7 июля, 2010 г., 23:45

Перегон был длинным и муторным. Поезд «Euronight» плавно бежал по рельсам. За окном проносились мглистые строения, пустые остановочные платформы, озаренные фонарями. Анджей Раковский – 35-летний темно-русый мужчина с подтянутой фигурой – украдкой посматривал на часы. Скоро полночь. Полтора часа назад прошли Познань, Вжесню. Уже без малого пятьдесят минут экспресс «Берлин – Варшава» несся по просторам центральной Польши, не делая остановок. Нервы натянулись до предела. Вагон шел полупустым. Изредка мимо купе проходил стюард, пару минут назад промелькнули двое мужчин, переговариваясь утробными голосами. Расписание было чертовски неудобным – поезд прибывал на станцию «Варшава Центральная» в два часа ночи. Но выбирать не приходилось – учитывая безумные события, приключившиеся в Берлине…

Он опять машинально уставился на стрелки циферблата. Они и не думали шевелиться! Минут через двадцать будет Кутно, там остановка на четверть часа, и прямой пролет до Варшавы – сто двадцать километровых столбов… Анджей сидел на сравнительно мягкой полке. Сумка с загадочным предметом покоилась рядом – между ним и окном. От сумки исходили отрицательные вибрации, именно она служила причиной изматывающего страха. Всякий раз, когда он прикасался к ней, волосы на затылке вставали торчком и по коже пробегала противная дрожь. Чертовщина какая-то. Он сегодня точно не герой. Угораздило же влезть в такую скверную историю…

Анджей перехватил заинтересованный взгляд соседа по двухместному купе. Пассажир сел в Познани, взамен выбывшей матроны Магды Саповски, всю дорогу развлекавшей Анджея рассказами о том, как она отдыхала на Люцернском озере и сколько килограммов при этом сбросила. Тип, ее сменивший, тоже не отличался молчаливостью. Грузный, представительный. Хитровато поблескивали масленые глазки. Он утирал платком потеющие залысины и неумолчно ворковал. Представился паном Кажимежом Замойским, директором варшавского турагентства «Раффлезия». В Познань ездил по делам, торопится домой. Этому типу было невдомек, что у мрачного парня, сидящего напротив, отсутствует желание общаться. Ах, вы возвращаетесь из Берлина, пан Анджей? Какая прелесть, а в нашем агентстве как раз имеется содержательный тур по германской столице, включающий посещение Бранденбургских ворот и обломков той самой стены, что когда-то отделила Германию от Германии… А кем вы работаете? Вы художник? Не может быть, неужели в наше время существует такая профессия? Надо будет обязательно посмотреть про вас в Интернете… Ах, вы в свободные от хобби часы преподаете станковую живопись в Варшавской академии художеств, а сейчас находитесь в отпуске? А какой факультет, если не секрет? Замечательно, факультет живописи, как это мило. Ну, конечно, вы же сказали про станковую живопись. Она не имеет какого-то отношения к станковому пулемету, ха-ха?.. Кстати, примите поздравления, для человека, поднимающего только кисти, вы неплохо сложены… Замойский смеялся, давая понять, что он всего лишь шутит, но у Анджея абсолютно не было желания ему поддакивать. Вот уже несколько минут сосед молчал – видно, сообразил, что он тут лишний. Но все равно подозрительно, с хитринкой поглядывал на соседа, а когда тот убедился, что сумка по-прежнему при нем, отметил это, удивленно приподняв брови.

Да плевать, что этот тип о нем думает! Какое ему дело, что везет сосед? Наркотики, злато-серебро, оружие, стопку контрабандных гравюр Дюрера. Замойский – обычный пассажир, не подсадная утка. Он должен успокоиться, излишне он сегодня перегружен эмоциями… Но спокойствие не приходило. Поезд размеренно катил по едва заселенной местности (неужели трудно ехать быстрее?), страх не унимался, да еще этот любопытствующий взгляд… Анджей должен был пройтись. В коридор, в туалет, куда угодно. Он начал выбираться из-за столика. Машинально зацепил лямку сумки, повесил ее на плечо и под удивленным взглядом Замойского вывалился в проход.

Пару минут он стоял, прислонившись к поручню, смотрел на мелькающие фонари. От сумки исходило невнятное ЗЛО – он чувствовал его каждой клеточкой. В картонной коробке от французского коньяка притаился изощренный черт. Он, злобно хихикая, наматывал его нервы на кулак… Хлопнула дверь в конце вагона. Он вздрогнул. Раздались приглушенные голоса, но из тамбура, где отсутствовало освещение, никто не выходил. Он ненавидел себя за эту слабость! Что случилось? Почему этот страх сильнее его? Он оторвался от поручня и зашагал в противоположном направлении. Санузел был пуст – слава Иисусу! Анджей облегченно вздохнул, заперся, взгромоздил сумку на рукомойник и с ненавистью на нее воззрился. От багажа продолжало исходить невнятное, но ощутимое ЗЛО. Нормальный мужчина под его воздействием превращался в половую тряпку. Да пошло оно! Он стащил сумку с рукомойника, бросил под ноги и затолкал ногой глубоко под раковину. Страх стал пропадать. Он приложил ухо к двери. В коридоре и в тамбуре было тихо. Угнетающая какая-то тишина. Пся крев! И что теперь, сидеть в туалете до Варшавы? А как насчет самоуважения?

Эта скверная история началась девять часов назад. Варшавский живописец Анджей Раковский действительно находился в отпуске. Весь июль был в его распоряжении. Девятого числа позвонил приятель Матеуш Рикс из Берлина – тоже увлекался рисунком, преподавал в Берлинском университете искусств – приглашал на камерную выставку современной живописи, проходящую в Берлинской академии художеств на Парижской площади. Мол, событие только для избранных. Обещал добыть билет – и вообще, почему бы не встретиться двум приятелям, разделенным хоть условной, но границей? К современному искусству Анджей относился со скепсисом, но почему бы не съездить в Берлин на пару дней? Выставку «живописи» он с трудом вынес, но в остальном все было на уровне. «Отлично провели время, приятель, – икая с похмелья, поведал Матеуш. – Носились, понимаешь, от бара к бару, как Гарри Поттер на метле», – и помчался в Шпандау к своей жене, имеющей касательно мужа резонные подозрения. Перед отбытием на родину Анджей не удержался от соблазна еще раз посетить Парижскую площадь, пройтись по залам, сохранившимся еще со времен Прусской академии, ознакомился с пассажем резиденции богемы, поглазел на собрание бесспорной гениальной классики. Именно здесь, во дворце Арнима, принадлежавшем когда-то графу Арнима-Бойценбургу, он и испытал первые признаки беспокойства. Такое ощущение, что за ним украдкой наблюдали. Ощущение назойливое, на грани паранойи. Поезд с вокзала Остбанхоф уходил в 17:55 (прибытие в Варшаву – в полночь), он заторопился на вокзал. Но не успел удалиться с перегруженной туристами Парижской площади, как в кармане зазвонил телефон. Хотелось надеяться, что приятель Матеуш к этому безобразию не имел никакого отношения. А если имел, то когда-нибудь он поплатится!

– Пан Раковский? – пожилой незнакомый мужчина неплохо владел польским языком. Голос звучал размеренно, тихо и настойчиво. – Нам очень жаль, что вас побеспокоили, но рекомендую выслушать. Выйдите, пожалуйста, из толпы, ее гомон мешает нам понимать друг друга…

Его определенно с кем-то спутали. Или нет? Анджей Раковский, житель города Варшавы, адрес такой-то, прибыл в Берлин, гм, по делам по приглашению некоего Матеуша Рикса… Озадаченному живописцу предлагалось немедленно сесть в такси и навестить в восточном районе Марцан микрорайон Каулсдорф, дом по адресу Остенштрассе, 19. Номер квартиры прилагался. Инструкции простейшие – забрать то, что ему передадут, положить к себе в сумку – да, именно в эту, темно-синюю, с кожаной нашивкой под молнией – и привезти в Варшаву. В Варшаве груз заберут…

– Вы издеваетесь, милейший? – проворчал Анджей и отключил связь. Что за сумасшедший? Абонент перезвонил через шесть секунд и мягко пожурил:

– Больше так не делайте, пан Раковский. Вам же не нужны неприятности? Вы хорошо запомнили адрес? – абонент еще раз повторил координаты. – Положите груз в сумку и доставьте в Варшаву. К вам подойдет человек, осведомится, не вы ли привезли ему бутылочку доброго французского «Готье», – и вы ему смело передадите груз. Вам нечего переживать, – собеседник усмехнулся, давая понять, что не обделен чувством юмора. – Это всего лишь французский коньяк, а не французский поцелуй, пан Раковский. Вес посылки не больше двух килограммов. Это не оружие, не наркотики, не другая запрещенная к перевозке вещь. Таможенники во Франкфурте-на-Одере ваш багаж осматривать не будут – совершенно точно. Удачи, пан Раковский. Да, забыл сказать. Первое: ваши безопасность и покой гарантируются. Вы проживете долгую и счастливую жизнь. На вашем счету в банке «Миллениум» завтра или послезавтра с удобством разместятся двадцать тысяч евро. Они же не лишние в вашем создавшемся положении?