Наиболее просвещенные византийцы ясно осознавали проблемы расслоения общества, на котором базировалась социальная иерархия. Это доказывают как изменения, внесенные императорами в X веке в законодательство для защиты мелких земледельческих хозяйств, так и выступления самого знаменитого интеллектуала XI века Михаила Пселла против предоставления людям, происходившим из верхушки средних слоев населения, возможности получать чины и титулы и даже попадать в Сенат. В течение XI века «рыночная буржуазия», находившаяся на подъеме, тем или иным способом стремилась добиться почестей и власти. Реакция на это явление Пселла, почти бессменного фаворита власти, весьма любопытна, поскольку сам он не был выходцем из высшей аристократии. В отличие от своего друга Иоанна Ксифиллина, который впоследствии стал патриархом Константинополя, ему пришлось довольствоваться громким, но бесполезным титулом консула философов. Он всем был обязан только своему несомненному таланту, поэтому его презрение к «тем, кто из толпы», то есть стоящим ниже него, кажется особенно поразительным.

Придя к власти в 1081 году, Комнины начали бороться против тех торговцев, которые проникли в ряды высшей аристократии, но одновременно, имея сильную потребность во флоте, они предоставляли преимущества венецианцам, что вскоре привело к разорению византийских торговцев и помешало империи извлечь дополнительную выгоду из экономического подъема XII века. В то время, когда города Италии обновляли свою социальную базу, империя полагалась на самую традиционную аристократию и от этого уже никогда не могла отказаться.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНСТИТУТЫ И ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ВЛАСТИ

ИМПЕРАТОР

Титул, который император носил до последних дней, недвусмысленно определял его как римского императора. В этом наблюдалось определенное согласие: султанат, созданный турками в Малой Азии, назывался Румаам султанатом, а империя, которую венецианцы основали на развалинах империи, разрушенной с их помощью в 1204 году, называлась Ро- мания (Латинская империя. — Примеч. ред.). Византийский император многое унаследовал от римского титула: он являлся временным руководителем магистратуры, которой он теоретически управлял ради общего блага. Отсюда важная роль благотворительности и трудность создания династической системы, а также сохранения самостоятельности народа. Процедура восшествия на престол была строго регламентирована: сначала провозглашение императора армией, главой которой он являлся, с подниманием его на щите, и народное приветствие — чаще всего жителей Константинополя, собранных на Ипподроме; затем ратификация Сенатом, хотя и формальная, но тоже происходившая на Ипподроме, где, находясь в своей ложе-кафисме, император в окружении сенаторов принимал приветствия народа.

К римскому наследству добавились христианские традиции. Рассмотрим титул императора таким, каким он фигурирует в архивных документах и даже иногда в надписях, а также на мозаиках с изображениями императора. Примером могут служить хоры храма Святой Софии, на мозаике которых изображена Зоя, дочь Константина VIII, и ее последний супруг, Константин IX Мономах (1042—

Византийский император и его слуга. Иллюстрация XIX в.

1055 гг.); там можно прочитать: «Константин, во Христе Боге, самодержец, верный василевс ромеев Мономах». Здесь в императорском титуловании выражено противоречивое утверждение самодостаточности абсолютной власти (самодержец) и в то же время ее религиозного характера.

31 октября 802 года Никифор, принципал, ответственный за финансы, сверг с престола Ирину,

которая, приказав ослепить своего сына, захватила трон (она была первой женщиной, носившей титул василевса) и вела разорительную финансовую политику. Мы имеем рассказ об этой узурпации хрониста Феофана, горячего сторонника Ирины, который в других документах описывал Никифора I как тирана, хотя и не оспаривал законности его власти. Он описывает Никифора, наносящего визит Ирине, находившейся в заключении. Но Феофан вложил в уста Ирине слова, которые она, скорее всего, никогда не произносила: вероятно, они выражали концепцию самого Феофана, человека из аристократической семьи, разделявшей эту идеологию:

Я полагаю, что именно Бог вознес меня к власти из сироты, которой я была. Бог посадил меня, недостой ную, на трон; я приписываю свое падение только себе и своим грехам. Пусть имя Господа будет всячес ки про славлено, - восклицала она, - имя Того, Кто один только является Царем царей, Господином над господами. Что касается твоего возвышения, то полагаю, что все произо шло по воле Бога, ибо ничто не может произойти без Его желания. Ты не знаешь о предупр еждениях, которые мне часто делались против тебя, когда я носила знаки до стоинства, отныне ставшие твоими. Жизнь доказала, что предупреждения имели под собой основания, и если бы я им последовала, я должна была бы осудить тебя на смерть. Но я поверила тво им клятвам, а с другой сто роны, я напрасно думала, что, щадя тебя, я сделала бы много добра людям. В действительности я вложила в руки Бога оружие против себя самой, - Бога, именем Ко торого правят императоры, который один располагает властью над землей. И теперь я вижу в тебе божествен ного избранника, и я падаю ниц перед тобой, как перед императором.

, Византия

Таким образом, император — «ожественный избранник». Это выражает концепцию отношений между Божественным и земным. В империи земной город, где живут люди, является всего лишь подобием Царства Небесного. Как в раю есть только один Бог, так и в земном городе — только один император, и он в буквальном смысле является наместником Бога на земле. Из этого вытекает все функционирование политического строя, все отношения между политикой и религией в империи. Любое разделение политической и религиозной власти немыслимо; когда папство после григорианской реформы требовало свободу церкви, оно оперировало понятием, которое не имело смысла для византийцев, впрочем, не в большей степени, чем для большинства принцев и западного высшего духовенства. Естественно, не было никаких препятствий к тому, чтобы император созывал и возглавлял церковные соборы и чтобы он практически самостоятельно выбирал патриарха, ни для того, чтобы его представители постоянно находились в патриаршем Синоде, а императорская власть активно влияла на назначение епископов.

Из речи, приписываемой Ирине, можно понять: именно Бог выбирает своего наместника, и именно Он убирает его, если тот перестал Ему нравиться. Таким образом, успешный захват власти выражает намерение Бога. Вот почему 31 октября 802 года патриарх Тарасий, святой человек, если можно так сказать, а также бывший высокопоставленный чиновник императорской администрации, последователь этой идеологии, человек, который в 784 году был поставлен на свою должность благодаря Ирине, тогда еще регентше при сыне Константине VI, и работал с нею над восстановлением почитания икон на Втором церковном соборе в Никее (787 г.), ни на

мгновение не сомневался в том, что вполне законно короновать Никифора в Святой Софии на следующее утро после государственного переворота.

Действительно, согласно римским представлениям одобрение армии, народа и Сената лишь дополняли коронацию, осуществленную патриархом в Святой Софии. Итак, Тарасий приступил к коронации, приняв исповедание веры у нового императора — теоретически для того, чтобы убедиться в его православии. В 457 году Лев I стал первым императором, которого венчал на царство патриарх. Это было первое воцарение после признания патриархата Константинополя Халкидонским церковным собором в 451 году. В самом конце существования империи, при Палеологах, в эпоху, когда ощущалось сильное латинское влияние, появилось коронование, но оно не смогло полностью вытеснить процедуру признания императора.