отсидеться какое-то время, пока не начнут мучить голод и жажда. Кстати о голоде. В последний раз Карина ела за завтраком, штурм начался перед обедом, а когда враги прорвались в замок, уже начало смеркаться. Есть пока не хотелось, но, когда схлынет нервное напряжение, захочется обязательно. Девушка не обманывала себя, просидеть она сможет день, от силы два, хотя как их отличить – тот еще вопрос. Ну а потом все равно придется выйти, попытаться найти воду и хоть какую-то еду, иначе не останется сил.
Вздохнув, Карина села в стоящее возле одного из столов кресло. Оно было непривычного вида, но на удивление удобным, да еще и вдобавок на колесиках. Когда девушка села, а оно поехало, она едва удержалась от того, чтобы не завизжать, и, признаться, только вбитые с детства понятия о том, как должна вести себя истинная леди, позволили ей сдержать вначале испуганный вопль, а потом слова, которые девушке из приличной семьи и знать-то не положено. Однако шок быстро прошел, и к тому, что перемещаться можно не вставая, она привыкла моментально. Только вот куда перемещаться?
Так она и сидела, с ногами забравшись в кресло и впав в некое подобие оцепенения, что-то между сном и явью. После пережитого сегодня требовалось время, чтобы хоть немного прийти в себя. Увы, как это часто бывает, времени на это ей не дали.
Дверь отошла в сторону со знакомым уже шелестом. Карина моментально открыла глаза, обернулась… и снова еле сдержала крик. В дверях стоял рослый, обросший густой черной бородой так, что не было видно глаз, мужик в кольчуге и с мечом на поясе. Из-за его плеча скалились еще несколько рож столь же разбойного вида. И на всех были черно-красные плащи – цвета герцога Адамса, возглавившего нападение на их замок.
– Попалась, крошка, – угрюмо пробурчал здоровяк. – Ну что, иди сюда.
Карина в испуге дернулась, и кресло покатилось по полу в другой угол. Мужик, нимало не смущенный, заржал, в несколько быстрых шагов настиг девушку и схватил ее рукой за плечо. Пахнуло давно не мытым телом, пальцы были грязными настолько, что девушку передернуло. Товарищи мужика, зашедшие следом за ним в комнату, дружно заржали и принялись поучать его, что и как надо делать. Впрочем, мозг работал с невероятной четкостью, и потому девушка не испугалась – прекрасно знала, что вот прямо сейчас никто из них ничего ей не сделает. Зато потом…
Дверь закрылась со знакомым уже чавкающим звуком. Мужики обернулись, но никого закрывшаяся дверь не насторожила. Вместо этого они, продолжая гоготать, шли к Карине, и ни один из них не видел, что творится у них за спиной. Зато она видела, и это заставило ее забыть и про испуг, и про отвращение, потому что крышка саркофага медленно поднялась.
