Литмир - Электронная Библиотека

Такую морду, или вершу Роман изготовил на второй день путешествия, прямо на ходу. Осталось придумать причину, по какой рыба должна в неё заплывать. Земные рыболовы набивают сосновую шишку хлебным мякишем, но у Ромы с хлебом напряжёнка. Пришлось напрягать мозг под девизом «почувствуй себя рыбой». На привале наварил корней лопуха и аира, размял в кашу. Мелко нарубил дождевых червей, добавил цветочной пыльцы, смешал с остальной массой. Получившуюся смесь натолкал в раскрывшуюся шишку, шишку забросил в ловушку, а ловушку вечером установил в камышах, там, где в их зарослях остался просвет, ведущий в одну из стариц. Приткнул лодку к мели посреди реки, и уснул под плеск воды и утиное кряканье. Утром вытащил из ила вёсла, удерживавшие корму на месте, столкнулся с мели и стал выгребать к своей верше. Ого! Столько рыбы в одном месте Роман ещё не видел. Затаскивая ловушку, чуть не опрокинул лодку. Высыпав рыбу на дно, старательно выбрал из трепыхающейся массы и выбросил в реку всю рыбу меньше локтя длиной, и всё равно осталось много. Понял, что сегодня уже никуда не поплывёт, и направил лодку к берегу, стараясь выбрать место, где растёт много ольхи.

Чистить окуней ещё та морока. Но пару штук Рома обработал довольно быстро. Порезал на куски, и почти до верха наполнил ими свой походный котелок. Залил чистой водичкой из небольшого родничка и поставил на очаг, поддерживая махонький огонёк, лишь бы варево чуть-чуть булькало. Выкопал в береговом откосе печурку, нажёг углей. Пока прогорали дрова, выпотрошил ещё несколько рыб, не сдирая чешуи. Слегка присолив тушки изнутри, щедро обмазал их полужидкой глиной, завернул в лопухи, уложил на угли и засыпал сухим песком. Сверху снова развёл огонь. Нашёл целую плантацию черемши, нарвал большой пук и вернулся к лодке. Снял с огня котелок, слил юшку в миску и начал жадно хлебать, дуя в ложку, щурясь от удовольствия, прикусывая от зажатого в левой руке пучка зелени. Доел, прямо из миски выпил остатки, вытер пот со лба и после этого не торопясь, аккуратно выбирая косточки из разварившейся рыбьей плоти, начал поедать окуней.

Процесс чревоугодия был прерван непонятной вознёй в ближних кустах. Шишагов и сам не заметил, как оказался на берегу в боевой стойке. В полусогнутой правой руке прямым хватом зажат нож, в левой, отведённой чуть назад, тесак — обратным. Шум повторился, и из раздвинувшихся веток на Романа уставились два ярко-голубых глаза. Лохматый зверёныш потянул носом воздух, и решительно направился к источнику вкусного запаха, не обращая на человека никакого внимания. Одно ухо порвано, на спине дымчато-серая шерсть в нескольких местах слиплась от засохшей крови. Лапы заплетаются, но этот комок шерсти сосредоточенно топает к котелку с рыбой. Лодочный борт оказался для него неодолимой преградой. Лапы не держали зверёныша, он срывался, падал на спину, но упорно вставал и опять пытался добраться до еды. Разгневанная мамаша, визита которой ждал Шишагов, всё никак не появлялась. Роман осторожно осмотрел заросли — никого. Вернулся к лодке, подхватил зверя под живот, и посадил в лодку. Выбрал кости из самого большого куска рыбы и, отщипывая, стал кормить нежданного гостя. Тот, не смущаясь, брал пищу из рук и глотал, практически не жуя. Кусок рыбы умял, и вякнул, требуя добавки.

— Обойдёшься — проворчал Шишагов — Сначала это перевари.

Собеседник недовольно зашипел в ответ, развернулся и полез дальше в лодку. Добрёл до лежащей на дне рыбы и вцепился в голову ближайшей. Живая рыбина дёрнулась, но зверёнок только крепче сжал зубы и обхватил добычу лапами.

— Ну ты нахал! — Рома отобрал рыбу, снова подхватил детёныша под живот и посадил к себе на колени.

— Нельзя тебе пока добавки, откуда я знаю, как долго ты нежравши по кустам лазил?

Он осмотрел пострадавшее ухо, осторожно раздвинул мягкую шерсть, разглядел начавшие заживать ранки на плечах и спине. Нагноения не нашёл, уже хорошо. Похоже, его нового знакомца кто-то пытался достать из укрытия лапой с очень серьёзными когтями. Роман никак не мог понять, чьё дитя лежит у него на коленях, пытаясь поймать руку передними лапами. Размерами и пропорциями зверек похож на взрослого фокстерьера, только лапы длиннее, широкие, с мягкими подушечками. Когти втягиваются, но не полностью. Куцый хвост, с другой стороны — крупная круглая голова, на кончиках треугольных ушек намёк на кисточки. Мордашка почти кошачья, но чем-то отличается. Челюсти массивнее, череп крупнее? Может быть. Теперь Ромину руку поймали и передние, и задние лапы. Найдёныш ласково урчал, пытаясь прихватить молочными полупрозрачными клыками за пальцы. Роман ласково почесал голое пузечко.

— А это что у нас? — раздвинул он задние лапы — О, да ты девка, оказывается! Смелая, наглая, бесстыжая деваха. Ты мне нравишься, мелкая. Будешь Машкой. Поедешь со мной?

Будто понимая, о чём его спрашивают, зверёк лизнул человеку руку. Через пару минут поевший и угревшийся детёныш уснул, и Роман, уложив его на тёплую шкуру, продолжил заниматься своими делами. Выкопал из углей запечённые в глине рыбьи тушки, и стал потрошить оставшуюся рыбу, стараясь не шуметь. Мелкая спала, свернувшись клубком, изредка подёргивая лапами и ушами. Роман то и дело отрывался от работы, чтобы посмотреть на лохматое чудо.

Через час — полтора малышка проснулась, подошла к борту, и требовательно мяукнула. Роман помог ей перебраться через борт. Когда лохматая девочка сделала свои дела и вернулась, вывалил перед ней кучку рыбьих молок и набитых икрой ястыков.

Оставил самую маленькую рыбу сырой — для Машки, остальную подвесил на связанном из жердей каркасе над дымоходом земляной печи. Обтянул конструкцию куском кожи, превратив в подобие дымохода. И стал на горячие угли подбрасывать влажную ольховую стружку. Наевшаяся Машка приковыляла к нему и улеглась рядом, привалившись тёплым бочком к бедру.

Роман увлёкся процессом получения дыма, добавлял стружек и щепы, следил, чтобы топливо тлело, а не горело открытым огнем, и перестал следить за окружающим пространством. Только когда найдёныш зашипел, прижавшись к ноге, соизволил оглянуться.

— Так вот ты какой, северный олень! — процедил сквозь зубы Роман — Вот и верь всяким киплингам после этого. Вы ведь с ним одной крови, да, мелкая?

У кустов, из которых не так давно вылезла Машка, стоял тот, чьи когти оставили отметины на её шкурке. Стоял неподвижно, не обращая на человека ни малейшего внимания, уставившись на детёныша жёлтыми гляделками. Больше всего он был похож на рысь, над которой долго экспериментировали всякие генетики. Скрещивая со львом. От последнего зверю достались размер, короткая грива и мощные челюсти. Над гривкой торчат треугольные уши с кисточками, шерсть стального оттенка с тёмными пятнами, короткий толстый хвост дергается из стороны в сторону. Могучие длинные лапы скорее рысьи, с поправкой на разницу в размерах. Опасный противник.

Маха отчаянно боится, но гнёт спину, скалит зубы и пытается рычать, собираясь дорого продавать свою маленькую жизнь.

— Что, Машка, в вашем прайде сменился папик, и решил обойтись без усыновления сирот? Будешь жить, мелкая, я так хочу.

Роман встал, проваливаясь в боевой режим, и в качестве вызова швырнул под ноги новому повелителю камышовых джунглей горящую головню. Машкин отчим попятился и зарычал. Вроде негромко, но у Романа волосы на затылке зашевелились. В ответ человек молча шагнул вперёд, закрывая собой детёныша и чуть разводя в стороны руки с оружием. Оба замерли, уставившись в глаза друг другу.

«Молодой. Крупный, сильный, но совсем молодой ещё. Драка с Машкиным папой была утром и далась нелегко, правую переднюю лапу бережёт. «Уходи, Серый. Я не хочу драки, но девку убить не дам, моя добыча». И Роман снова на полшага сместился вправо, закрывая собой выглядывающего из-за сапога детёныша. Остатки прошлогодней травы вокруг брошенной Романом головни начали разгораться. Роман качнул отполированной плоскостью ножа, пустил противнику в морду солнечный зайчик. Хищник не рискнул напасть. Он ещё раз зарычал, и отступил в кусты. Шишагов попятился, и, не поворачиваясь к зарослям спиной, отступил к лодке, по дороге подхватив Машку на руки. Ударом тесака перерубил чалку, задницей оттолкнул долблёнку от берега, забросил в неё звереныша и только потом запрыгнул на борт сам. Подхватил шест, и в несколько толчков вывел лодку на глубину. Холодный пот струйкой стекал по спине. Кровь — по кисти правой руки, клыки у Махи молочные, но не маленькие, когда с земли поднимал, хватанула на совесть. На берегу удалялась импровизированная коптильня и вместе с ней принесенный из дальнего далека на собственном горбу кусок выделанной кожи.

20
{"b":"202980","o":1}